— Это ведь ваша прежняя комната, сеньора? Вам тут нравится?

Прежняя комната… Да. Это ее комната… Энн поднялась и решительно скрестила руки на груди. Ее охватила злость: она не желает быть запертой в этой комнате и в этой жизни.

— Мне очень жаль, — ледяным тоном заявила она, — но я не хочу здесь жить. Вам придется сказать сеньору, что мне нужна другая комната.

Роса открыла было рот, чтобы возразить, но Энн отстранила ее и направилась к двери.

— Не надо, я сама ему скажу.

Однако выйти из комнаты Энн не удалось. За дверью оказались двое дюжих молодцев, не пожелавших пропустить ее. Загородив проход, они молча стояли перед дверью, словно каменные статуи.

— Немедленно пропустите меня, или я буду кричать!

Однако охранники и глазом не моргнули, на их лицах не шевельнулся ни один мускул. Похоже, они вообще не понимали по-английски.

И Энн действительно закричала — пронзительно, истерически, так, словно ее ранили или убивали. Однако на ее крик никто не откликнулся, и стражи у дверей по-прежнему стояли неподвижно. Лишь Роса в испуге метнулась к Энн и попыталась затащить ее назад в комнату.

— Ради Бога, сеньора, не надо кричать, пожалуйста, прошу вас! — И она внезапно залилась слезами.

— Что с вами, Роса? Немедленно прекратите!

— Сеньора, мне из-за вас попадет! Если я не смогу угодить вам, меня отошлют назад, в деревню! Пожалуйста, не кричите! — пролепетала Роса по-испански. Энн плохо знала испанский, но суть слов горничной все же уловила.

— Да что вам могут сделать? Уймитесь, у меня и так полно забот!

Но девушка продолжала умолять ее, что-то нечленораздельно бормоча то по-испански, то по-английски. Единственное, что Энн удалось разобрать, — это что хозяин накажет девушку, если она будет плохо служить хозяйке. А она не хочет, чтобы с ней случилось то же, что с ее предшественницей. Неужели же Рубен выместил свою злость на бедной Марибель — ее прежней горничной?

— Я должна увидеться с мужем, — твердо заявила Энн. — Непременно должна.

— Вы его обязательно увидите, он пришлет за вами. А сейчас, сеньора, пожалуйста, успокойтесь. Выпейте лучше чаю.

Рубен не пробыл дома и трех часов, как раздался телефонный звонок. Из Европы. Это была Каролина. Закончив разговор, он медленно повесил трубку и взял в руки фотографию, стоявшую на его письменном столе. Со снимка в серебряной рамке на него смотрело тонкое лицо старшей сестры, красивое и строгое.

Старше его на пятнадцать лет, она всегда была для него и воспитательницей, и наставницей, практически заменив ему мать. Рубен доверял сестре безгранично. Умная, образованная, она нередко давала ему дельные советы, особенно в первое время, когда отец отошел от дел из-за болезни и Рубен взял управление всеми делами на себя. В свои сорок шесть лет Каролина все еще была очень хороша собой. Почему она так и не вышла замуж, осталось для Рубена загадкой. Претендентов на ее руку всегда хватало, однако Каролина методично и хладнокровно всем отказывала. Казалось, дела семьи составляли весь смысл ее жизни, поэтому Рубен был крайне удивлен, когда вскоре после бегства Энн сестра внезапно объявила, что устала и хочет наконец пожить в свое удовольствие. Он не стал ее отговаривать, и Каролина уехала.

Связь они поддерживали постоянно, но что-то в их отношениях неуловимо изменилось, что именно — Рубен не мог понять. За три с лишним года Каролина ни разу не выразила желания вернуться домой, и вдруг — на тебе! Почему именно сейчас она решила приехать? Почему не полгода назад? Или не две недели? Неужели ее приезд как-то связан с возвращением Энн, размышлял Рубен, вглядываясь в прекрасные темные глаза и сурово сжатые губы. Что ж, тем лучше. Он так и не понял, что за кошка пробежала между его сестрой и женой, но, может быть, как раз сейчас пришло время положить конец слухам и недомолвкам. Что бы там ни было, он докопается до истины.

— Когда ты вылетаешь? — спросил Рубен у сестры в конце разговора. И, помолчав, прибавил: — Честно говоря, я соскучился и буду очень рад тебя видеть.

Энн машинально провожала глазами каждое движение Росы, которая проворно начала распаковывать ее небольшую дорожную сумку. Вот она вынула из сумки пакет с бельем хозяйки и аккуратно разложила все в шкафу. Вот она извлекла со дна сумки дешевенькие платья и брючный костюм…

— Эти вещи совсем не годятся для знатной дамы, — покачала головой горничная.

Не желаю я быть никакой знатной дамой, мрачно подумала Энн, продолжая сидеть на краю кровати, и наградила Росу сердитым взглядом. Она хотела быть обычной двадцатичетырехлетней женщиной, матерью своего сынишки, с самым узким кругом общения. Пусть у нее было немного друзей, зато они были верными и душевными. Энн создала себе в Массачусетсе спокойную, мирную жизнь. Без роскоши, конечно, — ведь она постоянно была стеснена в средствах. Но это была ее жизнь, и Энн на нее не жаловалась.

Роса, между тем, развесила ее скудный гардероб в шкафу. Затем она открыла вторую дверцу шкафа и жестом показала Энн на содержимое. Та изумленно раскрыла глаза. Здесь было самое настоящее многоцветие радуги. Шкаф был буквально забит дорогими туалетами: бирюзового, фиалкового, розового, лимонно-желтого, белого, золотого цветов. Шелк, шифон, атлас, бархат…

— Вот это для настоящей сеньоры, — с гордостью объявила Роса. — Нравится?

Господи, это было что-то невероятное! Сколько же времени эти шикарные тряпки провисели в шкафу, ожидая ее возвращения? И сколько денег потратил на них Рубен?

Шкатулка, полная драгоценностей. Шкаф, набитый дорогими туалетами. В специальном отделении — туфли самых разных моделей…

Все — как прежде. Рубен хотел, чтобы и теперь все было, как тогда. Все изменилось и одновременно осталось неизменным.

На глаза Энн навернулись слезы. В сердце вкралось чувство вины. Только теперь она поняла, как тяжело было Рубену ждать ее. Он ведь действительно не хотел окончательного разрыва — просто решил дать ей время повзрослеть. Он ждал, что она вернется…

Роса тихонько прикрыла дверцы шкафа и обернулась к Энн.

— Ну вот, все готово. Пойдемте, я приготовила вам ванну.

Раздеваясь в ванной комнате, отделанной мрамором, Энн поймала свое отражение в огромном зеркале. Длинные белокурые волосы висели неряшливыми прядями, под глазами залегли темные тени, отчего ее серые глаза будто выцвели. Господи, ну и вид! Впрочем, она выглядит так же жутко, как чувствует себя.

— Сеньора, вода не слишком горячая? Идите, пожалуйста. — Роса жестом пригласила Энн забраться в розовую ванну, заделанную в белый мрамор с черными прожилками. Краны и ручки — позолоченные. Мрамор и золото. Ванна для царицы. На поверхности воды, меж холмиков пышной пены, плавают лепестки роз.

Энн отбросила полотенце и поспешно погрузилась в воду. Она стеснялась, когда при ее мытье кто-то присутствовал. Но по этикету, она это помнила, горничная должна находиться поблизости и следить, не понадобится ли ей что-нибудь…

Внезапно тишину прорезал властный голос Рубена.

— Оставь нас, — велел он Росе. — Я хочу поговорить с женой наедине.

Горничная тут же попятилась к двери и, что-то невнятно бормоча по-испански, исчезла.

Первым порывом Энн было выскочить из ванны и схватить полотенце, однако справилась с собой и лишь глубже погрузилась в воду, словно пытаясь спрятаться в душистой пене.

— Что ты здесь делаешь? Где Стивен?

— На какой вопрос я должен ответить в первую очередь?

Энн почувствовала, как в ее жилах начала закипать кровь.

— Ради Бога, не издевайся! Где Стивен? И что произошло у самолета?

— Ничего не произошло.

— Надеюсь, Стивену ничего не угрожает? Что вообще происходит на твоем райском острове? Зачем у тебя столько секьюрити? Я не могу допустить, чтобы мой сын рос в обстановке нестабильности!

— У тебя снова разыгралось воображение. Просто я принял меры предосторожности, вот и все.