Она знала, что никогда не признается Таггарту в своих чувствах, никогда не унизится перед ним. Да и вообще, у него есть любовница, пусть даже их отношения, судя по сцене с вазой, довольно странные.

«Я ДЛЯ НЕГО СЛИШКОМ ХОЛОДНА, — решила Брайди. — И НЕДОСТАТОЧНО В ТЕЛЕ, ЕСЛИ СУДИТЬ ПО ТОМУ, КАКИЕ ПЫШНЫЕ ФОРМЫ У ЕГО ЛЮБОВНИЦЫ. И ПОТОМ, Я ВЕДЬ ВСЕГО-НАВСЕГО «ИСПОРЧЕННЫЙ ТОВАР», РАЗВЕ НЕТ? И МНЕ СУЖДЕНО СТАТЬ САМОЙ ЯРОЙ МУЖЕНЕНАВИСТНИЦЕЙ».

Брайди сидела в кресле и продолжала безмолвно смотреть на Таггарта затуманенным взором. Ей было стыдно за свои мысли и тайные желания. Она молила Бога только об одном: чтобы Таг не сумел догадаться, что творилось с ней.

Желая положить конец затянувшейся паузе, Слоан обошел стол и опустился на колени перед креслом Брайди, заглядывая ей в лицо.

— Если вы сейчас же не ляжете спать, вы уснете в этом кресле, — чуть слышно сказал он.

Брайди стоило неимоверных усилий, чтобы не позволить себе наклониться и поцеловать Таггарта. В уголках его темных, четко очерченных губ, затаилась немного грустная, задумчивая усмешка. Темно-голубые глаза, с блестящими зрачками, смотрели ласково, а черные брови, обеспокоенно нахмурившись, слились сейчас в одну сплошную линию, но, вот-вот, казалось, были готовы распахнуться, как легкие крылья, и радостно взлететь.

Она вскинула голову, словно пытаясь таким образом, стряхнуть с себя дурман, навеянный близостью его лица, и произнесла растерянно:

— Да. Я… Хорошо.

Она будет лежать в его постели. Одна. В темноте. А вокруг будет витать его дух. Та комната хранит его запах, там каждый предмет трогали его руки. Она будет спать на том же самом месте, где обычно спит он. И ей приснятся те сны, которые видит он. А утром, когда она проснется, быть может, лишь посмеется над глупостями, переполнявшими сейчас ее голову.

Консуэла услышала приход Ника еще до того, как тот вошел в дом. Ее разбудило тихое ржание лошадей в загоне и, раздавшиеся вслед за этим, шаги Ника. Миновав порог дома, он осторожно, ступая по деревянному полу на цыпочках, стал пробираться к тому месту, где оставил свои вещи.

Консуэла села в постели, не обращая внимания на сползающее с нее одеяло, и заявила:

— Я помогу тебе, Ники.

— Ты и так уже помогла, — ответил ей игривый голос. — Жаль, что я не могу побыть с тобой, хоть несколько минут.

Консуэла улыбнулась, зябко поведя плечами, но не стала прикрывать свою оголившуюся грудь. Наоборот, она сбросила с себя одеяло и, обнаженная, встала с постели.

— Я еду с тобой, — сказала она и, повернувшись к нему спиной, наклонилась, чтобы поднять с пола свои блузку и юбку.

В этот момент она услышала позади себя шаги Ника и почувствовала на своих бедрах его руки. Консуэла так и осталась стоять на месте с блузкой в руках, а он привлекал ее к себе все сильнее и сильнее, так, что она почувствовала, как больно впиваются ей в спину пуговицы его куртки.

— Нет, — ответил он, принимаясь жадно мять в руках ее грудь. Потом одна рука его скользнула вниз, вдоль живота Консуэлы, и добралась до сокровенного места.

Его ласки возбуждали ее. Она ощущала на своих плечах и шее жаркие поцелуи Ника.

— Ты подождешь меня здесь, — прибавил он, часто и тяжело дыша.

— Я еду с тобой, Ники, — прошептала Консуэла и задрожала от вожделения, отвечая всем телом на жадные и настойчивые ласки мужских рук.

— Я сумею тебе пригодиться. Ведь ночи в пути такие долгие.

Консуэла на миг прижалась к Нику, чувствуя, как набирает силу и крепнет скипетр его страсти. Улыбнувшись, она закинула руки за голову и взъерошила волосы парня, прекрасно сознавая, что при этом грудь ее поднялась выше, и соски должны приятно щекотать его ладонь.

— Долгие ночи, Ники, — проворковала Консуэла, медленно покачивая бедрами.

Она слышала, как Ник откашлялся и прошептал хриплым голосом:

— Хорошо. Но сейчас я слишком хочу тебя, чтобы ехать.

— Конечно, милый, — прошептала она и медленно нагнулась, опершись о подоконник. Широко расставив ноги, она изогнула спину, слыша, как Ник быстро расстегивает и сбрасывает на пол брюки.

— Я тебе нужна, — повторила она, когда он с силой вошел в нее. Улыбаясь, Консуэла крепко ухватилась за подоконник и, покачиваясь при каждом толчке, подчинилась ритму Ника. — Быстрей, Ники, — исступленно шептала она. — Быстрей.

Конечно же это, не что иное, как обозначения широты и долготы. Таг внимательно смотрел на буквы и цифры, которые он переписал с медальона на листок бумаги.

А — 14 — 112 — W — 10 — S — 24–34 — N — 49.

Все оказалось так просто. Он начал с тех букв и цифр, которые Брайди приняла за даты рождения. Но версия эта с самого начала показалась ему сомнительной. И когда Таг, наконец, отбросил ее, его осенило: 112 — W — 10 — не что иное, как 112 градусов и 10 минут в сторону запада. И так далее.

Никаких карт в доме Таггарта не было, но он и без того мог сказать, что местность, расположение которой было зашифровано на медальоне, находилась где-то в районе каньона Белого Волка. Однако, через несколько минут пыл его поостыл. Разве можно, чтобы Серебряный Ангел, скорее всего, просто не существующий, находился в таком известном месте, как этот каньон?! И что может означать головоломка на обороте медальона? Таг смотрел на нее несколько минут, после чего хлопнул себя по лбу.

— Подумать только, и ты поверил в существование этого рудника! — проворчал он, вставая с кресла.

Успокаивало его лишь то, что Ник Мэллори скоро уберется из этих мест и никогда больше сюда не вернется. Правда, как ни старался, Слоан никак не мог представить Ника, пробирающегося трудными тропами Аризоны. И вообще, очень удивлял тот факт, что Мэллори одержим таким рискованным предприятием, которое могло потребовать от него большой физической выносливости.

«Наверное, — подумал Таг, — возможность положить себе в карман пару миллионов серебром, заставила этого подонка стиснуть зубы».

Слоан хотел сделать то, что сначала предложила ему Брайди: вытащить Ника из отеля и заставить его отвечать перед законом за грабеж и попытку убийства. Таггарт ни на минуту не сомневался в том, что Ник следовал за Брайди от самого Бостона и, вообще, ходил за ней по пятам с тех пор, как в ее руки попал браслет Мойры.

Кроме того, Таг пришел еще к одному выводу. Брайди как-то вскользь упомянула о чьем-то ночном вторжении со взломом, произошедшем в Драмкине сразу после смерти ее тетушки. И в этом случае, он усмотрел почерк Ника Мэллори.

Это тем более очень вероятно, потому что Ник был на востоке, когда до него дошли слухи о смерти Мэй. Однако, нельзя было сказать с полной уверенностью, когда именно старик Шеймус рассказал племянничку о медальоне. Он вполне мог это сделать много лет назад. Важно то, что трагедия в Драмкине разыгралась приблизительно через пять дней после того, как весть о смерти Мэй дошла до Востока. Мальчик понял, что, потеряв сестру, он лишился и возможности доить его, Таггарта, а значит, нужно было искать другой источник дохода. Вот он и вспомнил байку дяди-ювелира. И началась охота за браслетом.

Хотя Таг и не решался рассказать Брайди все это, он был даже рад, что Мойра умерла своей смертью. Если бы в ту ночь она была еще жива, слабая и неспособная позвать на помощь… Не хотелось думать о том, что могло бы произойти.

Он потянулся и перевел взгляд на часы. Почти половина пятого. Таггарт подошел к маленькому столику, взял с него вазу, которую едва не разбила Консуэла, и улыбнулся, вспомнив, как ловко Брайди ее поймала. Она тоже прекрасно знала истинную цену этой вещи. Умная леди. Упрямая, несгибаемая, прямолинейная. Но умная.

Одному Богу известно, чего ему стоило сдерживать себя, чтобы не перегнуться через стол и не поцеловать ее. Да что там поцеловать! Таг начинал бояться, что долго этой пытки не выдержит и натворит, Бог знает что! Перевернет стол, схватит Брайди в охапку и, зацеловав насмерть, отнесет в спальню. И только после того, как она вышла из гостиной, отправившись спать, он облегченно вздохнул. Но все равно, долго еще не мог успокоиться. Таггарт слышал, как она ворочалась во сне, и все внутри у него замирало при мысли о том, что…