После полуторачасовых уговоров Дайана махнула рукой, и семья Лейси начала паковать багаж Энн для отъезда Европу.

Скромный отец, у которого, оказывается, повсюду были связи, позвонил своему старому школьному товарищу, который нынче жил и работал в Кёльне. Этот чудесный человек подыскал для Энн квартирку во Франкфурте — правда, очень маленькую и на окраине, зато дешевую. Энн не рассчитывала, что вначале у нее будет большая зарплата, и потому собиралась экономить деньги. Родители и любимая подруга Черри со слезами проводили юную авантюристку в аэропорт, и мисс Лейси, будущий великий корреспондент, отправилась навстречу судьбе.

2

Сентябрьский Франкфурт приветствовал Энн холодным дождем и туманом. Девушку встречал тот самый одноклассник отца — Роджер Пауэлл. Он оказался лысым и невысоким джентльменом, в английской речи которого уже явственно проскальзывал немецкий акцент.

— Мисс Лейси, рад с вами познакомиться! — Пауэлл крепко пожал Энн руку, перехватил сумку и повел девушку к парковке. — Как долетели?

— Спасибо, отлично. — Энн старалась выглядеть бывалой путешественницей. — Только не ожидала, что будет так холодно. В Лондоне погода лучше.

— Думаю, дня через два теплая европейская осень вернется. — Мистер Пауэлл распахнул перед Энн дверцу «пежо». — Прошу!

Вечерний Франкфурт понравился Энн. Он был очень… живой, что ли. Настоящий. В нем чувствовался ровный пульс, как, например, в Лондоне. И хотя дождь разогнал большую часть прохожих, витрины светились празднично, а небоскребы сверкали огнями, словно модные новогодние елки в стиле хай-тек. Энн сидела в теплой машине, слушала болтовню мистера Пауэлла и улыбалась.

Квартирка на пятом этаже оказалась крошечной: комната, ванная, туалет и закуток, где стояла плита и микроволновка — импровизированная кухня. Единственное окно выходило во двор, где уныло мокли под дождем одинокие качели. И все равно Энн тут понравилось. Это был ее первый личный дом, пусть и арендованный.

— Конечно, не бог весть что, — извиняющимся тоном произнес мистер Пауэлл, — но вы сами просили подыскать вариант подешевле.

— Все в порядке, — успокоила его Энн.

Пауэлл познакомил ее с квартирной хозяйкой, оказавшейся добродушной немкой лет пятидесяти. Она говорила с сильным саксонским акцентом, так что часть ее речи Энн не поняла, но вполне смогла усвоить нехитрые правила проживания. Голова шла кругом от новой информации.

Наконец, выпроводив и Пауэлла, и хозяйку, получившую задаток за квартиру, Энн вздохнула свободнее и начала распаковывать вещи.

На следующий же день она отправилась в редакцию «Франкфурт цайтунг» — чего ждать, когда осуществление мечты рядом? Офис газеты оказался достаточно пафосен, чтобы кто-то другой оробел, но закаленная неудачами Энн почувствовала прилив энергии. Впрочем, к большому начальству ее не пустили, и пришлось беседовать со скучным герром Кюнгом, начальником отдела кадров.

— Нет, мисс Лейси, — равнодушным тоном говорил этот реликт, которому было лет семьдесят, что казалось девятнадцатилетней Энн чуть ли не преступлением против человечества. — В данный момент у нас нет свободных вакансий штатных корреспондентов. И внештатных тоже. Если бы вас прислали на стажировку, мы бы вели другой разговор, но, насколько я понял, вы действуете по собственному почину?

— Да. — Энн гордо вскинула голову. — По собственному.

— Тогда, боюсь, мне нечем вас обрадовать. — Герр Кюнг улыбнулся ей впечатляющей акульей улыбкой и намекнул, что разговор окончен.

Энн вышла на улицу, бормоча «ну и ладно». В глубине души она понимала, что весь ее авантюризм бессилен перед суровыми законами делового мира. Взять цитадель с наскока не получилось; что ж, придется пробовать другие пути. Во Франкфурте-на-Майне имеется сотня периодических изданий: от ежедневных газет до ежемесячных глянцевых журналов. В качестве моральной компенсации Энн купила себе в ближайшем магазинчике веселые полосатые носки и отправилась домой пить чай.

Однако через неделю ее радужный оптимизм почти угас. Энн ходила на собеседования, старалась представить себя в лучшем свете, однако наличие мизерного опыта работы отпугивало даже руководителей крохотных газетенок. Энн предложили стать постоянным автором рубрики в газете «Мечта рыболова», но с тем же успехом девушка могла бы не уезжать из родного Саутгемптона. Подработку она, тем не менее, взяла: теперь не следовало пренебрегать даже небольшими деньгами. Привезенные из Англии сбережения стремительно таяли, и Энн приходилось сильно экономить.

Через полторы недели она села и подвела итог: ничего не изменилось. Ошеломляющий Франкфурт оказался в плане трудоустройства не лучше, чем Саутгемптон, но Энн все равно велела себе не сдаваться. То ли в ней заговорило английское упрямство, то ли включилась уже немецкая практичность. Энн позвонила домой, соврала родителям, что устроилась на стажировку в одну из местных газет, а сама отправилась с соседом по барам, чтобы один раз качественно напиться, а потом снова придумать, как обмануть судьбу.

С соседом Энн познакомилась на следующий же день по прибытии во Франкфурт. Оказалось, что студент из Бремена снимает квартиру напротив. Парень оказался высоченный, как каланча, а звали его смешно — Людвиг Кляйн (что означает «маленький»). Он столкнулся с Энн на лестничной клетке, немедленно затеял знакомство и выложил о себе все как на духу: учится на юриста, подрабатывает в музыкальном магазине, а в свободное время играет на бас-гитаре в никому не известной группе. Людвиг понравился девушке, он не распускал руки и не имел никаких далеко идущих планов на ее счет. В выходной день они вместе отправились бродить по городу, куда, как и предсказывал мистер Пауэлл, вернулось почти летнее тепло, и Людвиг познакомил Энн с Франкфуртом.

В тот день, когда Энн захотела напиться с горя и тем самым поставить веху в своей жизни, полной неудач, Людвиг расщедрился и пригласил ее в бар «Пиво и сосиски: братья навек». Там, за стойкой уже чуточку нетрезвая Энн познакомилась с Бертольдом, покорила его английским акцентом и умением выпить три «Клубничных Маргариты» залпом, и была — совершенно неожиданно — принята на работу: у Бертольда только что уволилась официантка, а новую он еще не подыскал. По словам самого Бертольда, он ненавидел проводить собеседования. Симпатичная англичанка, доверчиво рассказавшая ему о своих неприятностях, понравилась хозяину бара, и он предложил ей хорошую работу. В «Пиве и сосисках» работали в основном студенты, Бертольд любил молодежь и считал, что именно «свежая кровь» помогает бару удерживаться в первой десятке самых популярных заведений города…

Рабочий день катился к концу, то есть приближался рассвет. Бар работал до пяти часов утра, после этого всех оставшихся клиентов вежливо выпроваживали, и официанты могли расходиться по домам. Энн едва с ног не валилась: пятница — сумасшедший день, некоторые тусовщики готовы были гулять всю ночь напролет. Закончена рабочая неделя, можно расслабиться. Завтра посетителей в баре будет вдвое меньше, а в ночь с воскресенья на понедельник вообще можно будет поскучать. В компании официантов Энн выпила крепкого кофе и, переодевшись в свою обычную одежду — джинсы, кроссовки, футболка, ветровка, — вышла в зал. Бертольд протирал стойку.

— Она и так блестит. — Энн залезла на высокий стул, положила руки на стойку, а голову — на руки. — Хочу домой, спать…

— Так иди, — философски заметил Бертольд. — У тебя два выходных.

— Я помню. — Выходные полагались Энн раз в две недели, но эти она еще не придумала, как потратить. — Это и удручает.

— По-моему, тебе пора завести парня, — заметил Бертольд. Он закончил со стойкой и взялся за кассовый аппарат: следовало пересчитать выручку и закрыть кассу.

— Может быть, — буркнула Энн.

Она работала у Бертольда уже больше полугода — приехала в конце сентября, а сейчас начинался апрель. За это время Энн научилась отлично лавировать в толпе, держа в руках перегруженный поднос, но так и не нашла себе парня. Она некоторое время встречалась с молодым французским инженером, работавшим по контракту во Франкфурте, но это была легкая связь, завершившаяся с отбытием француза на родину.