Поле поединка было засеяно травой; он послал белок раскопать его. Управляющие вновь засадили поле; рыцарь призвал ураганы. Они посеяли пшеницу; он наслал воронов. Смотрители оставили поле под паром; за этим последовало нашествие разрывших его свиней. Наконец, спустя множество рождественских дней, сэру Олнику удалось выпустить на всю площадь участка стадо коз. Одна из них на самом деле откопала кольцо, но проклятая скотина съела его прежде, чем сэр Олник смог заставить кого-то забрать его. Он пытался воздействовать на доярку и ее кавалера, но было уже слишком поздно. Следующая попытка была определенно ниже достоинства рыцаря: нужно было изучать траву под козой. Тем не менее, он был вознагражден. Кольцо попало в кучу навоза, что было намного ближе к замку. Несколько лет спустя, превратившись в перегной, кучка была подобрана садовниками и размещена вокруг розовых кустов.

Сэр Олник пустил в дело куриц и ежиков. Он попытался уничтожить розовые кусты, но садовники продолжали сажать новые на этом же самом месте. Гуси, змеи, а однажды даже маленький мальчик… Ничто и никто не поднял кольцо на поверхность. Теперь рыцарь пребывал в отчаянии. В первый раз за много десятилетий наследник Николсонов находился в замке во время Рождества… холостой барон Уорт.

Леди Эдрит покачала головой.

– Воистину, тебе лучше попытаться выдать замуж одну из коз.

– Рождество совсем не то, каким оно было раньше, не так ли, Солтер?

– Нет, милорд, – согласился старый дворецкий. – Но опять же, в замке Уорт Рождество никогда не бывает таким, каким себе его представляешь.

Ник должен был поднять за это свой бокал. Это будет первое Рождество за десять лет, которое Оливер Николсон, барон Уорт, проведет в родовом поместье. Однако это был далеко не первый бокал, который он поднял со времени своего прибытия. Эти два факта были всего лишь совпадением, хотя старое, мрачное помещение в настоящее время вполне соответствовало его мрачному настроению. Тем не менее, отсутствие украшений, вездесущий холодный воздух, несмотря на огонь в каминах, отсутствие каких-либо напоминаний о празднике смутно тревожило барона в этот сочельник. Он вытянул длинные ноги поближе к огню в библиотеке более нового крыла замка.

– По крайней мере, комнаты для слуг хоть как-то украшены? – спросил он.

– В столовой для слуг почти никого нет, милорд, только не в это время года. Большинство взяло отпуск, чтобы навестить семью. Или временно устроились к тем соседям, которые будут принимать гостей. – Дворецкий не стал говорить, что немногие из оставшихся слуг, у которых были ответственные должности, или которым некуда было идти, прятались в сторожке, коттедже садовника или в доме управляющего поместьем, настолько далеко от замка Уорт, насколько им это удалось. – Миссис Солтер и я зажгли красную свечу в нашей гостиной. Если бы мы знали о вашем визите, милорд, мы, несомненно, украсили бы к празднику комнаты членов семьи, повесили бы сосновые ветки или нечто подобное в комнате вашего камердинера и веточки остролиста для вашего грума на конюшне. Однако у миссис Солтер есть готовый гусь, чтобы приготовить его к завтрашнему обеду, и ее особенный рождественский пудинг.

Которые, несомненно, предназначались для трапезы старых верных слуг.

– Приношу свои извинения, Солтер. Это решение было принято внезапно. Тем не менее, я уверен, что вы уже приготовили чашу с пуншем для певцов рождественских гимнов, которые могут появиться в любой момент.

Дворецкий поправил статуэтку на каминной полке.

– Ни один певец не придет, милорд.

– Ах. Привидения из Уорта, я полагаю?

Дворецкий кивнул седой головой.

– И Рождественское проклятие.

– Неужели ты и твоя добрая жена не верите в призраков, Солтер?

Солтер верил в то, что никто, кроме мастера Оливера, теперь барона Уорта, не станет держать такую пожилую пару на управляющих должностях в поместье. Глаза уже подводили дворецкого. У его жены ухудшался слух.

– Мы не видели и не слышали каких-либо нарушений порядка.

– Что ж, у меня полно собственных призраков, чтобы считать еще и фамильных фантомов. Почему бы тебе не пойти и не приготовить нам немного пива с пряностями или пунша, чтобы мы смогли сами выпить в честь праздника, и к дьяволу все проклятия и малодушных слуг?

Когда дворецкий вышел, лорд Уорт налил себе еще и расслабился, откинувшись на потертые кожаные подушки кресла, вспоминая другие рождественские дни. Он припоминал домашние приемы и балы в домах других людей, службы и детские рождественские постановки в церквях других людей. Веселье и подарки, поцелуи под омелой и поездки в санях, разнообразие угощений, знакомые гимны, друзья. Радость праздника эхом отдавалась в его сознании, словно звон далекого церковного колокола. В самом деле, он даже сделал свое первое и единственное предложение руки и сердца на Рождественском балу, и был отвергнут, прямо под веточкой для поцелуев. Ник почти не помнил лица молодой леди, лишь ее смех в ответ на его ожидания, что она будет следовать за барабаном. Учитывая количество шампанского и пунша и предстоящую многообещающую военную карьеру, барон едва ли сожалел об этом отказе.

Но он сожалел о нем теперь. Если бы хорошенькая белокурая крошка Джулия приняла его предложение, то этим вечером он мог бы посадить детей себе на колени, помочь им зажечь рождественское полено, читать им Евангелие. Она играла бы на пианино, в то время как соседи дружно пели бы песню. Она могла бы согреть его просторную, холодную кровать наверху.

Вместо этого Оливеру Николсону было уже за тридцать, его наследником являлся кузен, а озноб, казалось, никогда не проходил. Он был более одиноким, чем когда-либо раньше, и только воспоминания составляли ему компанию. Призраки, надо же.

Неужели он проклят? – размышлял Ник, проводя пальцами по шрамам, пересекавшим его щеку, и по тем, благодаря которым его левая рука не могла поднять ничего тяжелее вилки. Он был хорошим офицером, его люди выживали в ужасных условиях, потому что ему удавалось вооружать и кормить их, наполовину за свой собственный счет. Нет, он не был проклят, если не считать проклятием то, что он выживал, когда другие погибали, за исключением…

За исключением того, что три года назад его отряд был уничтожен, когда Николаса отослали за вражеские линии, в день рождественских подарков [3].

За исключением того, что два года назад его лучший друг Грегори расстался с жизнью, спасая Ника, через два дня после Рождества, как только сражение возобновилось после праздничного перемирия.

За исключением того, что в прошлом году залп из французской пушки мог убить барона, если бы сабельная рана не заставила его упасть на землю за секунды до этого, в самый канун Нового года.

Совпадения или какие-то причуды фамильного проклятия, которые погружали замок Уорт в хаос во время Рождества? Ник знал об этом не больше, чем о том, что он должен делать с этой жизнью, которая была ему дарована. Для армии он был бесполезен, хотя ему и предложили кабинетную должность. Он мог бы занять свое место в Парламенте, если бы его мозг не вскипал от скуки, которой не видно конца. У его имений были компетентные управляющие, а инвестиции находились в более мудрых руках, чем у него. Ник не имел вкуса для высшего света и его фривольных развлечений, где важнейшие решения включали цвет чьего-то жилета или высоту уголков воротничка. Преемственность была обеспечена выводком его кузена, так что у Ника даже не было повода искать невесту и оправдывать этим свою жалкую жизнь. Кроме того, ни одна женщина, кроме самых отъявленных охотниц за состоянием или откровенных искательниц титула, не вышла бы за него, учитывая его покрытую шрамами физиономию и искалеченную руку.

Однако у лорда Уорта была еще одна цель, кроме того, чтобы напиться, как портовому грузчику в выходной, и эта цель привела его в это заброшенное место, в то время, когда принято выказывать доброжелательность: каким-то образом Ник собирался загладить свою вину перед семейством Грегори Ростенда. Сейчас барон поднял бокал здоровой правой рукой.