— Я постучал, — сказал он. — Никто не отозвался. Я потянул за дверную ручку. Оказалось не заперто. Смотрю, ты сидишь с отрешенным видом, потом ни с того ни с сего вдруг закачала головой... У тебя какие-то проблемы?

Сара внезапно рассмеялась.

— Да, я наверняка выглядела странно. Кое о чем задумалась. А проблем у меня никаких, даже наоборот. Такое чувство... гмм... Как бы поточнее объяснить... Будто бы все только-только начинается. Понимаешь?

Макс сдвинул широкие и ровные, похожие на две проведенные углем черты брови. О чем-то поразмыслил и улыбнулся своей благодушной улыбкой, за которую за глаза — а в последнее время и в лицо — его называли во «Всемирной паутине» Добрым.

— Кажется, понимаю.

Гарольд никак не ожидал подобного поворота событий. В своей способности очаровать женщину, тем более Сару, которую за два с половиной года прекрасно изучил, он ничуть не сомневался. Она была уверенной в себе, прекрасно знала, что ей нужно, могла самостоятельно справиться с любой трудностью, но оружия против его обаяния не имела. И Гарольд усвоил это давным-давно. Ее сегодняшнее заявление о желании расстаться с ним прозвучало для него как гром среди ясного неба.

По окончании разговора, последнее слово в котором осталось за Сарой, Гарольд даже не пошел на репетицию — позвонил в Арт-центр и сказал, что плохо себя чувствует. Ему на ум не шло ничто, кроме приключившейся с ним неприятности.

Почему она настолько спокойно и твердо дала мне сегодня отставку? — думал он в сильном расстройстве. Наверняка что-то скрывает. В ее жизни произошло нечто такое, что заставило ее разлюбить меня. Чует мое сердце, дело именно в этом. Да, я долго не давал о себе знать. Но ведь к подобному она уже привыкла, и потом, это вовсе не причина для разрыва.

Гарольд решил, что за вещами отправится к Саре именно сегодня, как бы поздно она ни вернулась с работы. Вернее, его не покидала надежда на примирение, на то, что при встрече Сара вспомнит, сколько прекрасных моментов они пережили вдвоем, осознает, что отказывается от своего счастья, и одумается...

Он позвонил ей на работу повторно около семи вечера. Сказал, что хочет приехать уже сегодня, в любое время, хоть ночью. Сара ответила, что будет ждать его в половине девятого. Несмотря на сухость и официальность ее тона, Гарольд обрадовался и добавил, что очень надеется на «благополучный исход их встречи». Сара пропустила эту фразу мимо ушей...

Ровно в восемь тридцать Гарольд, держа в одной руке красную розу на длинном стебле с большими темно-зелеными листьями, другой вставлял ключ в замочную скважину квартиры Сары. К этому моменту он уже убедил себя в том, что непременно все уладит — при помощи обещаний, извинений или просьб. В общем, любым способом. Он чувствовал, что если не сумеет этого сделать, то его уверенность в себе, так помогающая жить и работать, сильно пошатнется. Это его пугало.

Сара встретила его в прихожей: Взглянув ей в глаза, на ее улыбку, в которой сегодня не было ни тепла, ни готовности к поцелую, Гарольд ужаснулся. Возлюбленная не походила на себя прежнюю. Но в своей сдержанности и строгости выглядела не менее привлекательно и как будто светилась изнутри.

— Это тебе, — произнес Гарольд тоном, каким обращался к партнершам, играя самые трогательные из любовных сцен. — Ты ведь любишь розы.

— Спасибо.

Сара взяла цветок и лишь окинула его непродолжительным взглядом — не поднесла, как раньше, к лицу, не поводила по прохладным лепесткам своим аккуратным носиком. Самым пугающим в ее поведении было то, что держалась она на удивление невозмутимо, не старалась показать, что обижена, что жаждет мести.

— Твои вещи я уже собрала. Вот здесь все — и рубашки, и туфли, и одеколон, и любимая кружка, и бритва. — Она кивнула на сумку, потом бесстрастно, как будто приняла какое-то лекарство, противодействующее чарам Гарольда, посмотрела ему в глаза. — Отдай мне, пожалуйста, ключ.

Совершенно обескураженный ее поведением, он, не чувствуя руки, машинально вынул из кармана ключ и протянул ей.

С ней точно что-то произошло, подумал Гарольд, охваченный паникой. Что-то из ряда вон выходящее. И я непременно выясню, что именно. Выясню, чего бы мне это ни стоило.

За полторы недели переписки с Николасом Сара настолько к ней привыкла, что уже не представляла жизнь без нее. И хотя о внешности своего загадочного интернет-друга она до сих пор не имела представления, знала о нем теперь очень многое. Письма Николаса отличались грамотностью и лаконичностью. На большинство затрагиваемых вопросов он смотрел с юмором, по любому поводу имел свое мнение.

Саре нравилась его неординарность. Нравилось и то, что он не торопится пригласить ее на свидание, не просит прислать фотографию, номер телефона. Это придавало их отношениям все больше загадочности и сильнее заинтриговывало.

Естественно, мысль о том, что ее друг может оказаться либо очень некрасивым, либо физически неполноценным, не раз приходила Саре на ум. Но не особенно пугала. Во-первых, потому, что, будучи психологом по образованию и тщательно анализируя письма Николаса, она склонялась к мнению, что имеет дело с человеком, не страдающим комплексами. Во-вторых, каким бы он ни оказался, ее никто не заставляет становиться его любовницей. А общаться с ним ей нравилось, как ни с кем другим, и она хотела, чтобы их дружба не прекращалась...

Встретиться Николас предложил по прошествии двух недель. Сара, любопытство которой достигло предела, естественно, сразу же согласилась.

Накануне долгожданной субботы, в пятницу вечером, к ней приехала сестра.

— Ну и намучилась же я с этими нянями! — воскликнула она, едва переступив порог. — Ты представить себе не можешь, Сара! Я думала найму первую же кандидатку и сразу же займусь поиском работы. Не тут-то было!

— Может, сначала поздороваемся? — спросила Сара, умиленно рассматривая свеженькое, розовощекое лицо Патриции.

— Ах, да! Конечно.

Сестры обнялись и расцеловали друг друга в обе щеки.

— Пойдем в кухню, — сказала Сара. — Выпьем чайку. У меня есть обалденный мандариновый джем.

— Здорово! — воскликнула Патриция, с детства отличавшаяся особенностью радоваться даже самым обыкновенным на первый взгляд вещам.

Пока Сара заваривала чай и накрывала на стол, сестра многословно и эмоционально делилась с ней впечатлениями о затянувшемся процессе выбора няни.

— Понимаешь, миссис Джексон, та, которую нам порекомендовала одна мамина знакомая, вроде бы и неплохая женщина, — затараторила она, не успев опуститься на один из деревянных стульев с двумя широкими перекладинами на спинке и саблевидными ножками. — Но говорит довольно неграмотно и, насколько я поняла, придерживается в воспитании детей каких-то доисторических правил. В общем, провожая ее, я пообещала, что свяжусь с ней позднее, а на следующий день позвонила и сказала, что мы наняли другого человека. — Патриция тяжело вздохнула. — На самом деле мы на тот момент, естественно, никого еще не наняли. Я всего лишь связалась с агентством, специализирующимся на подборе профессиональных нянь, и попросила прислать одну из них для собеседования.

Она в подробностях рассказала, как разговаривала с первой, второй, третьей и четвертой претенденткой, как остановила выбор на пятой. Сара внимательно слушала, едва заметно улыбаясь, — общение с сестрой всегда вызывало в ней прилив положительных эмоций.

— За это время я страшно вымоталась, — заключила Патриция, сделав глоток чаю. — И целых два раза поругалась с Эрни.

— Ого! — удивилась Сара. — Он-то здесь при чем?

— Ни при чем. Но участия в этой эпопее не принимал никакого. Мучиться пришлось мне одной!

Сара хмыкнула.

— Но ведь Эрни работает. Не мог же он ради того, чтобы выбрать няню, уволиться из «Фэшн тудей».

— Естественно, не мог, — ответила Патриция. — Оттого я и злилась. — На ее губах заиграла шаловливо-виноватая улыбка. — Кстати, как у тебя дела с Гарольдом? Я все хотела позвонить, но подумала, не стоит лишний раз бередить твою рану.