Но в этот миг в комнату вошел дворецкий с письмом на серебряном подносе.

Он протянул его графу, восседавшему во главе стола, и напыщенно произнес:

— Письмо его светлости господину графу! Доставлено нарочным! Он ждет ответа, ваша светлость.

Граф без особого интереса взглянул на письмо.

— От кого оно, Бартон?

— От маркиза Фалькона, ваша светлость!

Граф выпрямился и замер.

— Фалькон? Какого черта? Ему-то что надо?

— Право, Джордж, не при девочках! — воскликнула графиня. — Я и не знала, что маркиз в своем поместье.

— Я тем более, — пожал плечами граф. — Мы встретились в клубе Уайта на прошлой неделе, но какие-то молодые люди создавали такой невообразимый шум, что я, по правде сказать, толком и не слышал, о чем он, собственно, говорил.

— Возможно, это приглашение, папа, — предположила Дирдрей.

Мирабель рассмеялась.

— Это столь же невероятно, как если бы маркиз сам себя пригласил на ланч! Нас никогда не приглашали в Фалькон, по крайней мере лет восемнадцать, и вряд ли пригласят сейчас.

Граф взял письмо с подноса, развернул, затем какое-то время занимался поисками очков, оказавшихся не в том кармане, где он их искал.

Нацепив очки на нос, он снова посмотрел на лежавшее перед ним письмо, потом начал его читать про себя, причем это продолжалось так долго, что в конце концов жена не выдержала.

— Что там, Джордж? — полюбопытствовала она. — Чего хочет от нас маркиз?

— Бог ты мой! — воскликнул граф. — Глазам своим не верю! Быть этого не может!

— Что случилось? Что он пишет? — Теперь в голосе жены слышалось беспокойство.

Эльмина вознамерилась было выйти из-за стола, но теперь, заинтересовавшись содержанием письма, остановилась и вновь села.

Граф уставился на лист бумаги, который держал в руке.

И тут, словно неожиданно для себя сообразив, что они в комнате не одни, а дворецкий с весьма понятной терпеливостью также ожидает ответа, сказал:

—Я позвоню, Бартон. Вели нарочному подождать.

— Слушаюсь, ваша светлость! — ответил пожилой дворецкий с некоторым разочарованием.

Он жил в доме более тридцати лет, и обо всех событиях, касающихся жизни семьи, ему хотелось бы знать заранее, а не после того, как они уже произошли.

Граф, однако, подождал, пока дверь буфетной закроется за дворецким, прежде чем сообщить:

— Не думаю, что это некий розыгрыш. Фалькон просит руки моей дочери!

На миг в комнате воцарилась гробовая тишина, взорванная восклицанием графини:

— Должно быть, вы ошибаетесь! Как можно обращаться с подобной просьбой вот так вдруг, с бухты-барахты, без каких-либо предварительных переговоров?

— Теперь, когда я думаю обо всем этом, — задумчиво произнес граф, — мне кажется, именно этот вопрос он затронул тем вечером в клубе Уайта. Честно говоря, моя дорогая, я тогда выпил слишком много портвейна со стариком Энструтером, а Фалькон весьма неосмотрительно произносил какие-то слова именно в то ухо, на которое я туговат, — мне оставалось только кивать и улыбаться его речам. Получается, я безотчетно согласился на нечто подобное.

— Невероятно! — в сердцах вскричала графиня.

— Лично я нахожу все это оскорбительным! — решительно заявила Мирабель. — Слава богу, мне за него замуж не выходить!

— Что вы хотите этим сказать, сударыня? — осведомился граф.

Он посмотрел на старшую дочь так, словно никогда ее прежде не видел, после чего медленно произнес:

— Диадема Фальконов тебе очень пойдет!

Мирабель всплеснула руками.

— Что вы такое говорите, папа? Что вы задумали? Вам известно, что я выхожу замуж за Роберта, вы же сами дали согласие на наш брак.

— Но ваша помолвка остается тайной, до сих пор о ней никто не объявлял.

Мирабель даже покраснела от возмущения.

— Вы дали слово, папа, а джентльмены не берут свои слова назад!

Граф вздохнул и перевел взгляд на вторую дочь. Дирдрей уже приготовила ответ и, не дожидаясь обращения к себе, выпалила:

— Прежде чем вы произнесете хоть слово, папа, хочу предупредить вас, что не имею никакого желания выходить замуж за маркиза Фалькона! Я всегда не могла его терпеть: он был заносчив и неучтив с нами, когда мы встречались на охоте. И вообще — между мною и Кристофером все уже оговорено, просто я еще не успела сообщить вам об этом.

— С Кристофером Бардслеем! — воскликнула графиня. — О Дирдрей, ну почему же ты не призналась мне? Я всегда втайне надеялась, что ты сумеешь покорить его сердце.

— Его сердце принадлежит мне, — отчеканила Дирдрей. — Но сейчас, когда его отец так болен, что может умереть в любую минуту, Кристофер не решился переговорить с нашим папой.

— Я все понимаю, — ласково молвила графиня, — и уверена, моя дорогая девочка, ты будешь очень счастлива с этим очаровательным молодым человеком.

Леди Уорнборо действительно восхищалась красотой и благовоспитанностью Кристофера, выделяя его среди молодых людей, посещавших их дом.

К тому же лорд Бардслей владел прекрасным имением, которое Кристофер вместе с титулом унаследует после его смерти.

— Спасибо, мама, — улыбнулась Дирдрей. — Я знала, что вы все поймете. Я ничего не рассказывала, так как Кристофер считал бессердечностью говорить о наших планах, когда его отец умирает.

— Прекрасно, — отрезал граф. — Но что я теперь должен ответить Фалькону?

— Я выйду за него замуж, папа!

Если бы Эльмина вдруг пальнула из пистолета, сия выходка не вызвала бы среди присутствующих в комнате для завтрака большего потрясения.

Все взгляды устремились к ней, а граф недовольно сказал:

— Ты? Об этом не может быть и речи!

— Но почему? — удивилась Эльмина.

— Во-первых, ты слишком молода, — вмешалась графиня.

— На следующей неделе мне исполнится восемнадцать, и я думаю, мама, вы не станете отрицать, что единственное препятствие для представления меня ко двору уже в этом сезоне заключалось в нехватке у нас средств. Вы не могли позволить себе вывозить сразу троих, так как папа не одобрил подобных расходов.

Она умолкла, и, поскольку никто не собирался что-либо возразить, добавила:

— Я достаточно взрослая для брака и готова выйти замуж за маркиза! '

Граф разглядывал дочь, словно она была молоденькой кобылкой, достоинства которой ему предстоит оценить.

— Вопрос в том, — раздумчиво произнес он, — будет ли маркиз готов жениться на тебе.

— Он не станет привередничать, папа, — насколько нам известно, он никогда раньше не замечал и не выделял ни Мирабель, ни Дирдрей, поэтому, как я догадываюсь, его лично устроит любая из ваших дочерей.

У графини перехватило дыхание.

— Мне кажется, Джордж, в этом есть нечто унизительное для нас! Как может он писать вам, испрашивая разрешения жениться на одной из ваших дочерей, предварительно не обсудив с вами все надлежащим образом?

— Я ведь только что объяснил вам: Фалькон, должно быть, именно этот вопрос и обсуждал со мной прошлой ночью, когда я и услышать-то не мог ни одного его слова. Теперь же он изложил все в письменной форме, и вам негоже делать вид, будто маркиз — не тот человек, которого любой на моем месте пожелал бы приветствовать в качестве будущего зятя.

Графиня промолчала.

Она подумала о положении маркиза в обществе, его огромном поместье, граничащем с их землей, его невероятном богатстве, а также о том, что в ее окружении мало кто решался говорить о нем без благоговейного трепета.

Как будто этот человек жил в совершенно ином мире.

Граф снова взглянул на Эльмину, словно хотел удостовериться, не ошибся ли он.

Потом мягко сказал, обернувшись к Мирабель:

— Надеюсь, дорогая моя, ты реально оцениваешь тот статус, который приобрела бы как маркиза Фалькон? Наследственная фрейлина королевы, personagrata,всегда радушно принимаемая при дворе; к тому же нет ни одного иностранного гостя, которого не пригласили бы погостить в Фалькон.

— Что ж, они более удачливы, нежели мы! Мы живем всего в пяти милях от его дома, но ни разу, папа, нас не приглашали ни на балы, ни на праздники в саду, ни даже на скачки, хотя слышим о них от каждого встречного.