— Я ухожу. Можешь делать здесь все, что хочешь.
Нужно было поскорее одеться. Она нуждалась в защите. Ради собственного спокойствия Одри требовалось поставить между ними какой-нибудь барьер. Лучше всего дверь с крепким замком и засовом. Но за неимением лучшего сойдут и рубашка с шортами.
Грегори насмешливо улыбнулся и отпустил ее. Никогда в жизни Одри не одевалась быстрее. Она наскоро вытерлась, натянула одежду и пулей выскочила из ванной.
Придя на кухню, Одри начала класть в посудомоечную машину тарелки и столовые приборы. Все это время ее мозг лихорадочно работал. Она злилась на себя за то, что позволила чувствам одержать верх над разумом. До сих пор секс не имел для нее особого значения; что же случилось? Ответ был пугающе ясен. Она никогда не встречала мужчину, который сумел бы воспламенить ее так же, как это делал Грегори.
Совместное владение плантацией угрожало обернуться катастрофой. Это не сведет их — наоборот, окончательно оттолкнет друг от друга.
Я тоскую по его телу, но самого Грегори не люблю, мысленно заметила она. Боже, как глупо...
А сегодня вечером ей предстоит свидание с Дирком! При одной мысли об этом Одри затошнило. Разве можно скрыть от него то, что произошло между ней и Грегори? Да это у нее на лбу написано.
Ее не оставляло ощущение его близости. Чувства пришли в смятение. Если бы он вошел на кухню, Одри швырнула бы в него тарелкой, но факт остался бы фактом: причиной этого смятения был именно он.
Грегори действительно появился на кухне. Тарелка и его голова остались целы. Но она заявила ему, что все равно пойдет на свидание к Дирку. Сначала Грегори не поверил своим ушам, а потом не на шутку разозлился.
— Не верю. Я думал... Ладно, это не имеет значения. — Он потер ладонью затылок и уставился на Одри. — Ладно, ступай. Желаю хорошо провести время. Можешь забыть, что некоторое время назад ты занималась со мной любовью. Только ничего не говори Дирку, когда займешься любовью с ним.
У Одри покраснели не только щеки, но и шея.
— Твоя реплика неуместна.
— В самом деле? — Он поднял брови. — Если бы наши отношения что-то для тебя значили, ты отменила бы это свидание.
— Ты прав. Я не отменяю его именно потому, что это ничего не значит. Признаю, секс доставил мне удовольствие, но это всего лишь секс. Я не люблю тебя. С этим покончено. Покончено навсегда.
— Ты любишь Дирка?
Грегори молил небеса, чтобы этого не было, иначе его задача сильно осложнилась бы. Он хотел, чтобы Одри снова полюбила его. Он сделал бы для достижения своей цели все, что в его силах. Но если она любит другого...
— Мои чувства к Дирку тебя не касаются.
— Но ты позволишь ему переспать с тобой?
— И это тоже не твое дело.
— Нет, мое, черт побери! — яростно воскликнул Грегори. — Я не хочу, чтобы тебе причинили вред!
Глаза Одри вспыхнули.
— Кто бы говорил!
Боже, какие глаза! Красивые, широко расставленные, чуть раскосые, а цвет... Цвет постоянно меняется и приобретает тысячу оттенков — от бледно-топазового до темно-изумрудного. Эти глаза гипнотизировали его. Когда в день первого знакомства они сидели, разговаривали и узнавали друг друга, Грегори смотрел в эти глаза не отрываясь. Они буквально заворожили его.
Сейчас происходило то же самое. Он мог смотреть в них бесконечно. И тогда, когда эти глаза полыхали от гнева, как сейчас, и тогда, когда они были нежными и полными страсти, как в минуту близости. Глаза — лучшее украшение Одри. Впрочем, все остальное не хуже. Она казалась ему совершенством во всех отношениях, и Грегори нещадно ругал себя за то, что позволил ей уйти.
Ему хотелось сказать, что он совершил ошибку, что должен был поверить ей, а не Кларенсу, но момент не годился для подобных признаний. Не признаваться же в этом сейчас, когда она собирается на свидание к другому...
Когда Одри ушла, Грегори не находил себе места — его пожирала ревность. Он пытался читать, смотреть телевизор, но ничто не помогало. Наконец он сел на галерее и стал ждать Одри, вновь и вновь оживляя в памяти происшедшее между ними.
Когда она пылко ответила на его поцелуй, Грегори не мог поверить своему счастью. Сбылось все, о чем он мечтал все эти годы. Она осталась той же страстной любовницей, которой была раньше. Он надеялся — нет, чувствовал, — что это может стать началом их новой совместной жизни.
Когда Одри заявила, что происшедшее между ними для нее ничего не значит, что это всего лишь чистый секс, Грегори показалось, что ему вонзили нож в сердце. Он не мог поверить, что она способна вести себя подобным образом и при этом яростно отрицать наличие эмоциональной близости. Одри не из тех женщин, которые способны наслаждаться сексом ради секса. Она всегда говорила, что верит в Любовь с большой буквы. Грегори очень нравились ее старомодные романтические представления. Одри говорила, что не приемлет так называемую свободную любовь. Не считает, что следует ложиться в постель чуть ли не с первым встречным.
Почему она занималась любовью с этим буром? И любит ли она Дирка? Грегори сам видел, как они вышли из спальни и даже не покраснели при этом. Что происходит?
По расчетам Грегори, Одри уже давно следовало вернуться. Почему они задержались?
Приближалась полночь. Звезды сверкали на небе как алмазная россыпь. Лягушки все еще квакали, ухала сова, где-то вдалеке ржала лошадь, но звука мотора слышно не было.
Он встал и начал расхаживать по галерее, раз за разом обходя дом, словно привидение. Повсюду выключил свет и начал прислушиваться к малейшему звуку. Но услышал негромкое урчание двигателя лишь в четверть второго.
Грегори сел на место и начал ждать. Через несколько минут под шинами захрустел гравий. Машина медленно подъехала к дому и неслышно остановилась. Густая крона прикрывала Грегори от света фар. Он раздул ноздри и гневно фыркнул.
Когда дверь открылась и внутри автомобиля зажглась лампочка, он увидел, что Одри нагнулась и чмокнула Дирка в щеку. Однако тому этого было мало. Он обхватил рукой ее шею и поцеловал в губы. А она не отстранилась.
У Грегори заныло внутри. Хотелось подойти и съездить Ван Химсту по физиономии, но осторожность победила. Они вернулись так поздно, потому что из ресторана приехали в дом Дирка, а этот поцелуй знаменовал собой окончание бурно проведенного вечера, невольно подумал Грегори.
У него потемнело в глазах от злости. Сидеть на галерее не имело смысла. Он незаметно пробрался в дом и, когда Одри наконец заперла за собой дверь, закрылся у себя в спальне.
Грегори сделал несколько глубоких вдохов, сказал себе, что это не его дело, но все оказалось тщетно. Он знал, что не сможет уснуть, если не поговорит с Одри и не узнает, что произошло. Но станет ли она отвечать? Нет, ни к чему хорошему это не приведет.
Мысль была здравая, и все же Грегори едва сдерживался. Желание войти в ее спальню и потребовать подробного отчета стало почти нестерпимым. Сна не было ни в одном глазу. Ничего, настанет утро, и он задаст Одри вопросы, которые вертятся у него на языке...
Еще никогда ночь не казалась ему такой длинной. Когда наступил рассвет, Грегори принял душ, надел белые хлопчатобумажные брюки, голубую рубашку с короткими рукавами и пошел на кухню.
Одри успела появиться там раньше. Он удивился: ведь не было слышно никаких шагов. Она сидела в ночной рубашке и держала в ладонях кружку с кофе. Грегори незаметно следил за ней несколько секунд. Одри казалась усталой и ничем не напоминала человека, который провел приятный вечер, а потом уснул сном праведника.
— Что-то ты рано встал, — сказала она, подняв воспаленные глаза.
— И ты тоже. Интересно, как ты провела время, если после этого не смогла уснуть? — Говорить так не следовало, не следовало вообще намекать на вчерашний вечер. По крайней мере, в данный момент. Она тут же ощетинилась.
— Прекрасно. Кухня в ресторане у Богардта великолепная.
— А компания? — Грегори все еще не мог справиться с собой.