— И чем ты зарабатываешь на жизнь, просто Лета?
— Я — профессиональный телохранитель.
Он рассмеялся над ее неожиданным ответом.
— Да, конечно.
Она медленно покачала головой.
— Нет. Это правда. Я знаю семьдесят два способа убить человека, и шестьдесят девять из них выглядят как несчастный случай.
Вероятно, это должно было испугать его, но вместо этого он был заинтригован.
— И что привело телохранителя в этот участок леса? Тебя нанял Мори, чтобы защитить меня от моего брата?
— Я не знаю никакого Мори. В настоящее время я без работы и ищу замену. Я услышала, что в Нашвилле есть работа, и это показалось мне хорошим местом, чтобы начать заново. Так я застряла здесь в ледяном холоде с… серийным убийцей. Смахивает на отличный фильм ужасов, да?
Он все еще не был удовлетворен ее ответом.
— Как ты можешь работать, защищая людей, и не знать, кто я? Мне сказали, что у меня одно из самых узнаваемых лиц в мире.
— Вау… Чисто из любопытства, когда ты ночью ложишься спать, не оказываешься вытесненным с матраца этим эго?
— Это не эго. Это — правда.
Она сложила руки на груди, как будто не верила этому в течение минуты.
— Ладно, значит, если я признаю, что знаю, кем ты являешься, и меня это действительно не заботит, то это успокоит твою ущемленную мужественность в достаточной мере, чтобы мы могли забыть об этом и идти дальше к чему-то, что заканчивается предоставлением мне бутерброда?
Он проигнорировал ее вопрос.
— Значит, ты знаешь кто я?
— Да, Декстер, — согласилась она, ее голос был полон сарказма. — Я знаю, кто ты. Теперь ты чувствуешь себя лучше?
Не совсем. Ее сарказм порядком уменьшил удовольствие от того, что он оказался прав. Это также привело его в бешенство.
— Тогда, почему ты солгала?
Лета поняла, что только что совершила большую ошибку по отношению к нему. Он был человеком, которому достаточно лгали, и было очевидно, если она хочет остаться, то должна быть настолько честной, насколько это возможно.
— Что ж, так как ты скрываешься в никому неизвестном месте, я решила, что ты не хочешь афишировать тот факт, что ты — всемирно известный актер, хотя, если честно, трудно не заметить «Оскары» на каминной полке.
Челюсти его напряглись.
— Ты — репортер?
Она закатила глаза.
— Нет. Я сказал тебе, кто я. Я охраняю людей.
— Откуда мне знать, что я могу тебе верить?
— Ниоткуда. Но с чего бы мне лгать?
Если уж на то пошло, это увеличило его раздражение.
— Ты солгала о том, что знаешь обо мне. Ты можешь лгать обо всем. Люди врут все время, обычно без какой бы то ни было причины.
— Но я не лгу о том, что голодна. — Она жестом указала на булку хлеба на столе. Одна из проблем при попадании в царство смертных была та, что это, как правило, делало Ловцов Снов чрезвычайно голодными, и прямо сейчас ее желудок сжимался в спазмах и болел. — Не мог бы ты кинуть мне кусочек хлеба прежде, чем допрос продолжится? Или я должна надрать тебе зад, чтобы получить ложку арахисового масла?
Айдан схватил хлеб с кухонного бара и бросил ей. Она поймала его одной рукой. Шагнув назад, он протянул руку к двери рядом с холодильником.
— Арахисовое масло находится в кладовой для продуктов.
Она с подозрением сузила на него глаза прежде, чем подойти, открыть дверь и пересмотреть его продукты. Она появилась несколько минут спустя с арахисовым маслом. С недовольным взглядом она поставила его на стойку бара.
— Нож?
— Ящик перед тобой.
После того, как она открыла его, Лета повертела нож в своей руке с ловкостью, говорившей о том, что она не лгала насчет своей профессии.
— Кто был твоей последней работой? — спросил он, засовывая руки под мышки.
— Терренс Моррисон.
Он нахмурился.
— Кто?
— Миллиардер-плейбой, который совершил ошибку, положив свои шары не на тот бильярдный стол.
Айдан мог лишь догадываться о неприятностях вроде этой, в которые мог попасть человек, особенно в зависимости от тех, кто считал, что они имели права на тот бильярдный стол.
— Почему ты ушла?
Она размазала арахисовое масло по куску хлеба.
— Я позаботилась о человеке, который его беспокоил. Угрозы больше нет. Работа выполнена. — С самодовольным взглядом она откусила свой бутерброд. — Хочешь узнать что-нибудь еще? Зубную формулу, отпечатки пальцев? Сканирование радужной оболочки глаз?
— Образец мочи не помешал бы.
Она закатила глаза.
— Какую чашку ты хочешь, чтобы я использовала?
Он был заинтригован ее остроумными репликами и тем фактом, что она не казалась рассерженной на его допрос и выбор слов.
— Тебя что-то беспокоит?
— Я защищаю людей, чтобы выжить. Скажи честно, неужели ты думаешь, что я испугаюсь пописать в чашку?
Очко в ее пользу… при условии, что она не лгала о своей профессии.
Не говоря ни слова, Айдан вытащил стакан из шкафа и вручил его ей.
У нее отвисла челюсть.
— Ты, должно быть, шутишь надо мной? Ты, что на самом деле хочешь образец мочи?
Он по-настоящему улыбнулся ее вопросу.
— Нет, вряд ли, но я подумал, что ты можешь испытывать жажду. Напитки находятся в холодильнике.
На этот раз он увидел облегчение в ее взгляде прежде, чем она пошла и налила себе стакан молока.
— Спасибо хоть за какое-то милосердие.
— Да, — сказал он едко. — Только не забудь вернуть должок.
— Предполагается, что это что-нибудь означает?
Он пожал плечами.
— Исходя из моего опыта, все люди только берут. Ни один из них ни черта не сделает, чтобы помочь кому-нибудь другому.
— Но иногда люди могут удивить тебя.
— Да. Ты права. Я постоянно поражаюсь ничем не вызванным предательствам, на которые они способны.
Она покачала головой.
— Ну и ну, да ты — пресыщенныйчеловек.
Если бы она только знала. Кроме того, он имел полное право и даже больше. В его спину воткнули столько ножей, что стегозавр [16]обзавидовался бы.
— Посмотри на себя. — Он указал рукой на ее тело. — Ты защищаешь людей, потому что они нуждаются в этом, или ты защищаешь их, потому что они тебе платят?
Лета задумалась. Она конечно же не получала плату за то, что делала, но он никогда не поверит, что человек может быть настолько альтруистическим. Поэтому она выбрала полуправду.
— Девочка должна есть.
— И я остаюсь при своем мнении. Люди наносят тебе удар ножом в спину за вонючие крохи и затем продолжают жить, как будто ты ни что иное, как никчемный таракан.
Она медленно выдохнула, увидев в его ярости именно то, что М’Адок увидел в ее. Его гнев был безрассудным хозяином, который не отпустит его. Хуже всего был уровень, до которого он позволил гневу охватить себя. Он управлял и искажал все вокруг него к такой грани, что он был неспособен видеть за ее пределами.
— Согласна, есть люди, достойные сожаления. Но уверяю тебя, — не все такие. Как люди способны на любой жестокий поступок, точно также они способны проявлять доброту.
Он насмешливо улыбнулся ей.
— Ты простишь меня, если я категорично не соглашусь. — Он покачал головой, как если бы просто ее вид внушал ему отвращение. — Я поражаюсь тому факту, что ты дожила до такого возраста, и никто не снял эти розовые очки и не запихнул их в…
Она подняла свои руки, заставляя его замолчать.
— Ты имеешь право на свое мнение так же, как я имею право не выслушивать его.
Это еще больше вывело его из себя. Он оттолкнулся от стола и направился к входной двери.
— Ты вызываешь раздражение. Если я должен кого-то впускать в свой дом, то не могут они, по крайней мере, быть немыми? — Он поднял ружье и двинулся в небольшой холл, который вел в его комнату. — Не слишком тут располагайся. Я хочу, чтобы ты исчезла отсюда в то же мгновение, когда погода прояснится.
Ее взгляд устремился на оружие в его руках.
— Так мало мне доверяешь?