Дома? Как странно называть этим словом место, откуда она собиралась бежать! Она по-прежнему хотела добраться до города, где когда-нибудь сможет увидеть Джека. Единственным изменением в этом плане было то, что теперь она собиралась ехать туда одна…

Тут машина внезапно задребезжала и заскользила в луже грязи, так что Ванессу швырнуло вперед, и она вскрикнула:

— Ради Бога, помедленнее, Гарри! Дорога узкая и здесь множество сложных поворотов.

— Мне доводилось преодолевать такие повороты, что, узнай вы о них, у вас волосы встали бы дыбом, — отозвался он. Теперь язык его заплетался заметнее. Этот дурацкий остров — ничто по сравнению с тем местом, откуда я приехал… Тише, Гарри, спокойно, старина, иначе ты не привезешь Золушку домой до того как пробьет роковой час…

— Пустите меня за руль, Гарри! — перебила его вдруг Ванесса. — Это настоящее безумие! В таком состоянии…

— Характер! — Он снял одну руку с руля, похлопав ее по колену. Как раз в это мгновение машина въехала в очередную лужу и пошла юзом. Гарри вывернул руль, но его затуманенный рассудок отреагировал с опозданием на секунду, которой хватило для того, чтобы передние колеса выехали за край дороги, и только тяжелая задняя часть машины удержала ее от падения. Ванесса ударилась головой о какую-то выступающую деталь и услышала свой голос, выкрикнувший чье-то имя. Затем нахлынула боль, и она погрузилась в бесконечную темноту, чувствуя себя куклой Ленси, неподвижно лежащей в шелковом коконе.

Изменчивый лунный свет блуждал по обломкам машины, и только рядом с опустившейся на грудь головой Гарри Элсинга завывал клаксон…

Тум, тум, тум…

Опять эти барабаны, когда же они замолчат?! Почему стучат и стучат? Дядя Ленни был таким добрым к этим людям… Они не могут причинить ему вреда… и ей тоже!

Ванесса чувствовала слабый сладковатый запах, так пахнет, если смять цветы, сорванные в джунглях. Она цеплялась за чью-то руку, потому что барабаны все стучали и стучали, и ей казалось, что тьма вокруг нее никогда не расступится… Но тут вспыхнул свет… и она застонала от боли, пронзившей голову.

— Она приходит в себя, сеньор, — произнес, чей-то голос.

Голос был незнакомый, но он принадлежал женщине. Сеньор?.. Вот он выходит из дядиного кабинета с ружьем в руке — высокий и смуглый! И как же он зол на нее!

Она сделала усилие, чтобы открыть глаза, и вздрогнула от света, а барабаны все стучали и стучали в ее голове.

— Ванесса, — прямо перед ее глазами возникло темное мужское лицо, — вы узнаете меня?

— Да, конечно. — Он часто навещал дядю Ленни. Может быть, что-то случилось с дядей?

— Он ранен? — Она попыталась сесть, но тут же мягкие, но властные руки легли ей на плечи и заставили снова опуститься на подушки. — Прошу вас, я должна пойти к нему…

— Я думаю, она переживает за молодого человека, — бросил сидящий у постели через плечо. — Но, слава Богу, она наконец очнулась после этого ужасного забытья, вызванного сотрясением мозга!

Перед ней возникло другое лицо, немолодое, морщинистое и доброе, над которым, как ореол, колыхался белый головной убор. Ванесса всмотрелась в это приятное видение — Господи, да ведь это монахиня!

— Не хотите ли немного куриного бульона, деточка? — Монахиня села на стул возле кровати, и Ванесса почувствовала, как между ее губами осторожно просунули носик поильника. Она глотнула и увидела, как белый ореол склонился к темной фигуре, стоявшей по другую сторону кровати. — Девочка голодна, сеньор, а это хороший знак. Скоро мы опять увидим ее здоровой и полной сил.

Он ответил что-то по-испански, и Ванесса, еще не вполне уверенная, что снова пребывает среди живых, перевела на него свои окруженные синяками глаза. Он стиснул губы, и она подумала, что ему неприятно видеть ее лицо, которое выглядело еще более изможденным из-за бинтов, стягивающих голову. Она догадалась, что больна или ранена, и попыталась вспомнить, что же произошло, но от напряжения у нее закружилась голова, и ее снова стало клонить в сон.

— Голова болит, деточка? — Монахиня прикоснулась прохладной рукой к ее лбу. — Не нужно волноваться, — все хорошо. Вот так, закройте глаза и спите. Когда вы проснетесь, то будете чувствовать себя уже гораздо лучше.

Через несколько дней к Ванессе вернулись силы, а вместе с ними и память о том, что случилось. Сестра Исабель сообщила, что Гарри получил несколько рваных ран и сломал пару ребер, когда «шевроле» перескочил через ограждение неподалеку от замка. Услышав среди ночи гудок автомобильного клаксона, к месту происшествия устремилось несколько человек; они тут же сообщили о несчастном случае дону, и вскоре прибыла «скорая помощь», которая увезла их с Гарри в больницу. У Ванессы случилось тяжелое сотрясение мозга, полученное в результате удара, — ее швырнуло на дверцу машины, дверца открылась, и ее выбросило наружу.

Теперь она уже больше не в больнице, сегодня утром ее на санитарной машине перевезли домой, в замок. Сестра Исабель приехала вместе с ней и останется еще на неделю, до тех пор, пока Ванесса окончательно не встанет на ноги.

— Сколько цветов! — Сестра Исабель улыбнулась, оглядывая яркие букеты в вазах, которые стояли на каждой свободной поверхности. — Здесь вам будет веселее, чем в больнице, ведь так?

Ванесса кивнула, растроганная и принесенными цветами, и украшенной лентами корзиной фруктов, и прелестной коробкой с помадкой, в которую она уже заглянула. Рядом с постелью лежал еще сборник английских новелл и большой флакон одеколона, который прислала Барбара.

Бэбс заглядывала к ней, но сестра Исабель заметила, что болтовня девушки утомляет Ванессу, и отправила ее прочь. Ванесса лежала и улыбалась, откинув голову на розовые подушки. Повязку с ее головы уже сняли и осторожно расчесали волосы, прикрыв ими заживающий рубец, шедший прямо от левого виска. Сестра Исабель в своем шелестящем черном одеянии и крылатом чепце выглядела довольно комично, когда изгоняла из комнаты маленькую бунтовщицу в пиратских брюках.

— Вы настоящий тиран! — выкрикнула Барбара в ответ на строгость сестры милосердия. — Тираны здесь просто кишат!

Взгляд Ванессы омрачился, едва она погрузилась в размышления. По всему выходило, что дон Рафаэль не отказался от своего решения разлучить крестницу с легкомысленным кузеном. Бедный ребенок! Ванесса взяла из коробки помадку и прилегла, откусывая маленькими кусочками, а сестра ненадолго отлучилась в свою комнату. Жалюзи были приспущены, и в огромной спальне царили покой и легкий аромат цветов. До сих пор Ванесса никогда еще не болела, и теперь переживала из-за того, что вышла из строя, но в глубине души испытывала облегчение, оттого что расставание с Барбарой откладывается на неопределенное время. А также потому, что отложилась пока и необходимость объявить дону Рафаэлю о своем отъезде в Чили.

Она протянула руку к магнолиям, стоявшим на столике возле кровати, и услышала стук в дверь.

Вошел дон Рафаэль, смуглый и элегантный в безупречном бежевом костюме.

Безукоризненно завязанный коричневый галстук пронзала булавка в виде рапиры, а гладко зачесанные волосы блестели, как вороново крыло. Он подошел к постели, с холодной учтивостью взял ее правую руку, и она почувствовала теплое прикосновение его губ.

— У вас выздоравливающий вид, моя маленькая, — улыбнулся он. — Можно мне присесть к вам?

Он похлопал по испанскому покрывалу. Она кивнула, встревожилась, пытаясь догадаться, о чем он собирается с ней говорить. Он сел рядом, и она заметила, что дон рассматривает ее пеньюар цвета розового шампанского с воротником, отделанным мягким белым мехом.

— Я не потревожил вашего уединения? — спросил он.

— Нет. — Девушка стиснула пальцы. — Я просто пыталась угадать, о чем вы собираетесь со мной поговорить.

— Я только хотел спросить, как вы себя чувствуете, впрочем, если, конечно, вы не считаете, что мне следовало обратиться с этим к сестре Исабель.

Ванесса заметила, как при этих словах его губы тронула нерешительная улыбка, и поймала себя на мысли, что ей приятно смотреть на такого энергичного, пол ного сил человека. В его присутствии она чувствовала себя особенно слабой и хрупкой, но такое ощущение он пробуждал во всех женщинах. Конечно, мысль о том, что можно получать удовольствие, уступая мужчине, была способна в любое другое время привести ее в ярость, но сейчас у нее не хватало сил, чтобы вступать в сражение с собственными вероломными инстинктами. В виде исключения она позволила себе полюбоваться широкими плечами дона, гордо посаженной головой и твердо очерченными губами, поцелуи которых, наверное, заставляли в его объятиях трепетать Лусию Монтес.