А потому вы нередко сами отвозите девчонок, одетых заправскими жокеями (брюки галифе, черная бархатная шапочка, рубашка «Лакост», черные кожаные сапоги, стек – во все это папаши вложили целое состояние), на конные соревнования и там погружаетесь в воспоминания. Было время и вы скакали во весь опор по дикой пустыне на юге Марокко в сопровождении всадников каида, подкидывая и с воплем ловя на лету воображаемое ружье, как настоящий джигит. Или трусили рысцой по благоухающим эвкалиптовым рощам под стенами Рабата и возле дворца султана. По безлюдным в это время океанским пляжам.

Воспоминания об этих прогулках до сих пор кружат вам голову.

Не то что об уроках верховой езды, которые вам во время каникул давал ваш дорогой Папочка, в ту пору комендант Алжира. Выпускник знаменитой кавалерийской школы в Сомюре, он хотел сделать из вас настоящего мушкетера, а не «ковбоя вонючего».

Он выбирал для вас огромную кобылу с недобрым взглядом, а между вашим правым коленом и лошадиным боком коварно засовывал монетку. Ее полагалось вернуть в конце занятия в доказательство того, что вы не отрывали ляжек от поганой скотины. Как бы потом у вас ни ломило от этого все тело. Затем, к вашему ужасу, Родитель, получивший прекрасное воспитание у испанских иезуитов, блистающий светским лоском на колониальных приемах, начинал ругаться, как конюх, и грубо на вас кричать:

– Сожми ляжки, чтоб тебя!.. Зад вперед подай, мать твою!.. Спина прямая! Прямая спина!!! Болтаешься в седле, как куль с мукой... В следующий раз я тебя на теленка посажу...

Вы багровели от стыда. Нервничали, теряли стремена. И отцовскую монетку, само собой. К великой радости окружавших отца лейтенантиков: слышать, как площадная брань обрушивается на голову командирской дочки, было их самым изысканным развлечением.

Помнится, однажды вы упали, к вящему удовольствию откровенно презиравшей вас кобылы.

– В седло! В седло! – завопил Родитель.

– Я щиколотку подвернула, – солгали вы и притворно захромали.

Дорогой Папочка, удрученный такой бездарностью, махнул рукой на ваше обучение. И позволил вам спокойно предаваться вашей подлинной страсти: стрелять из рогатки по лягушкам, квакавшим в тамошних вади, и всякий раз приносить несколько штук к обеду (Да-да, мадам Бардо! Лягушачьи лапки, натертые чесночком, политые оливковым маслом, посыпанные петрушкой и поджаренные на вертеле – это жуть как вкусно).

Не отличаясь особенной (да и вообще никакой) наблюдательностью, вы все-таки примерно через год замечаете, что Эмили несколько охладела к верховой езде. По воскресеньям она теперь остается в Париже, предпочитая «погулять с Саломе».

– И где же вы гуляете?

– Да так, по улицам.

– По каким улицам?

– Да так... наугад.

Вы, разумеется, не верите ни единому слову. Вам еще никогда не приходилось слышать, чтобы девочки в ее возрасте гуляли «наугад» по улицам Парижа. Тогда она заявляет, что ходит в Трокадеро кататься на роликах, которые вы ей подарили на Рождество. Но вот что странно: для занятия таким весьма подвижным спортом она увешивает себя невероятным количеством побрякушек (серьги, кольца, браслеты на запястьях, браслеты на щиколотках).

А потом – на тебе! В один прекрасный день вы встречаете вашу подругу Иду.

– Знаешь, – весело сообщает она, – я видела твою внучку в метро. Она собирала милостыню на линии Нейи-Венсен на пару с молодым цыганом, бренчащим на гитаре.

Вы чуть не упали.

Что делать?

Рассказать Старшей? Последствия: трагедия в греческом стиле и немедленная отсылка Эмили во французский лицей в Виллар-сюр-Оллон (Швейцария). Результат: внучка будет ненавидеть вас десять лет.

Промолчать? Риск: идиллия расцветает пышным цветом. Эмили уезжает в кибитке с табором своего возлюбленного. Такое уже случилось у одной из ваших подруг: дочь вернулась к ней только через три года, успев за это время объездить всю Центральную Европу и Египет и родить двух цыганят.

Поговорить по душам с Эмили? Опасность: она разозлится и пошлет вас куда подальше: «Я знаю, что делаю, не маленькая!» или «Бабуля, я его люблю. Он гениальный музыкант. Он станет знаменитым, и ты будешь им гордиться»...

Советуетесь с Мельхиором.

– Это проще простого, – отвечает он, умываясь лапкой (к дождю). – Делаешь сумасбродной девчонке подарок: два месяца в спортивном лагере в США. Там она встречает высоченного американского баскетболиста и забывает цыгана. А потом подумаем, как избавиться от баскетболиста...

... Можно будет отправить ее кататься на яхте в Гленан, там она влюбится в голубоглазого матроса-бретонца и решит открыть с ним пиццерию на пляже в Плу-ле-Маре...

... Тогда послать ее в Межев кататься на лыжах под руководством красивого загорелого тренера...

И т.д.

Девичьи влюбленности дорого обходятся.

Воскресный семейный обед.

– Золотце, не принесешь ли ты хлеб из кухни? – любезно обращаетесь вы к Аттиле.

О чудо: внук с готовностью соскакивает со стула.

– Сию минуту, голубушка!

И весело добавляет:

– Сколько ты мне дашь?

– Как это «сколько дашь»?

– Мама говорит, что всякий труд заслуживает вознаграждения. Она мне платит 10 франков, если я перед уходом в школу застилаю постель и убираюсь в комнате.

Старшая смущенно улыбается.

– Я ходила за хлебом в булочную, – замечаете вы. – Сколько ты мне дашь за кусочек, который съешь?

– Нисколько! – не задумываясь, отвечает Аттила. – Я не стану есть хлеба. Предлагаю 7 франков за то, что я принесу его из кухни.

– Семь слишком много. Давай пять?

– ОК.

В восторге от этой финансовой дискуссии, более уместной на базаре в Марракеше, внук мчится на кухню, на ходу изображая самолетик.

– Воспитываешь образцового капиталиста? – спрашиваете вы у Жюстины.

– Да нет. Я не понимаю, что с ним случилось. Последнее время он требует денег за все, что его ни попросишь сделать: накрыть на стол – 5 франков, убрать со стола – 5 франков, вынести помойку – 7, пропылесосить – 10 и т.д. Полагаю, домработница обошлась бы мне дешевле.

Возвращается Аттила, на африканский манер неся хлебницу на голове.

– Зачем тебе так нужны деньги? – любопытствуете вы. – Надеюсь, ты не играешь на бегах?

– Не, бабуль!.. Это секрет.

– Даже от меня?

– От тебя – нет, бабуль! – отвечает он в порыве нежности.

Вы таете.

– Тогда скажи мне на ушко. – Остальным: – А вы не подслушивайте!

Остальные члены семьи со смехом закрывают руками уши.

Аттила шепчет вам:

– Я собираюсь жениться.

Сердце ваше бьется, как у девушки. На ком еще может хотеть жениться семилетний мальчик, как не на собственной бабушке? Вы коситесь на Старшую. Она, злодейка, все слышала и блаженно улыбается: вероятно, тоже думает, что избранница – она.

Аттила провозглашает на весь стол:

– Я собираюсь жениться на Флер.

– Это девочка из твоего класса? – спрашиваете вы разочарованно.

– Нет. Учительница. Я от нее без ума.

– Так вот почему у тебя теперь такие хорошие отметки и почему ты, придя домой, сразу бросаешься делать уроки, – ядовито замечает мать.

Аттила лукаво улыбается в ответ.

Вы спрашиваете:

– Ну а деньги? Деньги тебе зачем? Надеюсь, ты не платишь за хорошие оценки?

– Что ты! – возмущается внук. – Я дарю ей букетики цветов или эклеры с шоколадным кремом. Она их обожает.

– Она располнеет, – вставляет Лилибель, знающая толк в диетах.

– Браво! Ты галантный молодой человек, – одобрительно кивает дедушка Жюль. – Дамам всегда надо дарить подарки.

Аттила поворачивается к отцу.

– Папа, в каком возрасте можно жениться?

– По-моему, в 18, а девочкам выходить замуж – после 15, – бормочет Зять № 2. – Но, пожалуйста, закончи сначала школу.