31 августа, 1975 год.

Бостонский госпиталь для детей, хирургическое отделение.

Высокий, красивый хирург вышел из лифта на четвертом этаже. Сопровождала его очень симпатичная семилетняя девочка с черными волосами и голубыми глазами. Она следовала за мужчиной, не отставая ни на шаг.

"Давай, милая" – очень твердо, но вместе с тем и нежно сказал он, взяв ее руку. Девочка поняла, чего от нее хотели, и продолжила уверенно следовать за мужчиной, пристально смотря на него и улыбаясь, демонстрируя отсутствие двух передних зубов. Эти выпавшие молочные зубки вызывают обычно умиление какой-то особенной естественной красотой ребенка.

Девочка чувствовала себя полностью в своей тарелке, она делала обход с самым важным человеком в ее жизни – ее отцом. Врач, который шел рядом был еще и лучшим детским кардиохирургом в стране.

"Папа, а куда мы пойдем сначала?" – шепеляво спросила девочка, отсутствующие зубки влияли на ее способности говорить внятно.

Мужчина любезно улыбнулся своему самому младшему подчиненному, в котором он видел свою маленькую женскую копию, не только внешне, но и по степени пытливости ума, как он считал. Еще, когда девочке было три года, он начал готовить ее для карьеры в медицине. Она более чем подходила по всем требованиям к представителями данной профессии.

"Давай сначала взглянем на моего маленького пациента с пороком сердца".

"Хорошо, пап" – девочка посмотрела на отца широко раскрытыми голубыми глазами. "Тогда остановимся сегодня на Venticular Saptal defect, что означает…" – гордо произнес мужчина. "Что означает" – шепеляво подхватила его слова девочка, – "открытие вентрикулярной перегородки сердца. Кровь течет через это отверстие из левого круга кровообращения – в правый круг". – Гордо кивнул отец, погладив по голове дочь, которая следовала за ним через комнату для детских игр. Отсюда лимонно-желтые стены детского отделения начинали украшаться сюжетами из Диснея.

В середине довольно большой кроватки, похожей на колыбель, сидела маленькая златовласая девочка лет четырех. У нее были огромные зеленые глаза и длинные, цвета спелой пшеницы реснички. Маленькая девочка была одета в бледно-розовую детскую пижамку. Болезненная худоба ребенка, казалось бы, дополнялась голубоватым оттенком ее губ. В ее ушах был вставлен игрушечный стетоскоп, которым она "слушала" биение сердца ее плюшевой коричневой собачки. С мудрым выражением лица девочка вглядывалась, как приближаются хирург с его дочерью.

"А вы же вылечите и сердце Ноя тоже?!" – спросила девочка, смотря на свою собаку.

"Конечно, малыш, если ты хочешь, чтобы я это сделал" – красивый доктор наклонился над колыбелью чтобы провести диагностику здоровья плюшевого животного.

"Он сможет потом играть и не уставать?" – спросила малышка, завлекающим своим ритмом, детским голоском.

"Он станет совсем как новенький" – уверенно сострила темноволосая девочка. "Как и ты" – она осторожно забралась на постель к маленькой блондиночке и села рядом с ней. Когда девочки улыбнулись друг другу в первый раз, между ними было мгновение какой-то неподдельной детской близости. Небольшая ладошка проскользнула в маленькую тонкую ладонь четырех летней девочки. И две маленькие ручки переплелись в дружественном пожатии. "Теперь мы можем быть лучшими друзьями навсегда!" – Заявила старшенькая из них.

"Навсегда" – малышка с золотыми волосами прислонилась к старшей девочке и наградила ее поцелуем в сладко улыбающуюся щеку. "Навсегда и всегда!"

24 года спустя…

Преследующие строчки Джима Моррисона эхом пронзали операционную. Это была музыка для 31-летней Александры Морган, предпочитающую слушать ее в ходе операции. В то время как за окном сильная гроза разрывала небо, угрожая электричеству. Конечно, не о чем было волноваться. В больнице был запасной генератор, который все время находился в рабочем состоянии. Но, все же, гроза делала высокую темноволосую женщину-хирурга более напряженной, чем обычно.

Цвета льда голубые глаза прищурились, когда в ее тонкую правую руку был положен не тот инструмент. Если бы взгляд мог убивать, бедная медсестра, которая ассистировала на операции, могла бы умереть на месте. К счастью, она исправила свою ошибку очень быстро и доктор Морган решила сдержать свои эмоции и промолчала. Медсестра удивилась, что она будет наказана доктором не сразу, а позже. Хотя у нее и таилась надежда, что никакого наказания не последует вовсе. Почти все в больнице откровенно боялись красивого и успешного хирурга.

Ее рост был около шести футов, ее отличали черные волосы, чистая бронза кожи и кристально-голубые глаза. Высота ее роста лишь запугивала окружающих. Невероятная красота и острый ум делали ее еще более устрашающей. Она была детским кардиохирургом и лучшей, в своей сфере. Она бралась за тяжелые случаи, за которые другие врачи браться не осмеливались.

Загадочная женщина оставила свое отделение в Массачусетс в Бостонском детском госпитале, и вот уже шесть месяцев, как она перевелась в Атланту в Джорджии.

Персонал детского госпиталя в Эглестоне был в восторге от появления такого блестящего хирурга, выпускника Гарвардской медицинской школы. Тем не менее, кое-кто из персонала, которые должны были работать под ее началом, не были столь впечатлены, так как единственные с кем она была действительно тепла, были ее пациенты и семья. Хотя в этом правиле было одно исключение.

Доктор Морган заканчивала операцию. Она не хотела, чтобы ее пациентка стала обладательницей сильно заметного шрама. Маленькая Сара могла захотеть носить купальный костюм, – рассуждал врач. Высокая темноволосая женщина была действительно одарена свыше, каждый раз ее игла оставляла минимальный шрам. В этот день после завершения работы, Алекс покинула операционную, не проронив ни слова. После чего медсестра Эрин Дансон вздохнула с глубоким облегчением, ей совсем не хотелось подвергнуться осуждению со стороны хирурга со столь тяжелым характером, перед которым она провинилась. В это время Алекс пошла умываться. После этого она зашла в раздевалку и, надела черные брюки, черную рубашку со стойкой-воротом и черные ботинки. И только ее хрустящий белый лабораторный халат подчеркивал ее принадлежность к медицине.

Доктор вышла из лифта в детском отделении интенсивной терапии. Она должна была проверить еще одного своего пациента, двухлетнего Джона Томаса, чтобы убедиться, готов ли он к тому, чтобы переехать в простой стационар. Женщина вошла в шумный и ярко освещенный коридор. Первым, что она заметила, был ритмично-музыкальный голос молодой златовласой медсестры с мудрыми зелеными глазами. Этот голос Алекс знала очень хорошо. Он принадлежал 28-летней Брин О'Нэйл – медсестре отделения интенсивной терапии, которая частенько просто так посещала хирургическое отделение. Тем не менее, кардиология была ее специальностью. Сама же она была внимательной, доброй, интеллигентной и просто теплой женщиной. Что важнее, доктор Морган обратила внимание, что когда бы Брин ни ухаживала за одним из их маленьких пациентов, они покидали больницу днем раньше, чем положено. Хирург всегда задумывалась, что бы это могло значить с научной точки зрения, что за этим стояло. Детки выздоравливали раньше, и так, просто случалось каждый раз. Об этом знала сама Брин.