— Я часто посещала церковь?

— Да.

Потом Элоиз вспомнила небольшого роста стройную женщину средних лет, одетую в строгий костюм. У нее были темно-каштановые волосы, карие глаза и ласковая улыбка. Женщина представилась как Мэри Хау.

— Мэри Хау сказала, что была моим секретарем. По связям с общественностью?

— Твоя фирма занимается финансовыми вопросами. Секретарь по связям с общественностью вам ни к чему.

Она посмотрела в окно, размышляя о той Элоиз, чей портрет нарисовал Джонатан. Судя по всему, она вела обычную деловую жизнь, хоть и выбрала себе в мужья необычного человека.

Она вспомнила четвертого посетителя, навещавшего ее. Чарлз Полянски, высокий стройный мужчина лет шестидесяти, одетый в костюм-тройку. Чрезвычайно вежливый. Он представился ее адвокатом и попросил не подписывать никаких документов, не посоветовавшись с ним.

Подумав об адвокате, Элоиз отметила, что все другие посетители открыто выражали обеспокоенность и симпатию, в то время как мистер Полянски сохранял профессиональное хладнокровие. Впрочем, как-то раз он выразил сожаление по поводу ее болезни — видимо, вполне искренне. И все же у нее сложилось впечатление, что они скорее деловые партнеры, чем друзья.

— Я доверяю мистеру Полянски? — спросила она.

— Насколько мне известно — да, — ответил Джонатан. — Он и его сын всегда сотрудничали с твоим отцом как в деловых, так и в личных вопросах. Теперь он сотрудничает с тобой.

Элоиз внимательно посмотрела на мужа.

— А ты доверяешь ему?

— Да, — ответил Джонатан.

Интересно, почему ей нужно знать мнение мужа о ее адвокате? И тут она поняла, что инстинктивно доверяла мнению Джонатана. Какими же все-таки были их отношения?

Она напрягла свою память, и тут же ее пронзила острая головная боль. Так было всегда, когда она пыталась что-нибудь вспомнить. Сосредоточься на том, что ты только что узнала, приказала себе Элоиз.

— Итак, я принадлежу к тем женщинам, для которых важна карьера, — сказала она, разглядывая лицо Джонатана и, вопреки приказу, продолжая думать об их браке. — Как могла удачливая деловая женщина угодить в подобную историю? — спросила она и покраснела, услышав в своем голосе изумление.

— Не представляю, — ответил Джонатан.

Элоиз решила, что зашла уже так далеко, что может позволить себе задать еще один вопрос:

— Есть ли во мне что-нибудь такое, о чем мне не хотят говорить?

Он не смог сдержать улыбки — настолько смешным показался ему вопрос.

— Нет, я ничего такого не знаю. — Улыбка тут же исчезла, и лицо Джонатана вновь стало серьезным. — Конечно, эта история с виражом абсолютно не в твоем стиле.

Элоиз не обращала внимания на то, что он говорил, завороженная его улыбкой. Когда он улыбался, на щеках его появлялись ямочки, черты лица смягчались и он уже не казался таким недосягаемым.

— Оказывается, ты умеешь улыбаться, — сказала она, не подумав, и вновь покраснела. — Я впервые вижу твою улыбку.

— Я умею не только улыбаться.

Неожиданно Элоиз обдало жаром. Она представила себя в его объятиях. Они предавались любви. Внутри ее начал разгораться огонь, но через минуту видение исчезло. Элоиз дрожала.

— Не сомневаюсь, — ответила она.

И опять в машине воцарилась тишина. Элоиз не сводила глаз с Джонатана. Неужели они действительно были пылкими любовниками или это видение всего лишь игра воображения? Нет, этот вопрос задавать еще рановато.

— А как насчет домашнего хозяйства? Я любила им заниматься?

— Ты никогда не отказывалась от домашних дел, хотя у тебя есть Нэнси Перкинс, которая приходит раз в неделю и выполняет работу по дому. — Джонатан остановился, потом добавил: — Ты хорошая кулинарка.

Она заметила в нем некоторое замешательство перед тем, как он высказал свое мнение. Интересно почему?

— Неужели?

— Я тоже был удивлен этим, — сказал он в ответ на ее скептический вопрос.

Элоиз думала, что бы еще спросить, когда Джонатан включил сигнал поворота и снизил скорость. За разговором она не заметила, сколько времени они ехали. Теперь она поняла, что Эшвилл остался далеко позади. Какое-то время они двигались по двухполосному шоссе, но последние несколько миль ехали по дороге с очень крутыми поворотами. С правой стороны вилась река. На одном берегу ее, на полях, зрела кукуруза, на другом — лежало свежескошенное сено.

С левой стороны Элоиз видела невозделанную землю. Крутые горы поднимались до небес. Именно налево повернул Джонатан, и Элоиз увидела на дороге указатель — машина въезжала на территорию частного владения. Дорога была пустынной, давно уже не мелькало никаких строений. Какое-то время они продвигались сквозь густой лес, затем слева показался просвет, и через несколько минут они выехали на широкую равнину. Элоиз увидела огороженный луг, на котором лениво паслись четыре лошади. За лугом виднелась конюшня. Справа стоял двухэтажный дом. Элоиз ощутила, как напряглись ее нервы.

— Это наш дом? Сколько у нас земли? Есть ли у нас соседи? — торопливо спрашивала она, надеясь услышать в ответ, что они не одни владеют всей этой землей.

— Ты владелица этого поместья, — ответил Джонатан. — Когда-то оно было куда обширнее, но после смерти отца ты продала большую часть земли, и сейчас у тебя только сорок восемь акров вокруг дома.

Элоиз пыталась окинуть взглядом этот простор.

— Я что-нибудь выращиваю на этих полях?

— Нет. Ты продала плодородные земли. На том, что осталось, едва ли что-то вырастет. Здесь каменистые почвы.

— Наверное, никто не захотел покупать ее, — сказала Элоиз. С одной стороны, она была покорена красотой этой земли, с другой — ее пугала изолированность от остального мира.

— Говорят, тебе давали за эту землю хорошие деньги, но ты отказалась, решив оставить ее, чтобы ездить на лошадях, — ответил Джонатан, останавливая машину перед красивым домом, у входа в который росли дикие цветы.

Элоиз оглянулась назад на лошадей, пасущихся на лугу. Она чувствовала, что здесь ей будет лучше.

— Почему же я оказалась на мотоцикле, а не на лошади? — спросила она.

Джонатан взглянул на нее.

— Пару месяцев назад ты решила перебраться на мотоцикл.

— Зря, — сказала Элоиз, нахмурившись.

— Это точно, — согласился он.

Судя по его голосу, Джонатан обиделся.

— Я не имею ничего против мотоциклов, — тут же сказала она. — Они просто не для меня. Мне кажется, человек должен заниматься своим делом.

— Да, так безопаснее и разумнее, — подтвердил он.

Выражение лица Джонатана стало холодным, он вновь обрел свой обычный неприступный вид.

— Ну вот ты и дома! — Голос тетушки Сары прервал ее размышления. — Дом там, где твое сердце. Лучшего места, чем дом, не найти, когда нужно восстановить силы.

Совсем позабыв о тетушке, Элоиз с удивлением оглянулась через плечо и увидела, как Сара выбиралась из машины. Видимо, у тетушки были поговорки на все случаи жизни, впрочем, она была права, утверждая, что дом — это лучшее место для выздоровления. Элоиз взялась за ручку, но тетушка уже открыла ей дверь. Элоиз вышла из машины, Сара взяла ее под руку, и они направились к дому.

Ступив на родное крыльцо, Элоиз надеялась вспомнить все, но вместо этого только разволновалась.

Джонатан шел следом, неся чемодан с вещами Элоиз. Подойдя к двери, он открыл ее и пропустил женщин вперед.

Войдя в холл, Элоиз остановилась. На нее повеяло чем-то знакомым.

— Была ли я здесь счастлива? — Слова вырвались сами собой.

— Когда-то была, — ответил Джонатан, глядя на Элоиз холодными глазами.

— Давайте не будем делать скороспелых выводов, — вмешалась Сара. Обняв Элоиз за талию, она повела ее к лестнице. Тебе нужно устроиться, а я должна накормить тебя как следует. Уверена, от домашней еды ты быстро поправишься.

Элоиз внезапно представила себя девочкой, сидящей за столом в кухне. Перед ней тарелка с неизвестным ей блюдом из риса и бобов, сильно пахнущее корицей. Возле стола — молодая Сара в джинсах и светло-розовой блузке, распущенные черные волосы перехвачены розовой лентой.