Ощутив некоторую свободу, она стала надеяться на спасение.

Что, если пнуть его ногой?

Но она ничего не видит, поэтому наверняка промахнется, и ее снова свяжут.

Кто-то из грабителей, кажется, Эйб, поднял ее на руки и понес из стойла во двор.

Лошадь маркиза, очевидно, уже вывели.

Эльмину усадили в седло.

— Езжай позади нее, Берт, — велел Эйб, — а если тебе все это надоест, можешь сбросить ее в кусты, как только мы уедем подальше отсюда.

— Она все равно нас выдаст, — ответил Берт.

Возникло молчание, потом Эйб сказал:

—Ты прав! Лучше дотащить ее до моря и там сбросить со скалы. Тогда она сможет говорить только с рыбами!

Он хихикнул, оценив собственную шутку, но не мог смеяться громко, опасаясь быть услышанным.

Он ушел назад к стойлам.

Потом раздался стук копыт, и Шалом вывели во двор.

До Эльмины донесся шепот Эйба:

— Поторапливайтесь! Пора ехать!

Девушка почувствовала, как Берт забрался в седло позади нее, натянул поводья и резко рванул ее к себе.

Она с трудом удерживалась в седле, понимая, что легко может из него выпасть и пораниться.

Поэтому как можно сильнее коленками сжала бока лошади, обрадовавшись, что на ней были панталоны вместо юбки, в которой легко ехать только в дамском седле.

Они медленно тронулись со двора.

Кажется, впереди на Шалом ехал Эйб, француз же следовал за ним.

Не в силах уснуть, маркиз вспоминал о прибытии арабской кобылы и о минувшем дне, проведенном вместе с Эльминой.

Каждый вечер, укладываясь спать, он волей-неволей перебирал в памяти их разговоры, все больше изумляясь живости ее ума.

Он постоянно удивлялся разнообразию ее интересов и степени знаний, которые демонстрировала эта юная девушка во время их бесед.

В сущности, теперь он уже не сомневался, что священник не льстил Эльмине, признавая за ней способность легко получить степень, если б она могла учиться в университете.

Маркиз в отличие от большинства своих сверстников и сам любил получать знания.

Во время учебы в Оксфорде он выделялся своим трудолюбием и любовью к спорту.

Принимая участие в состязаниях, он стал членом Баллингдонского клуба, хотя, к сожалению, пил намного больше, чем следовало.

Впрочем, он располагал к себе наставников упорством в постижении наук.

В Оксфорде же он научился брать себя в руки и ценить время столь высоко, что каждую минуту старался тратить его с пользой для себя.

Однако вскоре он обнаружил, как мало ценятся его знания в высшем свете.

Они не приносили никакой отдачи. И если беседа в Букингемском дворце была скучна и банальна, то же самое наблюдалось и на большинстве званых обедов, устраиваемых в домах аристократов.

Бывали, впрочем, исключения, и, приняв наследный титул, он в первый же год стал проводить время в обществе старших и более умных женщин — просто с ними ему было интереснее.

Они, в свою очередь, сразу отмечали, что своими умственными способностями он явно отличается от сверстников.

Ну а потом он попал в любовные сети сначала одной прекрасной дамы, затем другой.

Все это были замужние особы, старше его на несколько лет.

От них он многое узнал о любви. Но любовь для этих женщин означала потворствование их желаниям и имела мало общего с сердечной привязанностью, или, как определила бы Эльмина, чувство редко затрагивало их души.

Повзрослев, маркиз стал предпочитать дружбу с теми, кого можно было назвать государственными деятелями, особенно в области внешней политики. Среди его гостей нередко появлялись иностранные послы, представлявшие интересы своих стран в Лондоне.

По крайней мере раз в месяц он давал званый обед в своем лондонском доме на Парк-Лэйн, куда вообще не приглашались дамы, и беседа проходила на достойном интеллектуальном уровне.

Как ни странно, пообщавшись с Эльминой всего неделю, маркиз понял, что девушка, ставшая его женой, не попала бы впросак ни на одном из его званых обедов, пусть это и казалось на первый взгляд совершенно невероятным и абсурдным.

Однако можно было нисколько не сомневаться, что она сумеет легко поддержать беседу с его высокообразованными гостями, независимо от предмета обсуждения.

Он затруднялся вспомнить хотя бы одну женщину в своем окружении, с которой беседовал на равных, разве только его давнишние знакомые дамы, с которыми он общался по окончании Оксфорда.

Его поражало, что, вступая с Эльминой в словесные баталии, он часто вынужден был либо признавать ее равной в споре, либо соглашаться с ней во всем, так как она своими доводами «клала его на обе лопатки».

Он не забыл урок, преподанный ею в первую ночь после свадьбы.

Что касается карате и джиу-джитсу, маркиз с удовлетворением отмечал, что его мастерство растет день ото дня и Чанг, истинный знаток этого дела, несомненно, доволен его успехами.

— У вас природный дар, ваша светлость, — отметил он сегодня после занятий. — Приятно заниматься с таким сильным, выносливым и сообразительным учеником, как ваша светлость!

— Спасибо, — обрадовался похвале маркиз.

Фалькон действительно нравился Чангу; он не подвергал сомнению заповеди учителя, необходимые для понимания научных и духовных основ этих физических упражнений.

Он с удовольствием постигал специальную технику дыхания и принимал то, на чем твердо настаивал Чанг: карате начинается и заканчивается вежливым отношением к противнику.

Эльмина удивлялась искренней готовности маркиза поклониться своему противнику до начала поединка и тому, как он благодарит его по окончании боя. Лошадь, на которой сидела Эльмина, все дальше и дальше уходила от Фалькона, но девушка теперь уповала на мысленное обращение к маркизу на расстоянии.

Чанг учил обоих, что за каждым их ударом, за каждым движением в борьбе должна стоять мысль.

Надо думать, и тогда легко будет предугадать действия противника.

Карате — это не столько и не только борьба, в его основе лежит вера в силу разума, в действенность человеческой мысли.

Теперь Эльмина, испуганная, отчаявшаяся и беспомощная, молилась в надежде донести до маркиза весть о страшной опасности, в которой она оказалась.

Перед лицом смерти, думая, что никогда больше ей не доведется его увидеть, она в отчаянии звала на помощь.

Казалось, этот трепетный зов исходит от каждой клеточки ее тела, каждого пульсирующего нерва.

«Помогите мне! Спасите меня!» Отправляя стрелы своих мыслей, она не забыла и о Чанге, пытаясь быть услышанной им тоже.

Маркиз зажег свечи у изголовья кровати: не в силах заснуть, он решил немного почитать.

Ничего не сказав Эльмине, он взял из библиотеки книгу о буддизме.

Нечто в ее словах подсказало ему, что буддизм тесно связан с восприятием карате и она многое постигла именно благодаря изучению буддизма.

Фалькону давно не приходилось читать столь серьезные книги, поэтому он не торопился и очень медленно вникал в смысл каждого предложения, ничего не оставляя без внимания, даже пытался находить чуть ли не в каждом слове тайное значение.

Но почему-то ему все время виделось лицо Эльмины — ее образ мешал ему сосредоточиться на чтении.

Каждый день он задавал себе одни и те же вопросы.

Отчего ей все удается? Почему она не походит ни на одну знакомую ему женщину?

Ее волосы, глаза, рисунок губ не просто казались ему необычными, но красивыми.

Олстон не мог не думать о ней.

Он гадал, произведет ли ее появление фурор в Лондоне.

Способны ли светские львы и львицы оценить мягкую, нежную и неброскую внешность Эльмины?

Вскоре он понял, что не только красота девушки заставляла его думать о ней непрестанно.

Все было значительно глубже.

Он никогда не встречал женщин, в которых высокий интеллект сочетался бы с такой яркой индивидуальностью.

А сама Эльмина либо не осознавала этого, либо не придавала этому значения.