Однако Энн отказалась подчиниться. Она изо всех сил заколотила в дверь кулаками.

— Рубен, помоги! Они хотят меня увести! Ты можешь остановить их! Ты должен!

Рука Марсело вновь легла ей на плечо.

— Пожалуйста, Энн, не надо скандалить, — мягко произнес он, впервые назвав ее просто по имени. — Это не поможет. Постарайтесь уйти с достоинством. Если не ради себя, то хоть ради Стивена.

Энн не желала красиво уходить ради Стивена. Наоборот, ради него она готова была бороться за его отца. Ведь Рубену они были нужны так же, как и он им.

— Никуда я не уйду! — Она прижалась лбом к двери, словно стремилась слиться с деревом и просочиться внутрь кабинета. — Не уйду! — По ее щекам покатились слезы. — Рубен… — прошептала она, теряя голос и задыхаясь от рыданий. По ту сторону двери полоску света закрыла тень, и в сердце Энн замерцал лучик надежды. — Рубен, я в своей жизни любила только тебя одного!

Она чувствовала, что Рубен совсем рядом. Казалось, биение его сердца, тепло его тела шло к ней через дверь. Энн приложила ладонь к тому месту, где могла находиться его грудь, будто стремясь достучаться до его сердца. Ладонь запульсировала, словно впитывая в себя его гнев, нерешительность, боль, гордость. Энн опустилась на пол и просунула пальцы под дверь. Может, ей все же удастся удержать его?

— Я пойду за тобой на край света, Рубен. Пожалуйста…

Тень исчезла, и Энн поняла: он уходит. Все было бесполезно. Он вычеркнул ее из своей жизни. Навсегда.

Марсело помог ей подняться на ноги. Энн больше не противилась. Молчаливый уход Рубена отнял последние силы. Она ему больше не нужна. И их сын тоже. Он принял решение и не отступит.

Снаружи у лимузина стояли в ожидании водитель и охранники. Водитель открыл заднюю дверцу, и Энн увидела Стивена, мирно спавшего, свернувшись калачиком под одеялом. Маленькая ручонка крепко обнимала голубого плюшевого слоненка.

Вся дрожа, Энн осторожно провела ладонью по лбу Стивена. Ее малыш. Их с Рубеном малыш.

— Не могу поверить, что все так кончилось, — прошептала она.

— Мне очень жаль, сеньора, — мягко произнес Марсело, наклоняясь к ней. — Если хотите, я могу сейчас пойти к нему и все рассказать.

У Энн сжалось сердце. Она только сейчас со всей остротой осознала, насколько уязвим Рубен. Он вечно будет объектом чьих-то интриг и притязаний, от него все постоянно будут чего-то требовать. Сегодня Рубен за один вечер потерял всех близких. Может, он еще этого и не осознает, но теперь он бесконечно одинок.

— Не надо, — медленно покачала головой Энн. — Это лишь восстановит его против вас. Я слишком люблю его, чтобы лишить последнего друга, который у него остался. А вы его настоящий друг, Марсело.

— Но ведь вы можете потерять его навсегда.

— Я его уже потеряла. — Энн сделала попытку улыбнуться, но на ее лице появилась лишь слабая вымученная гримаса. — Скажите ему… — Она оглянулась на погруженный во тьму особняк. — А впрочем, не стоит. Мне, пожалуй, пора отправляться в путь, пока не проснулся Стивен.

Энн сидела в самолете, вжавшись в спинку сиденья. Всего десять дней назад она вот так же сидела в этом роскошном, больше похожем на светскую гостиную, салоне, прижимая к себе спящего сына. Как она тогда мечтала вернуться назад в Штаты! И вот она снова здесь и летит домой, но этот дом больше не ее дом. Ведь дом — это было место, где они были все втроем, ее муж, ее сын и она.

Взревели двигатели, самолет завибрировал, измученные нервы Энн отозвались дрожью. Впереди мерцали огни взлетно-посадочной полосы. Они были готовы тронуться в путь. Слезы жгли глаза Энн, но не могли пролиться — она даже плакать была не в состоянии.

Почему все так кончилось? Всего несколько часов в течение их второго медового месяца в ее сердце жила надежда, и вдруг все рухнуло. Она даже не смогла объясниться с Рубеном, сказать ему, что самое главное в ее жизни — он сам, их любовь и их ребенок, что это сильнее всех ее страхов и комплексов. За эти десять дней она действительно повзрослела, стала сильной, эту силу ей придала любовь. Теперь она могла стать достойной парой своему супругу, но он больше в ней не нуждался. Даже сын не помог ему преодолеть равнодушие, которое воцарилось в его душе.

Как жить дальше? Конечно, Рубен не оставит Стивена и позаботится о том, чтобы у малыша было все необходимое и даже больше. Но как жить ей с этой пустотой в душе, которую никто, кроме Рубена, не может заполнить? Ведь все попытки притвориться, что он для нее ничего не значит и их любовь осталась в прошлом, окончились неудачей.

Самолет, мигая огнями, тронулся с места. В салоне притушили свет. Вот бы кто-нибудь смог притушить боль, сжигавшую ее сердце!

— Раз ты уезжаешь, то возьми меня с собой, — произнес низкий мужской голос.

Рубен? Энн решила, что воображение играет с ней злые шутки. Она медленно повернула голову.

Он стоял в глубине салона. В потертых джинсах и футболке, волосы взлохмачены, лицо осунулось, под глазами темные круги.

— Не уезжай без меня. — Энн молча потрясла головой, не веря, что он здесь, что все это наяву. — Я не могу, — хрипло произнес Рубен. — Не могу без тебя.

— Рубен… — одними губами, беззвучно пролепетала Энн.

— Я ничуть не лучше своего отца. Он всегда твердил, что действует на благо общества, но теперь я не уверен, что это так. Отец говорил, что порядок превыше всего и надо в первую очередь добиться, чтобы все тебя беспрекословно слушались. Я попробовал так жить и понял: это невыносимо. Вся моя жизнь стала невыносимой.

Энн ужасно хотелось подбежать к нему и обнять, но у нее на руках был Стивен. Кроме того, она совсем не была уверена, что сможет устоять на ногах.

— Это не так, — еле слышно возразила она. — Жизнь не может быть невыносимой, когда тебя любят. А тебя любят все, и больше всех — я.

— Тогда зачем же я тебя мучил? — почти простонал Рубен. — Почему заставил пройти через ад?

— Кое-какие основания у тебя для этого все же были, — Энн слабо улыбнулась.

— Для намеренной жестокости не может быть ни оснований, ни оправданий, — резко сказал Рубен. — Я больше не могу никого мучить. Ни тебя, ни себя. Не могу и не хочу.

— Ты здесь, и это главное. — Энн не знала, то ли ей благодарить Марсело, то ли сердиться на него за то, что он все рассказал. — Стало быть, Марсело все-таки поговорил с тобой?

— Марсело? — Рубен нахмурился. — А он-то тут при чем?

— Ни при чем, — поспешно заверила его Энн.

На мгновение она задумалась. Рубен явно не понял, о чем речь. Марсело ничего не сказал ему, а это означало только одно: Рубен поверил ей и пришел к ней сам. Энн показалось, что в ее сердце рухнула какая-то преграда, ибо в следующую секунду оно переполнилось радостью — такой же сильной, какой еще несколько минут назад была тоска.

— Как он? — спросил Рубен, махнув рукой в сторону Стивена.

— Хорошо. Почти все время спит.

— Бедняжка. — Рубен подошел и осторожно взял малыша у Энн. — Ты ему сказала, что я вас выгнал?

— Он проснулся, когда мы садились в самолет, и очень удивился, но я сказала, что мы просто немного покатаемся.

— Господи, и о чем я только думал? — Рубен стиснул зубы и нежно прижал к себе ребенка. — Как мог сделать такую непростительную глупость? Я ведь стоял по ту сторону двери, когда ты меня звала. Я чувствовал твою руку на двери, твою боль и отчаяние, но не открыл. Я ушел, пытаясь убедить себя, что ты для меня больше не существуешь. — Его лицо искривила страдальческая гримаса. — Я сам себе противен. Ведь я поклялся всегда защищать свою семью, а на деле… Сможешь ли ты простить меня?

— Мне нечего прощать, — мягко отозвалась Энн. — Я сама во многом была не права. Мне следовало понять, какая это огромная ответственность — быть твоей женой. Я же вместо этого отравляла тебе жизнь детскими выходками, а под конец и вообще трусливо сбежала, да еще пыталась скрыть от тебя сына. Это я должна просить у тебя прощения.