— Но это было бы только разумно, — упорствовал Тони. — К тому же он плохо вложил полученные деньги и потерял большую их часть.

— Папа всегда говорил то же самое, — согласилась Минерва, — но он ведь зарабатывал кое-что своими книгами.

— А ты не можешь писать? — спросил Тони.

— Если бы я и писала книги, то совсем не такие, как папа, — ответила Минерва. — Хотя, возможно, мои романы пользовались бы успехом.

— Ради Бога, не надо об этом! — взмолился Тони. — Того, что сейчас происходит в замке, хватило бы на тысячу романов. Ох и скандал же там поднимется!

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовалась Минерва.

— Понимаешь, посол — горячий малый, и если он услышит о поведении своей жены, он непременно вызовет графа на дуэль, и эта история получит широкую огласку.

— Но ты ведь говорил, что король Вильгельм запретил дуэли.

— Он запретил многое из того, что было разрешено во времена правления его брата, — ответил Тони, — но это никого не волнует. Один из моих друзей на прошлой неделе дрался на дуэли в Грин-парке, и теперь оба — и он, и его противник — ходят с руками в лубках.

— Тони, но ты ведь не сделаешь подобной глупости? — умоляюще спросила Минерва. — Представь, что будет, если что-нибудь случится с тобой? Я этого не перенесу!

— Меня на дуэли не убьют, — засмеялся Тони. — Вот только будет чертовски неудобно чувствовать себя дураком, да еще раненным.

— Прошу тебя, не ввязывайся в это! — взмолилась Минерва.

Тони снова рассмеялся, и девушка немного успокоилась.

— Я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы избежать дуэли и не попасть в беду, — сказал Тони. — Это мне совсем ни к чему.

— И пообещай, что будешь беречь себя.

— Обещаю! — произнес Тони. — А ты делай все, как я сказал. Когда у меня появится время, я вас навещу — не знаю только, скоро ли.

— Я все понимаю, — сказала Минерва, — но ты все-таки постарайся приехать. Я всегда так рада видеть тебя! А теперь мне бывает так одиноко — ведь рядом уже нет папы…

Тони обнял сестру.

— Ты просто замечательная, и я очень тобой горжусь, — произнес он. — Прошу тебя, держись подальше от этого лысого графа! Когда я вернусь в Лондон, я пришлю тебе самое лучшее платье, какое только смогу купить.

Минерва вскрикнула:

— О, Тони, это будет великолепно! Я бы так хотела новое платье!

— Я не забуду об этом, — пообещал брат.

— А ты еще повидаешься с нами до отъезда?

— Я постараюсь.

— Когда же вы уезжаете?

— Понятия не имею. Графу может взбрести в голову что угодно — уехать сегодня ночью, завтра утром или через год. С ним никогда ничего не угадаешь!

— Какой непредсказуемый человек! — заметила Минерва.

— У него много странностей, — добавил Тони, — так что помни, о чем я тебя просил!

Он поцеловал сестру в щеку и пошел к двери. На ходу он произнес:

— Как бы я хотел, чтобы ты видела фаэтон, в котором я приехал! В него запряжены самые лучшие лошади, какие только могут быть!

— О, прошу тебя, позволь мне посмотреть на них! — воскликнула Минерва.

— Не стоит этого делать, — ответил брат. — Грум может увидеть тебя, и тогда слухи, чего доброго, дойдут до графа.

Его серьезный тон рассмешил Минерву.

— Ты говоришь так, словно он невероятно опасный человек! — заметила она.

— Так оно и есть, — ответил брат. — Не забывай об этом!

Они вышли в холл. Тони взял шляпу и надел ее набекрень. Затем он огляделся и произнес:

— Я, наверное, слишком долго прожил в замке, но теперь все здесь кажется мне каким-то маленьким.

— Здесь и правда все маленькое, — ответила Минерва, — но это твой дом, Тони.

Брат улыбнулся ей.

— Я не забуду этого, — сказал он. — До свидания, сестренка! Обещаю, что постараюсь приехать еще раз.

Он прошел к двери, открыл ее ровно настолько, чтобы пройти, и захлопнул ее за собой.

Стоя там же, где оставил ее брат, Минерва прислушивалась до тех пор, пока не услышала шуршание колес и не поняла, что фаэтон отъезжает.

Тогда она бросилась к высокому окну, выглянула и увидела уезжающий все дальше экипаж.

Без сомнения, он был красив, а лошади, наверное, были в точности такими, как и говорил Тони.

Она провожала фаэтон взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду, потом тихонько вздохнула и отправилась на кухню.

Вода в лохани уже остыла, а печь почти погасла.

С легким сожалением Минерва подумала о замке и обо всем, что там происходило.

«Теперь, — сказала она себе, — я уже никогда не увижу графа и не узнаю, каков он на самом деле!»

Как ни странно, граф не уехал ни на следующий день, ни через день.

Минерва ожидала вестей о том, что все жители замка уехали, однако из деревни до нее доходили слухи об оргиях в замке и о джентльменах, которые скакали сломя голову и брали на лошадях препятствия немыслимой высоты.

Женщины постарше шептались еще о чем-то, но Минерва старалась не прислушиваться.

В то же время она изнывала от любопытства.

Неожиданно пришла записка от Тони. Ее привез молодой грум верхом на одном из прекрасных графских скакунов.

Минерва торопливо развернула записку. Тони писал:

Прочитав записку, Минерва отправилась в кабинет, чтобы поискать отцовскую книгу о замке.

В ней он изложил все, что знал о замке и его истории, но книга не представляла интереса для широкой публики и потому не была напечатана.

Мать Минервы переписала ее своим красивым почерком, а одна пожилая леди из деревни, некогда бывшая переплетчицей, переплела книгу в красную кожу.

Снимая том с полки, Минерва понадеялась, что Тони будет достаточно аккуратен.

Поскольку книгу написал ее отец, она несколько раз перечитывала ее и частенько возвращалась к ней после прогулок в замок, когда Дэвид и Люси одолевали ее вопросами о картинах или о росписи на потолках.

Минерва завернула книгу, перевязала ее бечевкой и вынесла ожидавшему груму.

— Прошу вас, будьте осторожнее, — попросила она. — Это очень ценная книга, ее нельзя испачкать или потерять.

— Уж я позабочусь, мисс, — ответил юный грум, прикасаясь к шляпе. Ему было не больше семнадцати лет, но Минерва заметила, что он смотрит на нее одобрительно. Оставалось только надеяться, что Тони был прав, утверждая, что парень не станет много болтать.

Минерву очень тронуло то, что граф так интересовался своей новой собственностью.

Девушка пожалела, что ее не было рядом с братом, когда он рассказывал графу о гобеленах с изображением Людовика XIV и его придворных красавиц.

Кроме того, на некоторых полотнах повторялись те же сцены, что и в росписи потолков, — богини, окруженные купидонами.

Размышляя о том, что же в замке прекраснее всего, Минерва решила, что граф наверняка занял красную спальню — комнату, в которую ее прадед вложил астрономическую сумму.

Изголовье огромной кровати красного бархата было сделано в форме серебряной ракушки, а балдахин почти касался потолка.

Закрывавшие окна бархатные занавески были специально изготовлены для замка, а на потолке резвились богини, изображенные самим Кентом.

Когда Минерва была еще совсем маленькой, отец показал ей этот потолок и объяснил, что одна из богинь по имени Минерва символизирует мудрость.

Девочке очень нравилось думать, что она украшает самую красивую спальню на свете.

Брюссельский гобелен на стене той же спальни изображал историю Венеры и Адониса, и Минерва часто мечтала о том, чтобы встретить своего Адониса и полюбить его так же, как он полюбит ее.