— Спасибо, — ответила Эльмина. — Я очень надеюсь, что вы правы.
Произнося эти вежливые слова, она думала о маркизе и безмерно желала, чтобы он залюбовался на нее.
И все-таки она не могла быть уверена, обратит ли он вообще внимание на наряд своей невесты, когда рядом будет леди Карстэйрс, которая наверняка явится на церемонию.
Он, однако, удосужился побеспокоиться и послал в Уорн-парк целую коллекцию бриллиантовых диадем, спасая реноме графини объяснением, что в роду Фальконов невесты надевали семейные драгоценности уже в день свадьбы.
Графиня искренне поверила в это, но Эльмина не сомневалась, что маркиз считал все их украшения значительно беднее тех, что принадлежат ему.
Жених хотел взять на себя большую часть организации церемонии, ибо опасался передоверить кому-либо эту слишком ответственную миссию, сомневаясь, что кто-то сделает все так, как хотелось бы ему.
Когда наконец определили день свадьбы, маркиз словно невзначай заметил:
— Я думаю, милорд, прием по случаю свадьбы было бы гораздо удобнее устроить в доме Фальконов, а не у вас.
Однако же его голос подсказал Эльмине, что он заранее тщательно все обдумал.
Граф взглянул удивленно, а маркиз уже продолжал:
— Вы отлично знаете, что мне придется поставить еще и шатры, в которых мои арендаторы и слуги примут участие в свадебном застолье, а вечером, безусловно, следует обеспечить фейерверк.
Немного помолчав, он пояснил:
— В противном случае нам с Эльминой неизбежно придется покинуть застолье здесь и мчаться во весь дух в дом Фальконов, где я должен буду выступить с речью в обоих шатрах и, разумеется, представить собравшимся мою жену. Это может оказаться несколько утомительным для нас обоих.
Он так убедительно изложил свои доводы, что граф согласился, не выказывая при этом большого неудовольствия.
В то же время граф Уорнборо подумал и о том, насколько такое решение сократит его расходы, и уже подсчитывал стоимость свадьбы Мирабель, а потом и Дирдрей.
Итак, было решено, что молодые обвенчаются в небольшой церкви, где крестили Эльмину и где были захоронены все ее предки, а прямо оттуда они направятся в Фалькон — там состоится застолье в огромном зале для приемов.
Девушка узнала, что маркиз распорядился украсить то место, где новобрачные будут принимать поздравления от гостей, орхидеями, выращенными в его собственных оранжереях.
Садовники так же эффектно украсят и зал для приемов.
Вряд ли ее отец мог себе позволить подобную роскошь.
Надо сказать, когда Мирабель и Дирдрей потратили на украшение одной лишь крохотной церквушки в их поместье целый день перед свадьбой, они уже не сомневались, как скромно будут выглядеть их лилии и гвоздики в сравнении с фантастическим оформлением нынешней брачной церемонии.
Идеи маркиза еще более укрепили Эльмину в мысли, что ей нельзя выглядеть маленькой, невзрачной, незначительной полевой маргариткой.
Так или иначе, она совершенно не сомневалась: леди Карстэйрс предстанет экзотической орхидеей, и соперничать с ней невозможно.
Поэтому Эльмине пришлось сконцентрировать все свои мысли только на самой себе, что она делала раньше крайне редко.
Чанг в этом вопросе ей не помощник.
И все же она чувствовала, как в определенном смысле он уже протянул ей руку помощи.
Ведь это он научил ее сосредотачиваться, внутренне собираться для достижения цели и находить решение проблем внутри самой себя.
Оставаясь в одиночестве, она занималась дыхательными упражнениями по специальной системе, которую монахи применяли для обучения своих питомцев до того, как те приступали к освоению карате.
Девушка тотчас увидела в своем воображении картину, и затем ей уже легко было выполнить желаемое.
Она решила поступить по-своему, кто бы ей что ни советовал.
Мама с гордостью достала старинную кружевную бельгийскую фату, хранившуюся в семье Уорнов уже двести лет.
Но для Эльмины фата оказалась слишком тяжеловесной, хотя она прекрасно должна смотреться на Мирабель.
К тому же, подумала Эльмина, если уж ткань для ее платья серебрится особым узором, то бельгийское кружево может оказаться абсолютно лишним.
Для фаты портниха приготовила тончайшего рисунка ткань, не белую, но цвета утреннего тумана, и расшила ее крошечными кристалликами, напоминавшими бриллиантовую россыпь, — они поблескивали на свету словно капли росы.
И, вновь бросая вызов традиции, Эльмина отказалась от торжественной процессии со шлейфом — пусть искрящаяся ткань свободно стелется за ней, когда она пойдет к алтарю.
Очередной проблемой стал выбор диадемы.
Маркиз прислал три, одна больше другой, но все они своим видом угнетали ее.
— О, как они бесподобны! Такое великолепие! — восклицала Мирабель.
Она примерила одну и тут же сказала:
— Обещай мне, когда я буду выходить замуж, ты позволишь мне позаимствовать у тебя вот эту. Если мне удастся ее надеть, это будет самая шикарная корона в моей жизни.
— Конечно, ты сможешь ее надеть! — не задумываясь ответила Эльмина.
А вот ей самой эта диадема совершенно не подходит.
Она в отчаянии смотрела на другие две.
Пока она мучилась вопросом, как ей поступить, к ней обратился отец:
— Мне кажется, дочка, нелепо тратить безумные деньги, которых у меня не так уж и много, на дорогой свадебный подарок, когда твой будущий муж столь, богат.
— Действительно, ни к чему расточительность, папа, — согласилась Эльмина.
— Вместе с тем, — задумчиво произнес граф, — людям покажется очень странным, если я не преподнесу тебе какое-либо украшение.
— В этом нет никакой надобности… — попыталась возразить девушка.
— И вот что я решил, — продолжал граф, не обращая внимания на ее слова. — Ты можешь взять в подарок от меня тот венок полевых цветов, который твоя бабушка носила совсем еще юной девушкой.
У Эльмины от радости перехватило дыхание. Именно эту семейную драгоценность она любила больше всего и всегда ею любовалась.
Но венок постоянно хранился в сейфе, и она никогда ни на ком его не видела.
Графиня предпочитала надевать более внушительную диадему, а граф всегда опасался, что из венка могут выпасть камни, а ему совсем не хотелось рисковать ими.
Теперь, слушая отца, Эльмина поняла — именно этого ей не хватало в свадебном наряде.
Венок из полевых цветов искусно выполнил некий знаменитый ювелир восемнадцатого столетия.
В семье хранился портрет ее бабушки в двенадцатилетнем возрасте, на котором она изображена в этом венке.
— Ты не мог сделать мне лучшего подарка, папа! — воскликнула Эльмина. — Спасибо тебе, огромное спасибо!
Граф был немного обескуражен ее реакцией, но решил послать венок вместе с остальными подарками, которые она получила, в Фалькон, где они будут выставлены на обозрение гостей во время приема в честь свадьбы.
Эльмина, однако, успела извлечь венок из отделанной бархатом коробочки, прежде чем тот успел покинуть дом.
Ей удалось надеть венок под фату, и никто не узнал, что она не намерена появиться в церкви в одной из диадем Фальконов.
Была и другая проблема, связанная с букетом.
Мама настаивала, чтобы она несла букет, который садовники графа составят из белых гвоздик и лилий.
Но пока маркиз все еще находился в Лондоне, Эльмина съездила верхом в Фалькон, никому не сказав об этом.
Она поставила свою лошадь в конюшню к Хагсону.
Тот радостно приветствовал ее.
— Мы решили, что вы позабыли нас-то, ваша светлость!
— Вы не станете так говорить, когда будете видеть меня каждый день, — улыбнулась Эльмина. — Тогда, возможно, вы от меня устанете!
— Как можно, ваша светлость! — запротестовал Хагсон. — Тут есть несколько новых лошадок, могу показать вам, уж точно, вы признаете их лучше тех, что прежде у нас бывали.
— Не может быть!
Она пошла вдоль стойл, осматривая новоприбывших лошадей и обсуждая их в деталях с Хагсоном, одну за другой.