Смешно, но Энн не обрадовалась уходу грозы. Она с удовольствием просидела бы в этой машине и час, и два, и три. Лишь бы вдвоем с Аланом, и только если бы ее рука все эти три часа лежала в его теплой ладони.

— Вот уже и солнышко выглянуло, — с улыбкой заметил Алан, когда сквозь разошедшиеся облака на землю устремился поток желтых солнечных лучей. — Теперь можно отправляться домой.

Он осторожно высвободил руку Энн и опять завел двигатель.

Примерно таким Алан и представлял себе жилище Энн — не похожим ни на один другой дом, в котором ему когда-либо доводилось бывать.

Любой человек, даже самый невежественный и несообразительный, окажись он случайно в квартире Энн, сразу понял бы, что здесь живет представитель мира искусства, личность творческая и неординарная.

Войдя в прихожую, Алан почувствовал себя человеком, совершившим путешествие в позапрошлый век. Столик на трех ножках из дерева с резной столешницей, этажерка из сосны с двумя ящичками в основании и замысловатой отделкой, два дубовых кресла в стиле Хеплуайта с мягкими сиденьями, бронзовые светильники на обитой светлым штофом стене… Он рассматривал все это как экспонаты в музее.

Заметив его восхищение, Энн заулыбалась.

— Нравится? — полюбопытствовала она.

— Еще бы! — воскликнул Алан. — Мне доводилось бывать в домах представителей различных профессий, людей среднего достатка и немыслимых богачей, но ни в одном я не видел ничего подобного, честное слово! Вы не перестаете меня удивлять, Энн.

Алан перевел взгляд на хозяйку дома и только сейчас обратил внимание, как по-детски невинно и то же время соблазнительно смотрится она в своем изумрудном платье. На ее распущенных волосах блестели капли дождя.

Энн провела рукой по резной столешнице и, дабы скрыть свое смущение, сказала:

— Собирание старинной мебели, оформление интерьеров — одно из моих страстных увлечений. Я покупаю вещь только в том случае, если она по-настоящему западает мне в душу. Тогда и ухаживаешь за ней с удовольствием.

— М-да… — Алан обвел еще одним внимательным взглядом музейно-домашнюю обстановку прихожей. — Такая мебель наверняка требует особого ухода.

— Конечно! — воскликнула Энн. — Во-первых, сразу после покупки каждый предмет мебели должен тщательно осмотреть специалист и, если надо, отреставрировать… — Она резко замолчала, опять смутившись. — Я так долго держу вас у двери! Простите. Чаю будете?

Алан не хотел чаю, но жаждал узнать об Энн как можно больше. Побывать в ее гостиной, в кухне, узнать, какой сорт чая она любит, из каких чашек его пьет. Ему казалось, что за эти удовольствия он готов отдать что угодно.

— От чая я, пожалуй, не откажусь.

— Проходите в гостиную. — Энн рукой указала, куда следует идти, а сама направилась к небольшому коридорчику, очевидно соединяющему прихожую с кухней.

Вид гостиной произвел на Алана столь же сильное впечатление, как и прихожая. Усевшись на одно из кресел с изогнутыми подлокотниками и резными деревянными ножками, он с пытливостью познающего мир ребенка окинул взглядом комнату.

Шкафчик-кабинет с обилием ящичков и росписью, чайный столик со столешницей сложной формы и саблевидными ножками на латунных колесиках, комод с лицевой частью выпуклой формы, напольные вазы с живыми цветами, гравюры в белых паспарту. На странном предмете — короткой палке с прикрепленным к ней щитком, отделанным деревянными украшениями, — его взгляд остановился.

В эту минуту в гостиную с подносом в руках вошла Энн.

— Рассмотрели мои богатства? — с простодушной улыбкой спросила она, опуская поднос на столик.

— Рассмотрел, — ответил Алан, не сводя глаз со щитка на палке. — Но никак не могу понять, что это за штуковина.

Энн подкатила столик к той части дивана, рядом с которой в кресле сидел Алан.

— Эта штуковина называется каминным экраном, — пояснила она. — Принадлежал он вместе с комодом и кабинетом еще моей прапрабабушке. У меня камина нет, но экран мне очень дорог и прекрасно смотрится в этой комнате просто как дополнение к интерьеру. Согласны? — Она села на диван.

— Полностью, — ответил Алан.

— Угощайтесь. — Энн составила фарфоровые чашки на блюдцах, сахарницу и вазочку с конфетами на стол, а поднос убрала.

— Спасибо. — Алан сделал глоток благоухавшего земляникой чая. — А для чего используются эти каминные экраны?

— Сейчас ни для чего, — ответила Энн. — А в те времена, когда люди еще не знали ни газа, ни электричества и часто располагались у камина, каминные экраны защищали глаза от яркого света, а лицо — от воздействия высокой температуры. — Она улыбнулась. — Особенно важную роль эти экраны играли для женщин, ведь составной частью косметики в ту пору был воск.

Представив, как расплавленная тушь стекает с ресниц великосветской красавицы, Алан усмехнулся.

— Вы удивительное создание, Энн, — неожиданно для себя произнес он. — Живете очень интересной жизнью. Я общаюсь с вами всего второй день, а уже узнал массу нового.

Энн пожала плечами.

— Это происходит всегда, когда с кем-то знакомишься.

— Не скажите. — Алан произнес эти обычные два слова настолько проникновенно, что в груди у Энн что-то сжалось. Она почувствовала, что краснеет, и, даже не притронувшись к чаю, поднялась с дивана и вышла из-за стола.

Алан тоже встал.

— Может, еще чаю? — спросила она, сознавая, что вскочила слишком рано, и еще больше тушуясь.

— Нет, спасибо.

— Тогда пойдемте в мастерскую.

Пропустив гостя вперед, Энн вскоре обогнала его и направилась к своей мастерской.

Идя следом, Алан, затаив дыхание, разглядывал нежный пушок на ее длинной тонкой шее, собранные в хвост и подпрыгивающие при ходьбе медные пружинки волос, изящную линию плеч.

Почему его с такой непреодолимой силой тянет к этой Энн, он не мог понять. На жизненном пути ему встречались и более красивые женщины, и не менее умные, но их красота и ум не касались его сердца, не будили в душе того фейерверка радостных чувств, которыми хочется подпитываться всю оставшуюся жизнь.

До сих пор Алан не заметил ни единого указания на присутствие в ее доме детей или мужчины. И хоть уверенным он ни в чем быть не мог, с удовлетворением склонялся к мысли, что она живет здесь одна.

Лишь войдя в мастерскую вместе с Аланом, Энн с ужасом вспомнила, что оставила рисунок с изображением Густава Клааса вместе с книгой и набросками на рабочем столе у окна.

На нем Густав был почти готов: восседал со щитом в руке на покрытом броней коне. Любой, кто встречал Алана Атуэлла, посмотрев на рисунок, сразу заявил бы, что лицо у персонажа книги Фраймана такое же, как у него.

Взглянув на стол и увидев, что означенный рисунок лежит поверх остальных, Энн покраснела. Затем резко повернула голову к Алану, смущенно кивнула на стул у противоположной стены, пробормотала «присаживайтесь», подошла к столу и убрала все, что на нем лежало, на верхнюю полку высокой угловой этажерки из светлого дерева.

Растяпа, мысленно обозвала она себя. Все утро помнила, что ни в коем случае не должна оставлять на столе эти рисунки, а в последний момент напрочь обо всем забыла! Этот парень действует на меня как-то по-особенному. Черт знает что такое! Не успела выпутаться из одной истории, как уже попадаю в другую. И когда я стану по-настоящему взрослой, когда наберусь житейской мудрости?

Когда они вошли в мастерскую, Алан сразу почувствовал, что Энн что-то сильно встревожило. Ее покрасневшее лицо, то, как она растерянно пробормотала «присаживайтесь», поспешно прошла к столу и убрала на полку какие-то листы бумаги, — все это лишь подтвердило его догадку.

Впрочем, она очень быстро пришла в себя, как тогда в галерее, когда снова увидела его среди экскурсантов. Румянец исчез со щек за считанные секунды, голос вновь зазвучал мелодично и спокойно. Алан не подал виду, что заметил ее волнение, но еще долго гадал, что же было на тех рисунках.