Потлак, Аризона, 1881 г.

— Там целое состояние… Миллионы… — прошептал старик, теребя узловатыми, дрожащими пальцами край одеяла. — Миллионы…

— Тише, Эд, вам нельзя разговаривать, — сказала Мойра, прикладывая к разбитому лицу старателя смоченную в холодной воде ткань.

— Эти парни, видите, как они обошлись со мной! — проворчал он глухим, дребезжащим голосом. — Жаль, что я не послушался вас, мисс Мойра, и отправился в Спейд Флаш. Да еще расхвастался там! Мне не следовало…

Старик не договорил из-за приступа кашля. При тусклом свете лампы были видны струйки крови, вытекавшие у него из носа и рта.

«Подонки! Эд Макбрайд за всю свою жизнь мухи не обидел, а что они с ним сделали! — подумала Мойра и, сурово сжав губы, снова промокнула лицо старателя влажной тканью. — Только узнаю, кто так жестоко обошелся с несчастным стариком, они у меня поплатятся!»

Тело старика продолжало сотрясаться от кашля.

Мойра бережно взяла его за худые плечи и уложила, словно ребенка.

— Эд, прошу вас не волноваться и лежать спокойно, — произнесла она ласково. — Я посылала Диггера за доктором Уилкинсом, но его, к сожалению, не оказалось дома. Я могла бы сама вправить вам руку, но боюсь, что этого недостаточно: у вас повреждены внутренние органы, понимаете? Вот почему вы должны лежать спокойно.

— Я долго не протяну, — прохрипел старик. — И мы оба знаем это. — Он дышал тяжело, с присвистом. — Я расскажу вам… Я должен вам рассказать…

Мойра осторожно промокнула пот, выступивший на лбу старателя.

— Будет лучше, если вы помолчите.

— У вас удивительно красивые волосы. Они такого же цвета, что и серебро, — проговорил он, не слыша увещевания женщины. — Там сокрыты целые копи серебра… Там жилы толщиной в мою руку… Много… Там стены серебра, стены высотой тридцать футов и длиной, Бог знает сколько! Я один знаю, где находится это место. Никто никогда не видел столько серебра!

Мойра опять, в который уже раз, посмотрела на часы: время, как назло, ползло ужасающе медленно. А так хотелось, чтобы поскорее настало утро и приехал доктор, но часовая стрелка, казалось, застряла на цифре «2». Неужели прошло всего два часа с тех пор, как Диггер внес к ней в дом, окровавленного и обезображенного побоями, беднягу Эда?

— Я назвал этот рудник в вашу честь, мисс Мойра. Я назвал его Серебряным Ангелом.

— Эд, мне, конечно, приятно это слышать… Но будет лучше, если вы расскажете мне обо всем в следующий раз, когда поправитесь.

— Этот рудник ваш, — продолжал старик, не обращая внимания на слова женщины. — Я дарю его вам в благодарность за вашу доброту. Вы станете богатой и ни в чем не будете нуждаться.

— Но я и без того богата, Эд, — проговорила она таким тоном, словно успокаивала ребенка. — Возможно, по моему виду не скажешь, но состояние, которым я владею, хватит на десятерых. А сейчас, прошу вас, лежите спокойно.

— Значит, теперь ваше состояние удвоится, утроится, увеличится во много раз… Если вы не хотите оставлять его себе, то передайте племяннице, которую так любите, — сказал старик и посмотрел на комод, где в красивой рамке стояла фотография девочки-подростка.

Нескладная, с длинными руками и ногами, с непослушными рыжими кудрями, выбивающимися из-под шляпки, с серьезными глазами на удивительно красивом лице. В ней было что-то бунтарское, непокорное, и в то же время величественно-властное, что-то от далеких предков, кельтских завоевателей. В уголках губ девочки пряталась улыбка, придававшая ее лицу загадочное выражение.

«Эта роза вот-вот распустится, — с грустью подумала Мойра. — Но могу побиться об заклад, что у цветка достаточно острые шипы. Брайди нужен простор. Девочка с таким лицом может превратить в свое царство весь мир».

— Горы серебра, — прошептал Эд. Казалось, глаза его сейчас закроются. — Эти мерзавцы пытались выбить из меня признание, где находится мой рудник, но я им ничего не сказал!

Голова старика, дернувшись, упала на подушку, и Мойре показалось, что он умер.

— Эд! — позвала она тихо. — Эд!

Осторожными пальцами нащупала пульс старателя.

— Бумагу, мисс Мойра, — вдруг прошептал он. — Принесите бумагу и запишите все, что я вам сейчас скажу.

Записав слова старика, она протянула ему листок, чтобы тот проверил написанное.

— Все верно, — прошептал он по прочтении. — Все верно. А теперь спрячьте это.

Не желая перечить старику, Мойра сложила листок несколько раз и спрятала его за подкладку халата.

— Вот и хорошо. Только не храните это долго, — проговорил старик срывающимся голосом. — Заучите наизусть содержание записки и потом сожгите ее.

Вдруг глаза старателя широко раскрылись, и он оторвал голову от подушки, мокрой от крови и пота.

— Что это на меня нашло? Улегся в вашу постель и всю ее запачкал кровью. Сейчас же поднимусь в свою комнату, а утром выстираю все эти вещи.

Старик резко приподнялся, собираясь вскочить с постели и бежать вверх по лестнице в свою комнату. Мойра успела схватить его за плечи и снова уложить в постель.

— Миллионы! — чуть слышно прошептал старатель. И вдруг спросил: — Можно я дотронусь до ваших волос, мисс Мойра? Мне так этого хочется.

Женщина осторожно взяла трясущуюся старческую руку и поднесла ее к своей толстой, с серебристым отливом, косе. Но прежде чем несчастный старик успел дотронуться до ее мягких, шелковистых волос, он испустил последний вздох.

Бостон.

Четырнадцать лет спустя.

— Уберите эту гадость! — закашлялась Брайди от едкого запаха нюхательной соли и, оттолкнув руку Коры Толбот, громко высморкалась.

— Ты не должна быть такой грубой, дорогая моя. — Кора протянула девушке стакан с водой.

Однако, Брайди поступила с ним так же, как и с нюхательной солью.

Кора недоуменно пожала плечами.

— Никогда бы не подумала, что ты способна упасть в обморок.

Брайди потерла воспаленные глаза и еще раз, с шумом, а не так как подобает леди, высморкалась и, спрятав носовой платок, сказала:

— Просто меня еще никогда не лишали наследства!.. Сначала смерть бедной тетушки Мойры, а теперь это. Говорят, Бог любит троицу. Может быть вы скажете, какое несчастье меня еще ожидает?

Девушка вопросительно посмотрела на Кору Толбот, но та только неодобрительно покачала головой. При этом ее белокурые, с пепельным отливом, локоны запрыгали из стороны в сторону.

— Недаром ты Кэллоуэй! Вы все так суеверны. Ты, вероятно, переняла это у своей тетушки.

Брайди попыталась встать, но ее ноги были еще слабы, и она снова опустилась в кресло.

— Похоже, это единственное, что я у нее переняла. И потом, мы нисколько не суеверны. Просто так говорят.

Взгляд девушки упал на обои, цвет которых показался ей иным, чем полчаса назад. Она присмотрелась к креслу, в котором сидела: оно было обито китайским плюшем, а не кожей.

— Меня сюда перенесли? А где мистер Толбот и все остальные?

Кора нежно потрепала девушку по руке и сказала снисходительным тоном:

— Они там же, где и были, в библиотеке, дорогая моя. Когда ты упала в обморок, джентльмены перенесли тебя сюда. Должна признаться, Брайди, что ты впервые показалась мне по-настоящему… женственной.

Девушка резко выпрямилась в кресле.

— Вы хотели сказать — беспомощной, а не женственной. Это разные вещи!

— Нет, я хотела сказать совсем не это… Если бы у меня были такие же большие голубые глаза, как у тебя, то я бы не пользовалась ими только для того, чтобы сердито на всех посматривать. Честно, Брайди, этот твой суровый взгляд способен превратить в ледяную статую любого. Вот если бы ты научилась быть более… хрупкой, беззащитной. Ты знаешь, что я имею в виду. Ведь ты довольно привлекательная девушка. И у тебя прекрасные перспективы на будущее.