— Это будет моим свадебным подарком! Я закажу портрет Евгении, чтобы дополнить вашу коллекцию.
— Отлично! — воскликнул маркиз.
— Я знаю подходящего художника, — добавила старушка с нескрываемым удовольствием.
Кровь отхлынула от лица Евгении. Она испугалась того, что сейчас скажет тетя Клорис.
— Грэгор Бродоски! —произнесла тетушка. — Он очень хорошо написал мой портрет. Я, правда, еще не видела его в законченном виде, но с самого начала было понятно, что он правильно уловил во мне самое главное...
Евгения вцепилась в спинку стула. Голос тетки доносился откуда-то издалека.
— Я не хочу никакого портрета, — услышала она свой собственный слабый голос.
— Глупости! — отмахнулась от нее тетка. — К чему эта ложная скромность! В любом случае тебя это не касается, дитя мое. Это касается только меня и маркиза. Я напишу мистеру Бродоски и попрошу его приехать к нам в Бакбери. Если, конечно, — старушка быстро повернулась к маркизу, — вы, милорд, не против?
Маркиз колебался. Его беспокоило замечание Евгении и ее внезапная бледность.
— Хорошо, пригласите его сюда, — сказал он. — Я хочу, чтобы он немедленно приступил к работе над портретом.
Евгения почувствовала, что ее контролю над собой, обретенному с таким трудом, угрожает опасность.
Этот случайно брошенный камень нарушил спокойную гладь ее чувств, по которой, как по воде, разошлись широкие круги.
Грэгор ответил, что с удовольствием приедет в Бакбери и, к огромному удивлению Евгении — он ведь так долго молчал, — передал ей через Бриджит письмо более интимного характера.
«Мое сокровище, мое золотко, я приеду к вам, я буду весь день смотреть на вас, писать вас и... Ха!— воспользуюсь всем, что будет позволено любящему вас Грэгору».
Бриджит с усмешкой смотрела на Евгению, пока та читала письмо.
— Ну, мисс?
— Он пишет, что... будет рад снова видеть меня, — сказала Евгения.
— Конечно будет, мисс. И вы будете рады его видеть. Вы поймете, что совершили ошибку!
— Ты... ты глупая! — ответила Евгения, рассердившись прежде всего на себя за то, что прочла это письмо. Она должна была порвать его на глазах у Бриджит. — Как может быть ошибкой брак с маркизом, который любит меня и обеспечит благополучное будущее?
— И все же это ошибка, — пожала плечами Бриджит, — если в вашем воображении вас целует совсем другой, мисс.
— Ой, уйди, Бриджит. Мне нет дела до Грэгора Бродоски. Я счастлива, что мы с маркизом обручены.
Бриджит с самодовольной ухмылкой закрыла за собой дверь. Евгения подождала несколько секунд и, удостоверившись, что служанка не вернется, сложила письмо Грэгора и сунула в ридикюль. Теперь ей приходилось скрывать от маркиза уже две преступные тайны, но она непременно уничтожит оба письма перед свадьбой. При мысли о свадьбе девушка нахмурилась. Она поднялась и принялась вышагивать по комнате.
Может, во всем этом есть какой-то скрытый смысл? Может, ее обязательства перед маркизом должны пройти проверку, как в огне, на силу и прочность? Да, так оно и есть!
Эта мысль почти полностью успокоила девушку, потому что ставила перед ней конкретную задачу. Собрать все силы, все самообладание, чтобы снова преодолеть ее романтический интерес к Грэгору.
Евгения почти обрадовалась этому испытанию.
Однако в день приезда Грэгора, когда они вместе с маркизом, матерью и тетей Клорис ждали прибытия художника в Бакбери-Эбби, сердце ее трепетало. Девушка просто не могла спокойно усидеть. Она переходила от окна к окну, опускалась на стул, снова вскакивала и пересаживалась на другой.
Бриджит, которая по случаю заплела волосы в косы и побрызгала грудь розовой водой, исподтишка наблюдала за Евгенией из-под насупленных бровей.
— Сядь, Евгения, ты заставляешь меня нервничать, — потребовала миссис Давдейл.
— Похоже, ее лихорадит, — заметила тетя Клорис. — Боюсь, как бы она не подхватила простуду.
Маркиз обернулся и внимательно посмотрел на невесту. Она поймала его взгляд, вздрогнула и отвела глаза.
— Со мной все в порядке, — сказала девушка. — Просто немного тревожно. Это все ветер в трубах — он всегда на меня так действует.
— Может, послать за шалью? — предложила миссис Давдейл.
—Нет, мама, не нужно шали. О! Слышите? Кажется, экипаж подъехал!
Все присутствующие повернулись к двери. Маркиз подал знак, лакей открыл дверь и вышел. Послышалось конское ржание. Кто-то отдавал распоряжения — прозвучало слово «коробки». Спустя секунду в холле появился Грэгор Бродоски.
Евгения едва не лишилась чувств.
Грэгор выглядел таким же диким и эмоциональным, как всегда. Он быстро пробежал взглядом по лицам присутствующих. Его поразительные зеленые глаза как-то по-особенному сверкнули, когда он увидел Евгению. Развязывая на ходу зеленый бархатный плащ, он стремительно направился к ней и схватил за руку, тем самым демонстрируя пренебрежение к нормам приличия, предусматривающим вначале приветствовать хозяина.
— О, моя прекрасная модель! — шутливо произнес он, поднося руку девушки к губам. — Как я скучал по вам!
Евгения пыталась что-то сказать, но не могла. Она приоткрыла рот, но не издала ни звука. Рука, которую держал Грэгор, отчаянно задрожала. Девушка встретилась взглядом с маркизом. Лицо его потемнело и стало вдруг озабоченным. Стиснув зубы, он смотрел на свою невесту. У Евгении замерло сердце, когда она заметила, как сурово сдвинулись его брови.
Следующие недели стали для Евгении самыми трудными в ее жизни. Каждый день она позировала Грэгору. На помост в библиотеке поставили кресло, задрапированное красным бархатом. Роль компаньонки при Евгении выполняли попеременно то миссис Давдейл, то тетя Клорис, то Бриджит, в зависимости от наличия у них других дел и забот. Евгения сидела, повернув лицо на три четверти к Грэгору, и не могла видеть его за работой, но ощущала на себе его горячий изучающий взгляд. Иногда девушка заливалась румянцем, понимая, что он рассматривает определенные деликатные части ее тела.
В присутствии кого-либо из старших дам Грэгор был воплощением учтивости и осторожности. Но когда Евгению сопровождала Бриджит, все было совершенно иначе. Грэгор находил тысячи поводов поправить ее юбку, отодвинуть лиф платья, больше обнажая плечо, распушить водопад золотых волос. Евгения была не в силах протестовать. С одной стороны, она не была уверена, что именно позволено такому непререкаемому авторитету, как художник, с другой — испытывала запретное удовольствие от его прикосновений. Грэгор был совершенно непредсказуем. Однажды он положил ей на колени только что сорванную веточку омелы, а на следующее утро полностью игнорировал девушку. Иногда он пел во время работы русские песни—о любви, как решила Евгения, потому что в них звучали какая-то тоска и страсть. Иногда он обращался только к Бриджит, будто Евгении не было в комнате.
— Почему она хочет выйти замуж за маркиза? Что может знать англичанин о любви и страсти? Только русское сердце может любить женщину так, как ее следует любить, — бил он себя в грудь и вздыхал.
— Пожалуйста, я... умоляю вас, — прошептала Евгения. — Не следует так говорить. Это неправильно. Так же неправильно, как посылать мне письмо, зная, что я уже обручена. Пожалуйста! Не... мучьте меня так!
— Мучить вас? Я? — Грэгор озадаченно уставился на нее. — Вы считаете это пыткой? Если бы вы, мой милый ангел, мое сокровище, уступили мне, вот тогда бы вы узнали, что такое настоящая мука. Мука плоти, горячих губ, сердец, бьющихся в унисон. Правда, она бы узнала, Бриджит?
Бриджит, широко открыв глаза и ловя каждое его слово, кивнула.
— Покажем ей, Бриджит? — с озорством продолжал Грэгор. И Бриджит снова кивнула, потом ахнула — Грэгор схватил ее в объятия и крепко поцеловал в губы.
Евгения закрыла глаза — молниеносный укол ревности пронзил ее насквозь. «Может, между ним и Бриджит уже было нечто интимное?» — думала Евгения.
В конце концов, они проводили много времени наедине в доме на Грейвен-Хилл...