— Госпожа, — поклонился в пояс гонец — молодой степняк. — Простите меня за настойчивость, но Великий Князь приказал дождаться ответа.

— Передай Князю Джанжууру, что я ни за что не пропущу обед в кругу новообретенных родственников, — вежливо произнесла я, передав бумаги Саиду.

Гонец повторно поклонился мне, потом Саиду, но уже не так глубоко, и отбыл.

— А я все думал, почему нас пригласили на обед, а не на ужин, — зло проговорил друг и бросил бумаги на низкий столик, уставленный всевозможными яствами.

Честно признаться, завтракать в беседке мне понравилось. Над нами плелось какое-то растение с мелкими синенькими цветочками с пряным и терпким ароматом, но в то же время не настолько сильным, чтобы запах раздражал. В самой беседке посередине стоял столик, были расстелены ковры и раскиданы яркие расписные подушки, на которых и полагалось сидеть. Необычно, но как-то по-домашнему в лучшем понимании этого слова. Хотя я как раз выросла среди вычурности и чопорности, где даже родственники обращались на «вы» друг к другу. Двэйн был не настолько подвержен традициям, но даже он не одобрял моих посиделок с детьми в их комнате на ковре.

— И что же вы нашли в письме? — заинтересовалась я, потому что сама никакой подсказки не заметила. Кроме одной, Саид был уверен, что подарок мне не понравится. Неужели решил отдать мне какую-то рухлядь? Хотя не все ли равно, жить в степи я не собиралась.

— Не в письме, в дарственной. Вам, Анна, отдали дома и владения советника по внутренней безопасности. А на вечер, скорее всего, назначена его казнь, — хмуро произнес друг.

— Не могу сказать, что я удивлена, чего-то подобного и следовало ожидать. Но все же как-то некрасиво дарить мне дом этого советника. Скажите, Саид, как мне расценивать этот дар? — задумчиво произнесла я, попивая прохладный кумыс из пиалы.

Мне не было жаль неизвестного советника, его казнь — это итог либо его преступной деятельности, либо, наоборот, халатности. И даже то, что его семья впала в немилость, тоже понятное и закономерное явление. Но зачем к своим внутренним разборкам Джанжуур опять приплел меня? Решил одним махом выманить на такую идеальную приманку, как я, всех своих врагов и недоброжелателей? Или просто устранить чужими руками, раз уж сам пообещал мне защиту и покровительство?

— Подарить имущество врага своему соратнику — значит, оказать ему уважение. Но тут-то и кроется казус, женщина не может быть соратником, по нашим законам она не имеет права владеть чем-либо, кроме подаренных супругом украшений, одежды или лошади. Не смотрите на меня с таким изумлением, Анна. Этот обычай очень древний, он пошел еще с тех времен, когда кланы только образовывались, а степняки селились семьями. Набеги были не редкостью и если женщина успевала вскочить в седло, прихватив кое-какой скарб и малолетнего ребенка, ее не преследовали. Считалось, что это случилось по воле духов, а значит, угодно им.

— А я еще считала, что у варваров дикие законы, — хмыкнула я. — Страшно представить, что ждало эту беглянку в дальнейшем.

— Становилась либо младшей женой, либо наложницей, либо шла в услужение, — пожал плечами Саид. — Не могу сказать, что мне все это нравится, но это история моего народа.

— Кстати, у меня возник вопрос, — встрепенулась я. — Если с женами мне все понятно, брак и у вас заключается на всю жизнь, а что происходит с наложницами? Например, постарела или разонравилась? Что с ней делают?

— Есть закрытые невольничьи рынки, где всё продается и покупается, — поморщился Саид. — Но если вы спрашивали о князьях, то им не престало торговать таким имуществом, поэтому надоевших наложниц принято дарить.

— Как же это жутко, — вздрогнула я, у меня не укладывалось в голове, что где-то совсем близко существует рабство — этот пережиток прошлых веков.

— Возможно, но в основном рабами становятся воры, должники и другие люди, совершившие не слишком тяжкие преступления. И строго на определенный срок, по истечению которого могут опять считаться свободными людьми. С девушками сложнее, в основном их продают родители, которые слишком бедны, чтобы их дочерей взяли в жены. Но что хуже: стать наложницей состоятельного мужчины и познать радость материнства, или остаться в нищете и пополнить персонал публичных домов? Почему их? Потому что даже служанкой стать не так просто.

— Я поняла ваш намек, Саид. Не думайте, что я начну на каждом углу выказывать свое негативное отношение к рабству, но и делать вид, что поддерживаю его, тоже не буду.

— Ваше право, Анна. Я только об одном прошу вас, прежде чем что-то сказать или сделать, советуйтесь со мной, пожалуйста.

Саид улыбнулся, склонился, подхватил мои пальчики и запечатлел на них легкий поцелуй. Ничего особого, обычная учтивость в высшем обществе. Еще бы забыть ту затаенную борьбу с самим собой, что нет-нет да мелькала в глазах князя. Но он держался и только один раз за утро обратился ко мне на «ты».

— Думаю, нам стоит посетить ваш новый дом сейчас. Вы согласны?

— Почему бы и нет. — Я поднялась, опираясь на руку мужчины. — Но раз уж вы собрались стать моим советником, то вам и решать, что уместнее мне надеть в этой непростой ситуации?

— Вчерашний традиционный костюм, но с белым платком под хушпу — ту самую шапочку из монеток.

Саид серьезно воспринял мой вопрос и даже обрадовался ему.

— А почему платок белый? И как его повязывать?

Раз уж князю нравится отвечать на мои вопросы, то почему бы не дать волю своему любопытству.

— Белый цвет — цвет траура, в случае смерти родственника или правителя, все, в семье или в стране, одеваются в белые одежды. Ниямате, как наложнице, же таких почестей не полагается, но выказать уважение к Князю и надеть что-то белое, будет данью вежливости, — детально разъяснил Саид. — А повязывать платок не надо, один конец закрепить под хушпу, оставив остальные свободно свисать.

— Спасибо за весьма занимательную информацию. Может, вы еще расшифруете мне, что означает этот рисунок? — с улыбкой спросила я, сдвигая рукав на левом предплечье.

Служанка из княжеского гарема сказала, что данные рисунки обозначают пожелания счастья и долголетия. А так как девушка не была магом, то это действительно был всего лишь рисунок и ничего более. Но в письменах на воротах магия чувствовалась, значит, есть возможность ее вложить в вязь этих завитушек и точек. Так почему бы немного не поэкспериментировать?

— Анна, — покраснел Саид, но за руку меня взял и весьма крепко. — Прошу вас, никому не показывайте письмена на вашем теле, они пишутся для духов-защитников и их может видеть только супруг. Понимаете, это как просьба к богам или пожелания к мужу, а то и всё вместе, как в вашем случае. Например, этот завиток означает материнство, и так как у нас принято желать много детей, то у вас тут три точки. Хотя странно, обычно рисуют пять и больше. А вот тут просьба о долголетии и здоровье. На тыльной же стороне послание к супругу, чтобы он был нежным, страстным и щедрым.

— Интересно, а Двэйн умеет читать эти письмена? А то я еще кое-что добавила бы и не только на предплечье, — решила свести все к шутке и ненавязчиво забрать у князя свою руку, которую тот не торопился отпускать, водя пальцами по узору. — А насчет никому не показывать, я запомню, хотя этот рисунок видели обе девушки-служанки, а одна его и сделала.

— Анна, хотите, я поговорю с Двэйном? Иногда он так увлекается делами, что перестает замечать все остальное…

— Спасибо, Саид, но мы сами разберемся. — Я нахмурилась и наконец-то отвоевала свою конечность. — Я пойду переоденусь, встретимся через полчаса в главной гостиной.

— Анна, — окликнул меня князь, когда я отошла на несколько шагов. — Если бы вы были моей женой, вам не пришлось бы разрисовывать свои руки. Я и без посланий сделал бы вас самой счастливой женщиной на свете.

— Саид, человека невозможно сделать насильно счастливым, — обернулась я к князю. — К этому состоянию души можно прийти только самостоятельно. И я желаю вам обрести его.