Симона видела этих женщин. К ужасу ее домохозяйки, ночные бабочки посещали воскресные службы в близлежащей церкви Св. Джерома. Миссис Олмстед утащила Симону на самую дальнюю от них скамью, чтобы та не запятнала себя. Женщины, некоторые просто девочки, не все были раскрашенными и разрумяненными. Хотя некоторые из них выглядели уставшими, и многие казались раздраженными из-за необходимости выходить куда-то в свой выходной день, но, казалось, что они не так уж сильно отличаются от остальных прихожан. У них на голове не росли рога, а на лбу не было выжжено позорного клейма.

Мадам загоняла их в церковь, а затем шествовала впереди них после проповеди, которая всегда посвящалась грехам плоти. Аббатиса, как миссис Олмстед называла ее, смотрела прямо перед собой и высоко поднимала подбородок.

– Заносчивость, вот что это такое, – заявила миссис Олмстед, – и если эта миссис Лидия Бертон была когда-то замужем, то я съем свою воскресную шляпку. Непочтительно с ее стороны вот так приходить в церковь, и не важно, сколько она оставляет на блюде или в коробке для бедных. Деньги не купят ей путь на небеса.

Нет, но они приобрели для нее самое лучшее здание на этой улице. Дом миссис Бертон был заново прокрашен, за ее цветочными клумбами хорошо ухаживали, а с ее кухонь всегда доносились соблазнительные ароматы. Кажется, девочки там не голодали. Но это не имело значения; в намерения Симоны не входило становиться одной из них. Принимать клиентов-холостяков в публичном доме не послужило бы ее целям. Ее родители учили ее для чего-то лучшего, чем это, что, по мнению девушки, поднимало ее ценность.

Мужчина, который открыл дверь заведения миссис Бертон, не разделял эту точку зрения. Он был таким же внушительным, как любой накрахмаленный дворецкий, в своем черном сюртуке и таким же неотесанным, как докер. Симона предположила, что этот человек работает привратником, чтобы не впускать нежеланных гостей и поддерживать порядок среди джентльменов. Он был достаточно большим – это уж несомненно – и казался высеченным из камня, со скалами и ущельями. Мужчина стоял так же неподвижно, как гранит, когда она попросила его о встрече с миссис Бертон по поводу места.

Он оглядел ее с ног до головы и обратно, с ее уродливой шляпки, выцветшего черного плаща и тусклого серого платья до прочных ботинок.

– Мы не нанимаем никаких училок. – Мужчина начал закрывать дверь перед лицом Симоны, но она сумела просунуть в щель свой крепкий ботинок.

– Боюсь, что ваша грамматика нуждается в улучшении, сэр. Но я прекрасно осведомлена о том, что представляет собой заведение миссис Бертон.

– Тогда ты должна знать, что ты не из тех, кто ей подходит. Топай обратно работать гувернанткой, где тебе самое место.

Путь к наслаждениям, может быть, и был коротким – всего лишь перейти через улицу, но Симона чувствовала себя так, словно вскарабкалась на гору. Она с таким же успехом могла сделать это, из-за разницы двух миров между миссис Олмстед и миссис Бертон. У нее может никогда больше не хватить храбрости совершить это путешествие еще раз, поэтому девушка напрягла позвоночник, подумала о младшем брате и бросила взгляд в фойе позади дворецкого. Она кивнула в сторону дорогой китайской урны, в которой находились трости и зонтики, шелковых обоев и безупречно чистых мраморных плиток пола.

– Предприятие миссис Бертон, кажется, оплачивается лучше, чем обучение юных умов, – произнесла она. – Я хочу поговорить с ней о том, чтобы стать… стать… – Симона не могла выговорить это, но продолжила: – Если кто-то собирается получать то, что пожелает, то я хочу, чтобы мне за это платили. И платили хорошо.

– Надо отдать тебе должное, мисси, у тебя есть стержень. Шишкам нравится, когда у девки есть характер. Ты можешь и подойти, если тебя немного приодеть. Я спрошу у Лидии, нанимает ли она.

Мадам сочла просьбу Симоны забавной.

–  Тыхочешь стать куртизанкой?

Симона проглотила свое негодование. Кто знал, что стандарты жизни низших классов такие высокие?

– Да, я хочу стать ch e rie amour богатого мужчины. – Она выбрала этот курс, как наилучший вариант. Она сама выберет себе мужчину; одного мужчину. Он должен быть чистым, почтительным и богатым. А также щедрым и добрым, но главным образом богатым. – Любовницей джентльмена.

– Тогда почему ты пришла сюда, где дела устраиваются гораздо менее формально и длятся куда короче? Тебе нужно посетить бал Киприды или что-то подобное, чтобы обеспечить более постоянную договоренность. – Ее полуулыбка показывала, что мадам думает о шансах Симоны среди Порочных Модниц. – Но любые такие, хм, связи не длятся долго.

– Я не ищу постоянства. И я пришла к вам потому, что живу напротив, и видела вас в церкви. Я слышала, что ваша репутация славится честностью, – ответила Симона, – и то, что вы хорошо обращаетесь со своими, хм, служащими. Я подумала, что вы сможете помочь мне создать эту другую связь. За плату, разумеется.

– Конечно. Ни один аристократ не засовывает свой фитиль бесплатно. Только не здесь.

Симона покраснела. Было замечательно окунуть ногу в воду, если так можно выразиться, но она выросла в благородном доме. Возможно, прийти сюда было не такой уж хорошей идеей.

Миссис Бертон игнорировала заалевшие щеки Симоны, пока разливала чай.

– Я не уверена, что хочу прослыть сводней.

А кем еще считается хозяйка борделя – свахой? Симона приняла чашку чая.

– Я просто надеялась, что вы можете знать джентльмена, который ищет длительных, более… личных отношений.

– Скажи мне – почему бы тебе не поискать мужа?

Может быть, эта женщина, в конце концов, является свахой. Поэтому Симона объяснила, что у нее нет ни приданого, ни фамильных связей, ни огромного богатства или титула. Она не упомянула, что от ее отца отказалась семья, что ее наполовину француженка мать также была наполовину цыганкой, а также о том, что ей нужно содержать младшего брата. Его существование, его невинность, да и само его имя не имело отношения к этому месту и ее позору. Девушка рассказала миссис Бертон о своем бывшем поклоннике в Оксфорде, соседе, который не пожелал взять нищую невесту после смерти ее родителей.

Мадам пожала плечами.

– Это довольно обычная история: девушка разочаровалась в грубияне, который интересовался ею меньше, чем тем, что она может принести ему. Даже в самые лучшие свои времена мужчины – эгоистичные свиньи. Запомни это. Им недостаточно прелестной матери для их сыновей, женщины, которая с радостью будет принимать их в постели, подруги на всю жизнь. Они хотят еще и золото в придачу, дураки.

Симона кивнула, словно соглашаясь с деловой женщиной, которая неплохо зарабатывала на жизнь, продавая любовь.

– Вам тоже пришлось испытать такое же разочарование?

Миссис Бертон не оскорбилась из-за такого личного вопроса со стороны Симоны, слава Богу.

– Дьявол, нет. Я вышла замуж за богатого старика, который оказал мне услугу, оставив достаточно медяков, чтобы я смогла устроиться в бизнесе, да благословит Бог его и его слабое сердце. Я выбрала это занятие, потому что подумала, что у меня к этому есть способности. А почему ты выбрала его? – спросила мадам так же прямолинейно.

Симона повторила свою историю о том, как работа сделалась невыносимой, о каминной кочерге и так далее.

– У меня больше нет рекомендаций для… – она почти произнесла «для честной работы» перед тем, как вспомнила о профессии своей хозяйки, – для того, чтобы работать учительницей. Другие профессии, которые я испробовала, предполагали оскорбления и телесные повреждения без приличной оплаты. Я чувствую, что, хм, полусвет – это мой лучший выбор. Вы мне поможете?

Миссис Бертон приводила в порядок блюдо с печеньем, стоящее перед ней.

– Ты говоришь на нескольких языках?

Возможно, мадам знала иностранного джентльмена, которому была нужна любовница? Симона перечислила свои квалификации.

– Французский, итальянский и испанский, немного немецкий. Я могу читать и переводить с латыни, но не с греческого. – Девушка снова не упомянула цыганский, потому что, судя по ее опыту, это вело только к недоверию и страху, словно она собиралась украсть лошадей, детей или подсвечники, или наложить проклятие на чей-то дом. Несколько раз ей хотелось уметь это делать, но никто не научил Симону цыганской магии, если она и существовала.