Неужели он все-таки решил остаться с ней?

— Это была моя комната, — не моргнув глазом, откликнулся Калеб. — Моя и моего брата.

— А где же будет спать он?

— Понятия не имею. Он уехал, когда мне было десять лет.

Она, остановившись в центре потертого бежевого ковра, разглядывала небольшую, обшитую деревянными панелями комнату. Голые стены. На одной полке в беспорядке теснятся многочисленные книги. Никаких картин. Вообще никаких украшений. Только несколько блестящих статуэток с лавровыми венками в руках да парочка фотографий над письменным столом. В неулыбчивых молодых мужчинах, которые напряженно глядели в объектив, сразу же угадывалась спортивная команда, а мальчик с грудным ребенком на руках — это, несомненно, сам Калеб с Люси. Стоявший позади них юноша выглядел на несколько лет старше.

— Это твой брат?

Калеб сунул большие пальцы в задние карманы джинсов.

— Да.

Маргред наклонилась, чтобы вглядеться в снимок повнимательнее. Что-то в этих бездонных, задумчивых черных глазах, растрепанной темной шевелюре, мрачно опущенных уголках губ показалось ей смутно знакомым…

Сердце ее учащенно забилось. Этого не может быть… Не может? Может. И еще как.

Нет!

— Как его зовут? — спросила она, заранее зная ответ.

В глубине души, не отдавая себе отчета, она уже знала, что услышит.

— Дилан.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Калеб наблюдал за Люси, суетившейся на кухне. Он был одновременно и тронут, и изумлен поистине материнской заботой, которой она стремилась окружить его. Как будто им снова было четыре и четырнадцать лет от роду и она пригласила его на игрушечное чаепитие со своим плюшевым мишкой.

— Лед. — Она бросила пластиковый пакет на стол перед ним. — Для твоей ноги.

— С моей ногой все в порядке, — солгал он, но потом все же пристроил лед на колено.

— Чай? — Она продолжала настойчиво ухаживать за ним, держа в руках закипевший чайник.

Калебу же отчаянно нужен был кофе. Или шотландское виски.

Но ему предстояла долгая ночь, к тому же он никогда не пил в присутствии сестры. В ее глазах он хотел выглядеть не таким, как его отец.

— Чай — это здорово. Большое спасибо.

Она опустила по чайному пакетику в две кружки и заколебалась. Рука ее замерла над жестяной банкой.

— Как ты думаешь, может, Мэгги тоже хочет чаю?

— Пока нет, — откликнулся Калеб. — Для начала она захотела принять душ. Я принес ей полотенца и отвел в ванную.

— Ты очень добр, — заметила Мэгги, когда он открыл краны и отрегулировал температуру воды.

Добр, черт бы его побрал…

Он хотел увидеть ее обнаженной. Он хотел сам раздеть и искупать ее, коснуться ее груди с бледно-розовыми сосками, дотронуться до гладкой, восхитительной кожи.

Нет, он отнюдь не был добрым. Но и полным отморозком себя тоже не считал. Поэтому просто сказал, чтобы она позвала его, если что-то понадобится, и ушел, не доверяя себе.

Люси задумчиво прикусила нижнюю губу.

— Считаешь, это была хорошая идея? Она ведь может потерять сознание. Поскользнуться и упасть.

— Дверь открыта. — В его мыслях возник образ Мэгги, обнаженной, мокрой и уязвимой. Он откашлялся. — Я сказал ей, что она может воспользоваться твоим шампунем и прочими штучками.

— Разумеется.

Калеб всматривался в лицо сестры, пытаясь понять, как она отнеслась к тому, что он нарушил ее сон и вторгся в ее дом. Когда она была маленькой большеглазой девчонкой, он знал, почему она смеется. Или плачет. Вообще живет. А вот сейчас… Он не знал. И даже не пытался узнать на протяжении слишком многих лет.

— Прости меня, пожалуйста, за то, что я взвалил все это на твои плечи.

— Ничего ты на меня не взвалил.

Говорит ли она правду? Или всего лишь старается сделать ему приятное? За исключением нескольких досадных случаев, когда она была еще подростком, Люси ненавидела доставлять неприятности, ненавидела привлекать к себе внимание.

— Но ведь должна же у нее быть семья, которая наверняка волнуется о ней. Друзья, в конце концов. — Люси поставила перед Калебом чай и добавила в свою чашку сахара и молока, избегая смотреть ему в глаза. — Муж.

— Она не замужем, — помимо воли вырвалось у него.

Люси отложила чайную ложечку в сторону.

— Откуда тебе знать?

Откуда он знает об этом? И знает ли вообще? Собственное невежество раздражало Калеба.

— Она мне говорила.

— Но… по телефону ты сказал, что она ничего не помнит.

На плечи его вновь навалилась неподъемная тяжесть.

— Она говорила мне до этого, — ровным голосом ответил он. — Когда мы ужинали вместе.

— Кал! — Глаза сестры засверкали. — Так это та самая Мэгги? Которая, как ты рассказывал, не вернулась…

— Обратно, — закончил он вместо нее. — Да, это она.

— Это же просто заме… — На лбу у Люси собрались морщинки. — Подожди. Вы ужинали вместе, и ты даже не знаешь ее фамилию?

Хуже. Они занимались сексом, и он все равно не знает ее фамилию.

И это стояло первым в Списке самых главных вещей, о которых вы не расскажете своей сестре. Проклятье, Калеб и сам до сих пор не смирился с этим!

— Мы ужинали вместе, — повторил он. — И не обменивались при этом историями жизни.

Ограничившись семенной жидкостью. Дерьмо!

— И как ты собираешься разыскать ее семью? — поинтересовалась Люси.

— Утром я позвоню в офис шерифа на материке. — Калеб отхлебнул чай. Слишком горячий. — Он прогонит ее описание через базу данных Национального центра криминалистической информации, чтобы проверить, не числится ли она в списке лиц, пропавших без вести.

— И сколько времени это займет?

— Зависит от того, что он найдет. Если придется сверять частичные совпадения сразу в нескольких штатах, на это может уйти несколько дней.

Люси нервно мяла салфетку, лежавшую на коленях.

— А разве ты не можешь, ну, не знаю… взять у нее отпечатки пальцев или что-нибудь в этом роде?

Калеб привык работать в отделе, он умел ощущать себя частью команды, коллектива. Бывали у него и напарницы женского пола — причем хорошие. Но он не привык обговаривать расследуемые дела с младшей сестренкой, как и обсуждать свою личную жизнь.

— Ты задаешь слишком много вопросов.

Люси разгладила салфетку. Широко улыбнулась.

— Я учу шестилетних оболтусов. Они хорошо отвечают на простые, прямые вопросы.

— Постараюсь не забывать об этом, когда мне придется допрашивать кого-нибудь из них, — парировал Калеб.

— Кроме того, им очень нравится менять тему разговора и уходить от ответа.

Он улыбнулся, признавая поражение. Люси здорово изменилась. Он искренне восхищался умной, рассудительной, добродушной и обладающей отменным чувством юмора женщиной, сидевшей напротив, но какая-то его часть тосковала по прежней несмышленой малышке, какой он ее помнил. Или, быть может, он жалел, что перестал быть для нее старшим братом, к которому она обращалась за помощью. Близким другом, который знал ответы на все вопросы.

— Ее отпечатков в системе нет и быть не может. Разве что она совершила преступление.

Во что он не верил. Калеб отодвинулся от стола.

— Спасибо за чай. Ты не могла бы присмотреть за Мэгги сегодня ночью?

— Конечно. Хочешь, чтобы я посидела с ней?

— В этом нет необходимости. Просто буди ее каждые два или три часа и спрашивай, как ее зовут. Если она ответит и при этом ее не будет тошнить или не случится приступа, значит, все в порядке. Но если у нее под глазами появятся круги или головная боль станет сильнее, я хочу, чтобы ты позвонила мне.

Люси кивнула, и на лице у нее снова появилось серьезное выражение.

— Что-нибудь еще?

— Я получил от врача целый список процедур и указаний.

Я оставлю его тебе.

Он заколебался, понимая, что просит слишком многого от маленькой девочки, какой она сохранилась у него в памяти, от своей сестры, которую он почти не знал. Но, с другой стороны, Калеб понимал и то, что не сможет заниматься делом, пока не пристроит Мэгги в каком-нибудь месте, где о ней позаботятся и где она будет чувствовать себя в безопасности. Тем не менее…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: