Побежала Лиса к медведю. Видел Рваный Бок, как перелезла она через плетень. Слышал, как сказала она медведю, когда прихватил он ее на грядке:

— Гороху мне хочется — страсть. Я сперва украсть хотела, а потом подумала: ну зачем я буду ползти, живот царапать, да еще не известно — унесу или нет. Ты уж дай лучше сам, чтобы в грех меня не вводить.

И медведь дал ей: схватил за воротник и отхлестал крапивным веником. Глядел Рваный Бок издали, как банит медведь крапивой Лису, и приговаривал:

— Так ее, Спиридон, так, чтобы знала она, плутовка, как глупых на воровство подбивать.

Не скоро после этого захотелось Лисе еще раз отведать медвежьего горошка.

ЧТО ПУШОК ОТКРЫЛ

Поел Рваный Бок горошка, водички из родника похлебал, залез под елочку, вздремнуть приготовился. И тут примчался к нему Пушок, схватил за плечи, трясет, кричит:

— Открыл!.. Открыл!..

А больше и сказать ничего не может. Упал на траву, лапками на себя машет, рот разевает — сердце зашлось. Шепчет:

— Открыл!.. Открыл!..

Сбегал Рваный Бок к родничку, водой друга обрызгал. Присел возле него, голову гладит, приговаривает:

— Успокойся, а то разорвется от волнения сердце и сказать не успеешь, что же ты открыл. Заново кому-нибудь открывать придется.

Подействовали эти слова на Пушка, притих он. Отдышался, пришел в себя, заговорил:

— Лежу я сейчас у себя под кустиком и думаю: все нас, зайцев трусами дразнят. А если бы не было нас? Если бы на земле одни львы были? Что бы тогда было? Подумал я и открыл,

— Что?

— А то: если бы на земле одни львы были, то среди них объявился бы лев-заяц. Кто-то из них да был бы всех слабее и трусливее.

— Ну и что?

— Как что?! — воскликнул Пушок, — Если может быть лев зайцем, то значит, и заяц может быть львом, среди... зайцев, конечно. Заяц-лев! Как звучит, а?

— Хорошо звучит. Есть что послушать.

— О! И может быть, я и есть этот заяц-лев.

— Это почему же ты? — поднялся Рваный Бок. — Я тоже могу быть им.

— Ты? Куда тебе. Ты разве забыл, как я тебя поборол два раза? У тебя грудь уже моей, и в глазах нет бодрости нужной. Я лев.

— Грудь у тебя пошире, да, — согласился Рваный Бок, — и поборол ты меня два раза, признаю. Зато у меня плечи покруче и уши покороче. И дед у меня ловким был, никто у нас в роще перед ним устоять не мог. Я заяц-лев.

И заспорили зайцы, А от спора до драки — одна оплеуха. Полыхнул Рваный Бок ладонью по щеке Пушка — и понеслось. Колотят зайцы друг друга, пускают серый пух по ветру, кричат:

— Я лев!

— Нет, я лев!

А сова высунулась из дупла, жмурится, закрывается крылом от солнышка, никак разобрать не может, кто это там возится под елочкой. Послушаешь — вроде львы дерутся, а голоса — заячьи.

— Ухо-хо! Кто там? — спросила сова. Услышали зайцы крик ее и присмирели: хоть и плохо видит сова днем, а все-таки видит. Разглядит кого-нибудь из ник, и не сумеют они доказать даже, кто же из них — лев.

Поводила сова ушастой головой — тихо вокруг. Глазами круглыми поморгала:

— Странно, только что львы где-то рядом дрались, и уже не слышно никого.

Хохотнула и провалилась в дупло: до вечера еще далеко и можно поспать.

Увидели зайцы — пропала сова. На цыпочках, на цыпочках перебрались на полянку подальше и встали опять друг перед дружкой.

— Ну, — спрашивает Рваный Бок, — убедился ты теперь, что я заяц-лев? Я вон как тебя по щеке ахнул.

— Это ты теперь убедился, что я лев, — отвечает Пушок. — Я вон тебе какой фонарь под глазом зажег.

— Ах, так! — взвизгнул Рваный Бок и сжал кулаки,

И полетели опять клочья заячьей шерсти. Мимо волк Рыжий Загривок шел, Баранинки ему захотелось, да не знал он, где пастухи сегодня овечье стадо пасут. Решил у зайцев спросить. Они везде бегают, может, знают.

Свернул волк с тропы, идет к полянке. Рваный Бок спиной к нему стоял, а Пушок — лицом. Увидел он волка, вскрикнул как-то странно, по-козлиному — м-ме! — и кинулся бежать, А Рваный Бок так и заплясал от радости,

— Ага! — кричит. — Удираешь? То-то. Понял, наконец, что не ты, а я заяц-лев.

И тут слышит он — шуршит что-то сзади. Оборачивается — волк. И уже совсем близко. И вытянулись у зайца уши и сами собой ноги заработали.

С неделю потом ходил Рваный Бок по роще и удивлялся:

— И как я мог в минуту за Яблоневым оврагом оказаться? Не понимаю. И откуда во мне столько прыти взялось? Через двухметровые кусты перепрыгивал — вот как бежал!

ДУНУЛ

Обиделся Рваный Бок на друга: крепко намял Пушок бока ему и по щекам крепко нахлопал, дотронуться нельзя было — болели так. Сидел под елочкой перекатывал в сердце обиду:

— Друг называется.

С неделю не был в гостях у Пушка. И еще с неделю бы не видел, если бы Пушок сам к нему не прибежал.

— Послушай, — говорит, — до каких пор медвежонок Ивашка будет у нас в роще безобразничать? Вчера зайчонка обидел. Сегодня у сороки с березы гнездо слегой сшиб. Давай поучим его.

Доволен был Рваный Бок, что Пушок пришел к нему : плохо в лесу без друга. Но с Ивашкой связываться не хотел. Задиристым рос Ивашка, с медведя Тяжелой Лапы пример брал, обижал всех,

— Поучить его не мешает, но ведь сегодня он медвежонок, а завтра — медведь. Войдет в силу — за все спросит. Разве его без нас поучить некому?

— Есть, да не догадываются. А от него уж проходу лесной мелкоте не стало. Раздает подзатыльники направо и налево.

— Тебя же не тронул.

— Меня нелегко тронуть: я за себя постоять умею. А вот другим помочь надо. Душа у меня не терпит, если кто обижает кого. Так и хочется вступиться. Да ты не бойся, я все сам сделаю. Ты только рядом постой. Одному страшновато.

— С чего это ты взял, что я боюсь? — приосанился Рваный Бок. — Я просто поинтересовался, хорошо ли ты все продумал.

— Хорошо. Он привык всем больно делать, вот и мы его болью поучим. Иногда это очень помогает. Идем.

Прибежали зайцы к берлоге медведицы Авдотьи — это она подарила Гореловской роще Ивашку. Вызвали его наружу. Вышел Ивашка. Спросил хмуро:

— Чего вам?

Шагнул к нему Пушок и говорит:

— Вот ты перед всеми хвастаешься силой своей,

— Ну?

— Перед бельчонком, я видел, хвастался. За задние ноги к березе привязал.

— Ну?

— Перед бурундуком хвастался. Нору его завалил.

— Ну?

— А давай с тобой силой потягаемся.

— А что мне с тобой тягаться, — сказал Ивашка, — ты не медведь и не волк. Я и так вижу, что поборю тебя.

— Меня побороть — ума много не надо. А вот давай, кто сильнее дунет.

— Давай, — согласился Ивашка.

Набрал Ивашка полную грудь воздуха. Дунул, Так и заходили у Пушка уши на голове. Скривил он раздвоенную губку, сказал:

— Эка дунул! Вот я сейчас дуну, на ногах не устоишь. Закрой глаза.

Закрыл Ивашка. Стоит, ждет, А Пушок размахнулся да как треснет его колом по голове. Так и свалился Ивашка к его ногам.

— Ого!

Крякнул, поднялся и говорит:

— А ну, дунь еще раз.

— Нет, — сказал Пушок и отбросил кол в сторону. — Я по два раза не дую. Рваный Бок видел, что я сильнее дунул, подтвердит при случае. Идем, Рваный Бок, нам здесь больше делать нечего.

И зайцы скрылись в чаще.

Ходил Ивашка у берлоги, поглаживал шишку на голове, ворчал:

— Наверняка косой колом ошарашил. И я тоже хорош: подставил голову и глаза закрыл. Будут теперь говорить в роще: не крепко еще Ивашка на ногах стоит. Дунул заяц, а он и повалился. Ходит по роще, силой хвастается, а его зайцы с ног сдувают.

Бранил Ивашка самого себя, а зайцы сидели в орешнике и смеялись.

— Как я его! — хохотал Пушок.

— Как ты его! — хохотал Рваный Бок, а ночью не спал, ворочал длинными ушами, к шорохам прислушивался: не идет ли Ивашка, не крадется ли Лиса. Побил ее медведь Спиридон за горох, пригрозила она Рваному Боку: