– Прекрасно, Лидди, – заявил майор. – Как ты и обещала. Ты отлично поработала.

– Я думаю точно так же. Не направить ли нам мисс Райленд в гостиную внизу, пока мы обсудим подробности?

Он рассмеялся. Это был очень приятный смех, решила Симона, которая искала что-то, что могло ей понравится. И Харри оказался слишком разумным, чтобы покупать кота в мешке, так как предположил, что он и мисс Райленд сначала должны немного побеседовать, чтобы выяснить, будет ли им комфортно друг с другом.

Лидия прищурила глаза.

– Вы подойдете друг другу. Она молода и привлекательна, говорит на нескольких языках и имеет хорошие манеры, как я и писала тебе.

– Ах, но есть нечто большее в этом, хм, деле, чем просто чтение резюме.

– И я хочу быть посвященной в любое соглашение, которое будет заключено, – вставила Симона. Майор хотел честности? Она не станет притворяться, что их отношения будут чем-то иным, кроме финансового соглашения.

Он снова рассмеялся.

– Она умна, Лидди, и освежающе прямолинейна. Ступай, сделай одолжение. Ты же знаешь, что можешь доверять мне, чтобы иметь дело одновременно с вами обоими.

Совершенно недовольная ими, миссис Бертон покинула комнату с раздраженным шелестом тяжелого красного атласа. Харри, майор Харрисон, присел напротив Симоны. Она подтолкнула ближе к нему скамеечку для ног, точно так же, как сделала бы это для своего папы. Ей показалось, что он улыбнулся, хотя об этом сложно было догадаться, учитывая всю эту растительность на его лице.

– Сейчас, когда Лидди ушла, – проговорил он, – мы можем поговорить свободно. И честно.

Ее предупреждали.

– Я понимаю, сэр. Меня воспитывали, приучая говорить только правду.

– Хорошо. Мне хотелось бы знать о вас немного больше, если позволите?

Девушка кивнула, думая, что он может спросить о ее здоровье или об опыте по уходу за больными, потому что джентльмен выглядел так, словно ему больше нужна была сиделка, чем любовница.

– Я так понял, что вы пришли к Лидии потому, что для вас настали тяжелые времена, моя дорогая, – начал майор.

Он хотел правды? А Симоне хотелось сбежать. Вместо этого она ответила:

– Я бы не сказала, что они настали, больше похоже на то, что меня подтолкнула к нищете смерть моих родителей. Я не смогла удержаться на работе из-за страха перед заигрываниями хозяев, так что я предпочла стать распутницей, а не голодать.

Харрисон закашлялся.

– Возможно, это чуть больше информации, чем я просил. Но все равно спасибо. У вас нет других родственников?

– Нет.

Его рот скривился, словно он проглотил что-то кислое или его тошнило. Старики обычно страдают от одышки, Симона знала об этом.

– Я подумал, что мы договорились о правде. Ложь оставляет горький привкус у меня во рту. – Он начал подниматься. – Лидди ошиблась. Мы не подойдем друг другу. Ciao [1] .

Симона не осознавала, что они говорят по-французски до тех пор, пока майор не перешел на итальянский. Итак, он проверял ее, ее навыки и готовность повиноваться его приказам. Эта ерунда насчет правды была индивидуальной особенностью старика – ведь он не мог знать об Огюсте – но девушка подумала, что должна потакать ему, чтобы сохранить благосклонность миссис Бертон.

– Мои извинения. Я думала, что вы имеете в виду других родственников, которые могли бы помочь мне. У меня есть младший брат, чье образование зависит от моего дохода.

– А в другом случае вы не стали бы наниматься на работу такого рода?

– Полагаю, что смогла бы обойтись без этого. – Ее сбережений могло бы хватить на то время, пока Симона нашла бы респектабельную должность, если бы она не потратила свои последние деньги на книги и обеспечение для Огги.

Майор Харрисон казался удовлетворенным ее ответом, потому что откинулся на спинку и принял стакан вина из буфета миссис Бертон, который Симона налила ему. Сделав глоток, он спросил:

– А что, если я предложу профинансировать обучение вашего брата в школе?

Девушка почти подавилась вином, которое пила.

– Почему вы поступили бы так?

– Потому что я могу позволить себе это, и потому что люди были добры ко мне, когда я был маленьким. И еще потому, что я не хочу видеть, как любую женщину заставляют вести подобный образ жизни против ее воли. Лидди выбрала свою профессию, когда ее к этому не принуждали.

– Но тогда я буду у вас в долгу. Я все равно буду ощущать, что должна отплатить вам какими-то услугами, если не деньгами. Я не могу принять такой откровенный подарок, даже ради моего брата. Я скорее стану работать, чем бы мне не пришлось заниматься, но не буду обязанной благотворительности.

– Что, если я не захочу иметь мученицу в своей постели?

– Я буду притворяться, что нахожусь там потому, что мне это нравится, а не просто из благодарности.

Он поморщился от таких слов.

– Это будет еще хуже.

– Нет, потому что я смогу насладиться загородным приемом, шансом увидеть знаменитый особняк, куда в противном случае меня никогда бы не пригласили, поездкой в деревню, и, может быть, возможностью снова покататься верхом.

– Давайте начнем заново. Расскажите мне о вашей семье.

– Зачем? Клянусь, что никто не собирается вызывать вас на дуэль из-за моей чести.

Майор хихикнул.

– Расскажите мне, и говорите правду. От вашего ответа зависит больше, чем я могу сейчас вам сказать. И я отправлю сыщиков проверить ваши объяснения, прежде чем поверю им.

Симона решила, что старичок больше, чем просто эксцентричен; у него не все дома. Она не могла себе представить, почему еще он так одержим правдой о незнакомке, если только не впал в старческое слабоумие. Господи, он же нанимает любовницу на неделю, а не адвоката! Тем не менее, он ждал, уставившись на нее, как полагала Симона, сквозь свои темно-зеленые очки. Поэтому она повторила историю о своем происхождении, на этот раз не пропустив сведений о цыганском и французском наследии, которое сделало ее мать нежеланной персоной в Англии.

– Поначалу моя мать притворялась, что предсказывает будущее, чтобы добавить доход к тому, который мой отец зарабатывал в качестве преподавателя латыни. Они никогда не были обеспеченными, и местное общество никогда хорошо не принимало их, но мои родители были счастливы вместе, и наш дом был полон любви.

– Она на самом деле могла? Я имею в виду, предсказывать будущее.

Теперь Симона была уверена, что на его колокольне порхают летучие мыши [2]– или они гнездятся в его парике. Она не ответила на такую ерунду, но продолжила рассказывать то, что она знала о неизвестных ей родственниках Райлендах, о своей несчастной истории трудоустройства.

Майор слушал внимательно, не вынося никаких суждений, помимо того, что спросил у нее имя барона, который теперь носил ее отметку от каминной кочерги.

– Вы же знаете, что он не дал мне никаких рекомендаций. Ни для какого рода работы.

– Он больше не нападет ни на одну молодую женщину, которая будет работать на него, – вот и все, что произнес майор в ответ, отчего по спине Симоны пробежала дрожь. Затем он, задумавшись, отпил еще вина.

– У меня есть связи, – наконец проговорил он, когда Симона уже боялась, что старичок заснул. – Я могу найти вам другую должность, где вы будете честно работать. И я могу одолжить вам средства для брата до тех пор, пока он не сможет зарабатывать сам и выплатить мне долг.

– Но вы не знаете меня. У вас нет никакой причины, чтобы прилагать такие усилия. – Она не добавила, что подобные усилия никто, даже дальние родственники в далеком Камберленде, не сочли целесообразным предпринять.

– Как я уже говорил, мне помогали люди, которые не были обязаны делать это. Я не был рожден для привилегированной жизни, но мне было дано гораздо больше, чем я имел право ожидать.

– Ваши родители были беднее, чем мои, их нигде не принимали?