Кельвин Уорд заметил, что сэр Энтони заливается смехом, — видимо, один из гостей, с которым тот беседовал, рассказывал ему что-то очень смешное. Однако сам он был по-прежнему охвачен тихой яростью, не оставлявшей его в покое весь день.

Наконец откланялись последние гости, и даже сэр Эразм, попрощавшись, отбыл восвояси.

Кельвин Уорд с молодой женой остались в доме одни; Это была еще одна причуда сэра Эразма, которую невозможно было оспорить. Он считал абсурдным, если жених с невестой уедут из дома, где их ждет свадебный завтрак, и проведут ночь в каком-то чужом отеле, без особых удобств.

На следующее утро после свадьбы они должны были отправиться в Тилбери, а до этого, по мнению сэра Эразма, им не было никакой необходимости покидать стены родного дома.

Сам же сэр Эразм намеревался уйти из Мэльтон-Хауса и переночевать у одного из своих богатых и влиятельных друзей, чей шикарный особняк также располагался на Парк-лейн.

«Находится он дома или нет его, — хмуро размышлял Кельвин Уорд, — все равно атмосфера, созданная им, действует угнетающе».

Он не мог придумать ничего более скучного, чем провести первую брачную ночь в огромном, забитом богатствами доме, не доме даже, а мавзолее, который впитал в себя дух своего хозяина, сэра Эразма.

И тем не менее он ни словом не возразил против всех этих приготовлений.

Лишь одна мысль согревала его душу: с завтрашнего утра ненавистный тесть его уже не достанет.

Скоро между ними будет целый континент да океан в придачу, кроме того, Кельвин Уорд решил, что не вернется в Англию, пока не встанет на ноги.

До тех пор пока он не сможет сам распоряжаться своей судьбой и не перестанет быть покорным рабом сэра Эразма, он останется за границей.

Когда за сэром Эразмом закрылась входная дверь, Кельвин Уорд остался один, впрочем, было еще несколько лакеев, которые бесшумно сновали по просторному холлу, отделанному мрамором.

Бросив на них беглый взгляд, он начал подниматься по винтовой лестнице в апартаменты, которые отвели для него и его молодой жены.

Свою комнату он уже видел, и она произвела на него неизгладимое впечатление. Из нее дверь открывалась в будуар, с противоположной стороны которого находилась спальня Серафины.

Открыв дверь в будуар, Кельвин Уорд почувствовал аромат лилий и гвоздик и прошествовал по толстому ковру в свою комнату, где его ожидал слуга.

Кельвина не оставляло желание побыть одному, не дававшее ему покоя целый день. Однако когда за слугой закрылась дверь и мечта Кельвина наконец-то осуществилась, его тем не менее не оставляло ощущение, что комната полным полна народа.

И тогда неукротимое бешенство, которое он весь день старался обуздать, разгорелось в нем с такой силой, что Кельвину показалось, будто он объят яростным пламенем.

Никогда ему еще не приходилось испытывать такое унижение, такие муки, какие выпали на его долю в последние три дня. У него было ощущение, что сэр Эразм завладел его телом, мыслями и душой.

Он уже не принадлежал себе, а был лишь марионеткой, готовой действовать по указке своего тестя.

Кельвин Уорд слыл человеком гордым. Кроме того, он обладал острым умом.

Поэтому ему удалось убедить себя, что не стоит бороться против неизбежного, лучше извлечь из него какую-то пользу.

Однако все его существо восставало против той гнусной ситуации, в которую он угодил и которая возмущала его до глубины души.

Он был прирожденным лидером. Еще в школьные годы мальчишки с благоговением смотрели на него, готовые выполнить любое его приказание.

Всякий другой смирился бы с таким положением, в котором оказался Кельвин Уорд, однако ему, обладавшему сильным характером, оно казалось невыносимым.

Кельвин Уорд не спеша разделся, все время думая о том, что его ждет молодая жена.

Наверняка она нервничает, что он заставляет себя так долго ждать.

Если она пошла в своего папашу, то, несомненно, любит, чтобы все было разложено по полочкам. Наверное, его женушка особа властная, а может быть, и агрессивная.

«Ни за что не буду под каблуком у жены!» — с мрачной решимостью сказал себе Кельвин Уорд.

Он предвидел, что впереди их ждут войны, большие и маленькие, однако решил с самого начала выходить из них победителем.

Молодой человек гордо вскинул подбородок, но тут ему в голову пришла еще одна неприятная мысль — он с ужасом подумал, что не имеет ни малейшего представления о том, как выглядит Серафина.

А что, если сэр Эразм не разрешил ему увидеть невесту до свадьбы потому, что она имеет какой-нибудь физический дефект либо страшна как смертный грех?

От этой мысли Кельвину стало не по себе.

Не имея возможности увидеть свою будущую жену до свадьбы, он попытался мысленно представить ее себе. Кельвин решил, что она должна быть похожа на своего отца — такая же высокая, темноволосая, крепкого телосложения.

Однако это оказалось вовсе не так.

Женщина, стоявшая рядом с ним перед алтарем, была гораздо ниже ростом, чем он себе представлял.

Теперь он вспомнил, что она наверняка откидывала с лица фату, когда они прошли в ризницу, чтобы поставить свои подписи, но тогда он не стал смотреть на свою невесту, так как побоялся того, что может открыться его глазам.

Когда они стояли рядышком и встречали гостей, у него не было времени взглянуть на свою молодую жену, ведь полагалось каждому гостю пожать руку, хотя бы слегка улыбнуться и с показной признательностью принять поздравления, которые произносил каждый вновь прибывший гость.

«Должно быть, спиртное, выпитое за обедом, так подействовало на меня, что я несколько поглупел», — решил Кельвин Уорд.

Они с сэром Энтони и вправду выпили за обедом в клубе больше бренди, чем обычно себе позволяли.

Впрочем, как бы там ни было, он не мог без содрогания думать о том, что его сейчас ждет.

Он знал лишь, что должен поступить так, как того требует обычай.

Он должен выполнить то, что от него ждут.

У Кельвина Уорда было какое-то странное чувство, что если он этого не сделает, то на следующее же утро после первой брачной ночи тесть устроит ему за непослушание хорошую взбучку.

А может, сэр Эразм уже представил себе, сколько у них с Серафиной будет детей, и уже прикинул, сколько денег положить на их счет? Ведь он так же тщательно планирует будущее, как и настоящее.

— Чтоб ему пусто было! — едва слышно пробормотал молодой человек и тут же устыдился своих слов.

Ругался он редко. В армии вообще-то было принято не стесняться в выражениях, однако он считал, что бранные слова говорят о том, что человек не умеет держать себя в руках.

И словно на параде, он скомандовал себе идти и выполнять то, что от него требуется.

Он теперь человек женатый, и ему щедро заплатили за то, что он дал свое имя и взял под свое покровительство женщину, которая является теперь его женой.

И что бы она из себя ни представляла, он будет относиться к ней учтиво и уважительно. Однако даст понять, что он глава семьи и что жена обязана ему подчиняться.

Он надел длинный халат из голубого шелка, который сэр Энтони заставил его купить наряду с несколькими рубашками и прочими аксессуарами в дорогом магазине Сент-Джеймса.

— Не нужно мне ничего! У меня все есть, — попробовал тогда возразить Кельвин.

— То, что у тебя есть, ты уже носишь давным-давно, — не уступал сэр Энтони. — Я тебе даже больше скажу. Если ты сам не купишь приличную одежду, за тебя это сделает твой будущий тесть.

Лишь эти слова заставили Кельвина Уорда согласиться на предложение своего друга. И в самом деле, шелковый халат, такой длинный, что почти доставал до пола, гораздо больше соответствовал европейской жизни, чем та одежда, которую он носил в жаркой Индии.

Взглянув на себя в зеркало, Кельвин Уорд увидел свое отражение: меж бровей залегла глубокая морщинка, подбородок упрямо вздернут. Те, кто служил под его командованием, тотчас же поняли бы по выражению его лица, что командир не собирается никому уступать ни на йоту.