Она по-прежнему предпочитала ему Ашерона несмотря на то, что тот пошел против ее желаний, защищая людей, которых она хотела уничтожить. Тогда как он, Страйкер, верно ей служил.

Хоть раз за все время своего существования он желал быть достаточно хорошим для кого-то. Иметь рядом человека, готового пойти на жертву ради него.

Но это было невозможно.

— Когда я узнал, что Юриан за моей спиной женился на одной из них, то взорвался. Я не видел отголосков прошлого в своей жажде нанести удар и причинить боль тому, кого должен защищать. — Страйкер встряхнул головой. — Вот такой я ублюдок.

Зефира не стала комментировать. Вместо этого она взяла его руку в свои ладони и окинула его внимательным взглядом.

— Почему ты не рассказал мне об этом, когда мы были женаты?

Страйкер взглянул вниз, на их переплетенные пальцы, и ощутил прилив сил от осознания того, что Зефира не оттолкнула его в отвращении. Он никогда и никому так не открывал душу. И удивлялся, почему делает это теперь.

Но он знал. Она была его сердцем, и ему не хватало этого жизненно важного органа.

— Мне было стыдно. Ты была так впечатлена моим происхождением, и я не хотел, чтобы ты знала правду о том, что мой отец думает обо мне на самом деле. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал об этом. Мне нравилось делать вид, что я любимый сын, которому суждено осуществить его грандиозные планы.

Страйкер отвел глаза, не в силах вынести ее внимательный взгляд, когда он обнажает самую ранимую часть своей души — оружие, которое он никогда не отдавал в чужие руки.

— Ты знаешь, каким мир был тогда. Я был просто мальчишкой-аполлитом, а мой отец постоянно твердил мне, что моя старшая сестра больше мужчина, чем я. — Его взгляд вспыхнул, он уставился на пол, вспомнив, как однажды отец нарядил его в женскую одежду. Он едва ступил в отцовский храм, как Аполлон в мгновение ока сменил ему одежду. «Теперь ты выглядишь соответственно своей истинной природе. Возможно, тебя стоит еще и кастрировать… Если бы только ты не был мне нужен для выведения породы. Остается надеяться, что у твоих сыновей тестостерона будет больше, чем у тебя».Эти слова и испытанное им унижение все еще жгли позором его душу. Издевательства отца до того его ожесточили, что для других не осталось никаких чувств. — Ты хоть представляешь, как больно признаваться — даже теперь?

Ее взгляд смягчился, она взяла его руку и прижала к своему сердцу.

— Вот почему ты полюбил меня? Потому что рядом со мной тебе не надо было казаться лучше?

Страйкер раздраженно рявкнул:

— Я полюбил тебя потому, что всякий раз, когда мы были вместе, ты заставляла меня чувствовать. Чувствовать, что я важен для тебя. В твоих глазах я был мужчиной, которым хотел быть, даже после того как отец сказал, что я единственное его разочарование. И я не чувствовал ничего подобного с той ночи, когда вышел за дверь и покинул тебя. Ты говоришь, что умерла той ночью. Я с тех пор умирал каждую ночь. Каждую.

Ее ногти вонзились в его ладонь.

— Ненавижу тебя, Страйкер.

Если честно, он не ожидал от нее ничего иного. Казалось, это все, что он может вызывать у окружающих.

Сердце заныло от боли, он отстранился от нее.

Зефира поймала его и притянула обратно, пока он не оказался лежащим в ее объятиях.

Пораженный, он встретился с ней взглядом.

— Ты все такой же дурак, как и тогда.

От ее резких слов в нем вспыхнул гнев, но прежде чем Страйкер успел послать ее подальше, она притянула к себе его голову и поцеловала. Страстно, неистово, заставляя его закружиться в водовороте чувств. Обхватив ее голову ладонью, он вдыхал и чувствовал, как ее губы развеивают все плохие воспоминания, преследовавшие его. Удивительное убежище, где человек мог спрятаться. Позор, что они никогда не хотели открыться друг другу. Гораздо проще было сделать вид, что отец любит его, что он просто по ошибке проклял его вместе со всей расой аполлитов.

Но жестокая, не приукрашенная правда… которой Страйкер никогда не хотел смотреть в лицо. Его отец не обеспокоился этим. И это обижало. Раздражало. Обессиливало.

Он закрыл глаза, когда Зефира укусила его за подбородок, забирая боль его реальности. Растворив их одежду, он перекатился так, что она оказалась сверху. Единственная, кому он давал власть над собой. Он принадлежал ей и знал это. Она заклеймила его душу одиннадцать тысяч лет назад, в тот день, в доках, когда убегала от него. И если ему суждено умереть, то он хотел бы умереть от ее руки. От руки той, что когда-то хоть немного его любила.

Приподнявшись, Страйкер обхватил ее лицо ладонями, наслаждаясь видом ее обнаженного тела. Он провел ладонями от ее лица вниз, к грудям. Мысли о них, пышных и полных, тоже преследовали его по ночам, заставляя тосковать по Зефире и моментам, подобным этому.

— Когда же ты, Страйкер, наконец, начнешь меня понимать?

— То есть?

Зефира коснулась линии его губ длинным ногтем.

— В гневе я говорю вещи, которых на самом деле не думаю. Когда я сказала тебе уйти, все, чего я хотела, — чтобы ты остался. Я хотела причинить тебе боль за то, что ты меня уничтожил.

— Ты сказала, что я ни на что не годен.

— Вот что я имела в виду. Но только после того, как ты собрал вещи, чтобы последовать за отцом и бросить меня. Это заставило меня почувствовать себя бесполезной, и поэтому я напала на тебя.

И эти слова его уничтожили. Снова нахлынул гнев.

— И ты заставила меня почувствовать себя таким, каким считал меня отец. Словно я меньше чем мужчина. Его критика всегда ранила, но твоя пронзила до самых костей. Оставила шрамы, что до сих пор не зажили.

Зефира ударила его в грудь. Не больно, но достаточно сильно, чтобы дать понять: она все еще злится на него.

— А как ты думаешь, что ты сделал со мной? Ты хоть понимаешь, сколько раз меня называли шлюхой? Прежде чем отправиться к Артемиде, я пришла к отцу. Он забрал те деньги, что ты оставил мне, и выгнал на улицу. Сказал, что если я не смогла удержать мужа, то должна раздвинуть ноги для кого-нибудь другого.

Страйкер вздрогнул, пристально глядя на нее, желая не знать об этом.

— Я бы убил твоего отца, если бы знал.

— Но ты не знал, и поэтому я ненавидела тебя еще больше. Ты знал, в каком аду я жила до замужества. Знал, что мой отец жесток и суров. Как ты думал, что я буду делать в мире, где женщина даже за покупками не может пойти без сопровождения мужчины?

Он притянул ее ближе. Так близко, что смог почувствовать ее дыхание на своем лице.

— Все, о чем я мог думать, — мой отец убивает тебя из-за меня и оставляет меня жить с осознанием того, что я сделал тебе, что я вынудил отца так поступить. Он никогда бы не дал мне покоя смерти. А я знал, что единственное, чего бы я не вынес… жить после твоей смерти, причиной которой я стал.

Зефира хотела простить его. Действительно хотела. Но причиненная боль была так сильна. Те первые годы с Медеей были такими трудными, и хотя Артемида дала им убежище, она никогда не была к ним добра.

Зефира сильно изменилась с той ночи, когда он ушел.

Но и он изменился. Он больше не был тем юным подростком, который боялся гнева отца. Тот факт, что он преследовал и убивал потомков своего отца, служил подтверждением.

Убей его.

Этого хотел от нее Война. Этого хотела Артемида.

А как насчет ее желаний?

Его серебристые глаза обжигали ее, мучительная боль в них подобрала ключик к ее сердцу.

— Прости меня, Зефира, и я клянусь — не богами, а собственной честью и душой — никогда больше тебя не разочаровывать. Позволь мне сделать то, что я должен был сделать столетия назад.

— И что же это?

— Отдать тебе свое сердце, свою преданность и свои услуги. Больше никто и никогда не разлучит нас. Клянусь всем, что у меня есть.

Зефира легко провела ногтями по его груди.

— Единственным, кто нас разлучил, был ты.

— И твоя раздражающая неуступчивость. Я ушел, но ты глубоко меня ранила, указав на дверь. Посмеявшись над моим достоинством и мужественностью. Не пойди ты в атаку, я бы противостоял отцу. Но было трудно остаться с тобой, после того как ты повторила мне то же, что говорил он.