— Ну так почему бы нет? — предложила миссис Ван Лун.

Вирджиния уставилась на нее в изумлении. Миссис Ван Лун была необыкновенно стройной и изящной. В этот день на ней было платье из тяжелого белого шелка, которое сразу заявляло о своей стоимости, как впрочем и все у нее — включая золотой браслет из множества брелоков, казавшийся слишком тяжелым для ее тонкого запястья. Вирджиния в своем льняном платье домашней работы, без каких-либо украшений, за исключением непритязательных наручных часов, выглядела почти невзрачно. И все-таки Вирджиния как-то не подумала, что именно понимание того, что она была девушкой, которой приходилось самой зарабатывать на жизнь, подсказало это неожиданное и довольно удивительное предложение о работе.

Мэри Ван Лун заметно покраснела, как будто она сама испугалась своего необдуманного порыва.

— Моя дорогая, — быстро проговорила она извиняющимся тоном, — простите меня за эту глупость! Не думайте, что я на самом деле вообразила, что вы хотите наняться в няньки — или как там это называется! Я помню, как вы сказали, что работали секретарем в Лондоне — адвоката или кого-то в этом роде, такого же скучного до смерти, не так ли? И хотя у меня не укладывается в голове, как вы можете полжизни проводить в унылой адвокатской конторе, я понимаю, что дети должны быть еще хуже. Но мне вдруг пришло в голову — если вы действительно думали о том, чтобы здесь остаться подольше…?

— Кажется, остаться здесь подольше мне бы хотелось больше всего на свете, — сказала Вирджиния с задумчивой правдивостью. — Вся эта красота, и непередаваемые краски, и новые друзья, которые у меня появились! Мне будет не так просто войти в привычную колею, когда я вернусь домой.

Миссис Ван Лун опустилась на широкий подоконник и достала из сумочки портсигар. Она предложила его Вирджинии, и когда обе их сигареты были зажжены, она пристально вгляделась в свою собеседницу сквозь голубой табачный дым.

— Допуская, что операция, которой должна подвергнуться ваша сестра, окажется удачной, я полагаю, она возобновит свою музыкальную карьеру? — когда Вирджиния, пылко сжав руки, кивнула в ответ, миссис Ван Лун слегка нахмурилась. — Но как же быть с вами и вашим будущим? Не говорите мне, что хотите до конца дней своих работать в пыльной конторе! Потому что это было бы ужасно! Вы так привлекательны, так по-английски милы, и я уверена, что вы могли бы найти себе массу занятий, если бы подумали об этом. Леон Хансон мог бы найти вам что-нибудь подходящее, если вы хотите продвигаться по канцелярской части, и если вам нравится Швейцария… Погода здесь до осени стоит просто замечательная, а зимой можно заниматься зимними видами спорта. Вы могли хотя бы весело провести время.

— Не искушайте меня, — сказала Вирджиния, улыбаясь такой заботе. — Но я и не подумаю беспокоить доктора Хансона. Он уже был так добр ко мне, убедив свою тетушку разрешить мне остановиться у нее, настолько облегчив мне жизнь.

— Я не думаю, что ему понадобилось долго убеждать свою тетушку. — Она продолжала разглядывать Вирджинию. — Вы встречались с Карлой Спенглер? — вдруг отрывисто спросила она.

— Да, — ответила Вирджиния и добавила: — Она очень красива, не правда ли?

Миссис Ван Лун едва заметно передернула плечами.

— Она эффектна, — сказала она, изучая кончик сигареты, — большинство людей в этой части света думают, что они с Леоном однажды составят хорошую партию, но я отчего-то… у меня есть свои сомнения! — она улыбнулась Вирджинии. — А сейчас я должна вернуться к своим гостям, моя милая. Но не забывайте, что если вам вдруг захочется перемен, Питер и Паула приезжают на днях; ну, может быть, на следующей неделе или около того.

Когда она вернулась на виллу, тетушка Элоиза встретила Вирджинию в прихожей и сказал, что днем звонил племянник. Вирджиния, у которой чуть не выскочило сердце из груди, как не раз уже случалось в последние дни, почувствовала, как румянец сходит с ее щек, и спросила, еле дыша:

— Вы хотите сказать, что он звонил… мне?

Тетя Элоиза укоризненно покачала головой и положила пухлую руку ей на плечо.

— Ну-ка, моя милочка, глупый вы ребенок, совсем не нужно так пугаться! Леон действительно спрашивал вас, но я сказала ему, что вы отправились играть в теннис, и он сказал, что его сообщение может подождать до вашего прихода.

— Какое сообщение? — быстро проговорила Вирджиния.

— Только то, что он позвонит вам еще раз, может быть, сегодня вечером.

— Ох! — сказала Вирджиния и плюхнулась на стул с тонкими ножками.

Мадам д’Овернь стояла опираясь на свою эбонитовую трость, и разглядывала ее. Потом она снова, очень медленно покачала головой.

— Нехорошо, — сказала она, — когда нервы так натянуты, и человек постоянно взвинчен, как вы сейчас. Мой племянник Леон посмотрит на это крайне неодобрительно! И поэтому я буду настаивать на том, чтобы вы рано легли сегодня, позвонит он или нет, и я прикажу подать нам ужин гораздо раньше обычного, и вы выпьете большой стакан горячего молока на ночь, от этого вы лучше заснете.

Гостья устало ей улыбнулась.

— Вы очень добры, — сказала она.

Хозяйка отмахнулась от такого определения. Но в тот вечер доктор Хансон не позвонил, и если бы не горячее молоко, подкрепленное двумя таблетками аспирина, Вирджиния могла бы пролежать без сна до рассвета, думая, что он хотел ей сказать. За завтраком, который ей, как обычно, подали в спальню, ее не покинуло нервное напряжение, и к обеду, так как телефон молчал, у мадам д’Овернь созрело решение сводить ее в гости к подруге-англичанке, живущей в одной из маленьких гостиниц, которая находилась гораздо выше долины.

— У вас с ней много общего, — сказала она, — и вам принесет пользу разговор с соотечественницей. Кроме того, я чувствую, что и сама отлично проведу время.

После такого заявления было бы чрезвычайно грубым и неблагодарным попытаться избежать этой поездки, и они отправились вперед с тетушкой Элоизой, которая тайно улыбалась про себя, потому что она отдавала себе отчет в том, что Вирджиния подавила свои собственные желания и согласилась только из вежливости.

Если бы не то обстоятельство, что ее мысли бродили где-то в другом месте, Вирджинии бы доставил много удовольствия визит в небольшую гостиницу, стоявшую в окружении весенних цветов высоко на горном уступе, буйно заросшем зеленью. С него открывался вид на долину, окаймленную холодными прекрасными снегами. Мисс Финч была увядшей миниатюрной англичанкой, которая не могла выносить резкость родного климата, но была жадна до новостей о хорошо сохранившихся в памяти местах — Бонд-Стрит и Пикадилли, Грин-Парк в воскресный день, Хемпстедская Пустошь, где она занималась со свой собакой. Она без конца сыпала вопросами, так, что Вирджинии пришлось позабыть о своих собственных проблемах на время, а мадам д’Овернь благодушно сидела в кресле и поглощала куда больше пирожных с кремом, чем было бы для нее возможно.

Но когда типичный английский чай был окончен и приближалось время ужина, Вирджиния начала беспокоиться. У мадам д’Овернь был такой вид, будто она была совершенно готова остаться и поужинать со своей подругой, и только вспомнив о том, что Пьер, ее немолодой шофер, недолюбливал горные дороги после наступления темноты, она решилась откланяться. Вирджиния благодарно последовала за ней к машине.

Когда они вернулись на виллу, для Вирджинии все еще не было никакого сообщения, и только после ужина раздался телефонный звонок. Секретарь доктора Хансона говорил с ней по телефону сухо и холодно. Доктор Хансон послал свою машину, чтобы доставить ее в клинику, где он увидится с ней и поговорит.

Вирджиния, в руках у которой дрожала телефонная трубка, спросила, не в силах унять такую же сильную дрожь в голосе:

— Это означает, что с моей сестрой что-то случилось?

— Нет, ничего плохого. Вы сможете навестить ее, как только она выйдет из наркоза.

— Из наркоза? Ох!..

— Машина прибудет за вами через десять минут.

Мадам д’Овернь молча подошла сзади, взяла трубку из рук Вирджинии и повесила ее. Она улыбнулась, глядя на потрясенное лицо девушки.