После того как он сказал, что читал статьи ее отца в журналах и многое слышал о нем, она поняла, что поступила очень непредусмотрительно.

Как пришло ей в голову выбрать фамилию Форд для себя?

Легко предположить, что Линдон мог заподозрить, что если она и не была дочерью господина Мэнсфорда, то все же наверняка имеет к нему какое-то отношение.

«Мне надо было не придавать значения маминым возражениям, — думала она, — и назваться Джонсон, как я и хотела с самого начала».

Теперь было поздно сожалеть о чем-либо.

Но это означало одно: ни у нее не было никакой возможности связаться с Линдоном, ни у него с ней.

Пока она помогала матери раздеться, та, казалось, витала в счастливых грезах.

Для Мены же, напротив, мечты рушились, и ей пора было очнуться от грез.

Все произошедшее с ней за эти дни было похоже на счастливый сон: и встреча с Линдоном, и их прогулка верхом, и совсем уж сказочной мечтой был вечер, который они провели в его крошечном доме, построенном в стиле эпохи королевы Елизаветы.

Тогда он поцеловал ее.

Стоило ей только подумать об этом, как она словно наяву ощутила прикосновение его губ.

И опять всю ее переполнил тот странный, невыразимый восторг.

Теперь ей нужно было уезжать, и она знала, что такого никогда уже больше не сможет испытать снова.

Мена уложила мать и поцеловала ее.

Она чувствовала, что мать была погружена в свои счастливые мысли и не замечала ничего вокруг.

Мена собралась уходить.

— Спокойной ночи, мама, — сказала она уже у двери.

Госпожа Мэнсфорд откликнулась не сразу, как будто заставив себя очнуться и понять, что дочь обращается к ней.

Она спросила:

— Ты уже уходишь? Тогда спокойной тебе ночи, милая моя! И спасибо тебе за понимание. Я так счастлива!

Мена пошла к себе в комнату.

Достигнув ее, она вбежала внутрь, заперла дверь и бросилась на кровать.

Тут только она дала волю слезам, горячим, обжигающим, горьким слезам.

Она нашла свою любовь — и потеряла ее.

Алоиз закончила свой танец с графом Элдерфильдом.

Он взял ее под руку, и они прошли через открытые настежь двери бальной залы прямо в сад.

Ночь была звездная, бледная луна начинала свой путь над верхушками деревьев. Все было очень романтично.

Они шли по ровному газону, пока совсем не скрылись от взоров тех, кто остался в бальной зале.

Тогда граф произнес полным волнения голосом:

— Вы сегодня так красивы, Алоиз, и, насколько я мог заметить, многие мужчины говорили вам то же самое!

В его голосе послышалась ревность, и это вызвало ее улыбку.

Но в ответ она только сказала:

— Замок просто великолепен! Вы не находите? Мне здесь очень нравится.

— Я уже приглашал вас приехать в мое поместье и взглянуть на мой дом, — сказал граф. — Пусть он не такой древний, но его строили братья Адаме, и вы будете идеально смотреться в его огромной столовой и просто потрясающе — в бальном зале.

— Я сейчас слишком занята, чтобы куда-либо ездить, — самодовольно изрекла Алоиз.

— Но сюда-то вы приехали! — возразил граф.

— Разумеется, приехала.

Оба помолчали, потом он спросил ее:

— Вы хотите выйти замуж за Кэрнторпа?

Алоиз потупила глаза:

— Вам не следовало бы задавать мне подобных вопросов

— Ответьте мне! — с горячностью проговорил граф. — Мне необходимо знать правду!

— Тогда вам придется подождать, и вы все узнаете, — ответила Алоиз.

Они снова замолчали. Тишину нарушали только звуки падающих струй фонтана. Наконец граф заговорил с отчаянием в голосе:

— Вы же знаете, Алоиз, я люблю вас! И я мог бы сделать вас счастливой.

— Откуда у вас такая уверенность в этом? — спросила Алоиз.

— Я совершенно уверен, что смогу сделать так, что вы полюбите меня. Мы столько всего могли бы делать вдвоем! Я сгораю от любви и желания! О, как я желаю вас! — ответил он, и было что-то дерзкое в его голосе.

Но она лишь пожала плечами и отвернулась. Он схватил ее за плечи.

— Послушайте, — снова заговорил он, — я люблю вас! Ради всего святого, выходите за меня замуж и прекратите преследовать человека, который давно и твердо решил никогда больше не вступать в брак!

Алоиз вся напряглась.

— Как смеете вы говорить со мной подобным образом! — сердито закричала она.

— Раз и навсегда признайтесь себе, что это правда, — сказал граф. — Кэрнторп стар для вас, он слишком стар для вас. Но вы готовы виснуть на нем подобно томящейся от любви девочке-подростку, и лишь потому, что вбили себе в голову, что вам необходимо стать герцогиней.

Алоиз пыталась вырваться из его рук. — У вас нет никакого права так со мной разговаривать! — кричала она. — Я вас ненавижу!

— Если так, — вскипел граф, — тогда я дам вам настоящий повод для ненависти!

Он резко притянул ее к себе и обнял.

И прежде чем она смогла что-либо возразить или попытаться сопротивляться, его губы уже овладели ее губами.

Он целовал ее неистово, зло и жестоко. Она не в состоянии была даже пошевелиться, ей стало трудно дышать.

Он целовал ее до тех пор, пока она, вопреки своей воле, не ослабла в его объятиях.

И тогда его губы стали нежнее, и он поцеловал ее ласково и просительно.

Внезапно граф отпустил руки и оттолкнул ее от себя так, что она даже вскрикнула от неожиданности.

— Проклятие! — выругался он. — Вы и святого заставите потерять терпение!

Произнеся эти слова, он стремительно отошел от нее и исчез в темноте.

Алоиз осталась стоять, не сходя с места, прижав руки к груди.

Она слышала, как взволнованно стучит ее сердце.

— Как смеет он… вести себя так… со мной! — пробормотала она.

Она чувствовала, что возбуждение, охватившее ее, было радостным, хотя не призналась бы в этом даже себе самой.

Она вернулась в бальную залу, но там не было ни герцога, ни графа.

Кое-кто из гостей уже покидал бал.

Некоторые пожилые дамы, гостившие в замке, выглядели утомленными.

Заметив, что она одна, к ней направился молодой человек, которого она недолюбливала. Алоиз отвернулась.

Потом она вышла из залы и через коридор направилась в холл.

Она надеялась увидеть герцога выходящим из какой-нибудь комнаты.

Если бы это случилось, она готова была разрыдаться у него на груди и рассказать, как ее оскорбили.

Она чувствовала, что тогда он не сможет удержаться и не обнять ее, не утешить, пообещав свою защиту.

И что еще он смог бы сказать ей, как не предложить свою руку и сердце?

Однако герцога нигде не было.

Медленно поднялась Алоиз по лестнице и решила пойти спать.

Но одновременно она искала и не находила предлога, чтобы остаться внизу.

В тот момент, когда она достигла второго этажа, кто-то из гостей появился на пороге гостиной. Очевидно, они собирались уезжать.

Мужчина приказал подать кареты, а дама, имени которой Алоиз не смогла вспомнить, сказала:

— Нам надо попрощаться с хозяином и поблагодарить его за восхитительный прием.

— Я давно не видел его, — ответил один из мужчин, — и было бы ошибкой заставлять ждать лошадей в столь поздний час.

— Что ж, это разумно, — согласилась дама, — я напишу ему завтра и объясню, как нам было жаль, что мы уехали, не пожелав ему спокойной ночи.

Так, продолжая беседовать, они вышли из замка.

Алоиз направилась в свою комнату.

Она позвонила горничной, потом подошла к туалетному столику, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале.

Ей казалось, что губы должны были немного распухнуть от грубости графа.

Однако она увидела, что глаза ее сияют подобно украшающим ее диадему бриллиантам.

Даже злейший из ее врагов вынужден был бы признать, что она в этот миг была необыкновенно хороша.

Алоиз очнулась ото сна. Ей показалось, будто ее разбудила служанка, открывавшая занавески.