Нет, эта железяка сильно действует на нервы, вся – в своего творца господина Дворкина.

– Что нужно некоторым для любви? Мономолекулярный презерватив с музыкой и усиками.

– Мне жалко тех девушек, которые с тобой были знакомы. Или таких почти не было? Для любви, Андрей, нужны цветы.

– Цветы? – Грамматиков переспросил, чувствуя, что в его голове слова Бори-Два находят какой-то смутный отклик.

– У тебя ведь была контузия, Андрей?

Грамматиков почувствовал острое желание вырвать Борю-Два из отсека, где он скрывается, чтобы задрыгал проводками, подлец... Ну сколько можно терпеть?

– Была. И что?

– Ничего. Вон у тебя глаз из-за тика дергается, да и во мне тоже что-то все время тикает. Однако с памятью у меня порядок, а вот у тебя как? Ты и в самом деле забыл коды, запускающие половое размножение техноргов?

– Я много чего забыл, но на моем компе... – Грамматиков запнулся. Нашел с кем откровенничать.

– Твою квартиру разграбили мародеры. Там не осталось никаких ценных вещей. Скажи спасибо, что твою маму не пристукнули и не изнасиловали Марину Аслановну. Впрочем, насилие в умеренных количествах пошло бы Марине Аслановне только на пользу.

Блин, он так мало думал о маме в этот последний год.

– Я же получал от мамы письма, но она ни словом...

– Маманя у тебя боевой офицер, так что не волнуйся за нее. А у нас с тобой свои долги перед страной и миром. Скажу прямо, объективной информации мне не хватает, но интуиция никогда не изменяла мне. Чем раньше светлая техножизнь выйдет из подполья, тем лучше для нее. Темная техножизнь не успеет удавить ее по-тихому в этом самом подполье. Но выход на поверхность означает ускоренное размножение и отбор наиболее устойчивых форм. Надеюсь, солдат, ты в курсе, какой способ размножения самый лучший?

– С точки зрения рекомбинации наследственной информации, то половой...

Боря-Два как будто прищелкнул языком.

– Вот именно. Если техножизнь вылезает на поверхность и украшает себя цветочками гонофоров, то ей без тебя никак, потому что коды, запускающие половой процесс, закопаны именно в твоей голове. И если ты честно вспомнишь все, что нужно, то увидишь древо техножизни, проросшее до самых небес, до Луны, Венеры и Марса, древо, которое оплетет своими ветвями Солнце... Раз, и губернаторша Найдорф и ее команда бодрых извращенцев – просто удобрение, кучка говна, оставшаяся далеко внизу. Поспеваешь за мной?

Машина въехала на Малый проспект Васильевского острова, за ним начиналось Сити, с кактусоподобными небоскребами из полиуглерода и высотными автобанами, сшитыми из нанотрубок. Их натянули там, где раньше летали лишь птицы, покрикивая на крохотных букашек-людей внизу. С верхотуры одной из башен Сити гордо взирает на свои достижения старуха Найдорф.

Неожиданно в голове Грамматикова все устаканилось и предстало в совсем мрачном свете.

Борт-компьютер говорит от имени антиправительственной группировки, готовящей мятеж.

– Боря-Два, скажи прямо, что ты втягиваешь меня в заговор. Я не люблю Леру Найдорф и ее команду извращенцев, – честно признался Грамматиков. – Я не одобряю того, что они сделали с моей страной, но я не буду участвовать в заговоре. Тем более в роли пешки, которую быстро сбросят с доски...

– Дурак ты. Ты ж для нас почти святыня. И никакого заговора нет. Есть просто свое видение будущего. Андрюха, успокойся, мы не будем свергать Найдорф и даже америкосам мстить не будем. Зачем свергать червяков и мстить букашкам? У нас будет своя, космическая Россия!

– Угу. Там с помощью нанотехнологий мы вырастим березки, построим церквушки и воскресим из мертвых царя Гороха.

Машина переехала через речку Смоленку, упакованную в прозрачную граненую трубу, затормозила около робота-сфинкса, взимающего плату за проезд в Сити. Грамматиков краем глаза посмотрел на дверь. Дернуть ручку и бежать? Кругом ни подъездов, ни подворотен. Только громады нанопластиковых небоскребов, переплетения магистралей, да еще хрустальный портал Арки Демократии, находящийся на месте разбомбленной церкви Смоленской Божьей матери.

– И не вздумай, Грамматиков. Очень может быть, что ты им больше нужен, чем я. Поэтому дверца, извини, заблокирована.

У них на хвосте висела «Ди-Вольга». Автомашина, похожая на баклажан темно-фиолетовым отливом и формой.

Хотя «БМВ» умело вписался в левую полосу верхнего яруса, промчался по кривым металлостеклянным эстакадам Дома Мебиуса, пролетел среди стоячих волн и других чудес сверхтекучести Дома Гелия, «Ди-Вольга» не отставала.

– Убедился, напарник? Эй, друг Грамматиков, чего-то у тебя вид больно иконописный, ты что прибалдел?

Если точнее, Грамматиков не «прибалдел», а настрадался от страха, особенно когда машина Дворкина мчалась вдоль невысокого ограждения по наклонной полосе над пропастью глубиной триста метров. Высота не была стихией Грамматикова.

– Мне не нравятся скайвеи, – по возможности мужественным голосом признался Грамматиков.

– О’кей, иду на посадку.

«БМВ» как раз вырвался на спиральный съезд с автобана и устремился к поверхности земли. Ощущения у Грамматикова были, как у космонавта в спускаемом космическом аппарате.

– Э, куда ты едешь? Там же «кирпич», а за ним стройка! – запротестовал Грамматиков.

Несмотря на запретительные знаки и крики протеста, «БМВ» затрясся на неровностях огромной строительной площадки, напоминающей о начальных стадиях строительства Вавилонской башни.

– Высовывайся и стреляй.

– Нет. – Грамматиков вцепился в кресло обеими руками.

– Применяй оружие, слизняк. Или они нас раскатают тут. Господи, да твоя мамаша, капитан Елизавета Грамматикова, лично убила работорговца Аслана.

Грамматиков подумал, что его слабовольный папа, наверное, спился из-за такой женушки. Хотел еще раз крикнуть «нет», но почувствовал в себе холодный сосредоточенный центр – этакого внутреннего командира его мышц и нервов, столь похожего на маму... Грамматиков высунулся в окно, чуть не поперхнулся от ветра и выстрелил пару раз по колесам и ветровому стеклу преследователей.

«Ди-Вольга» заметно вздрогнула и отстала, потом потерялась за каким-то краном.

– Ну что? – с торжествующим возгласом обратился Боря-Два к Грамматикову. – Оторвались мы от них, ха-ха! И все потому, что я никогда не соблюдаю правил дорожного движения...

«Ди-Вольга» преследователей внезапно вынырнула из-за пузатого контейнера со строительным мусором и под углом в тридцать градусов впилилась в борт «БМВ». Грамматикова швырнуло на дверку, где-то в спине хрустнуло.

Боря-Два бросил руль в противоположную сторону и съехал прямо на фундамент будущего здания, в котором там и сям мелькали провалы подземных помещений. «БМВ» запетлял среди зарослей саморастущей металлорганической арматуры.

– Тормози, сворачивай, бога ради, – зарычал Грамматиков, заметив, что Боря-Два несется прямо на столб.

– Позволь мне одному молить моего машинного бога о нетленности трансмиссии.

Боря-Два свернул в самый последний неуловимый момент, когда казалось, было уже поздно. А громоздкая «Ди-Вольга», водитель которой, видимо, не имел достаточного обзора, «поцеловалась» со столбом. Ее крепкий полиуглеродный корпус не расплющился от столкновения с диамантоидным материалом, а отлетел – ровно в один из подвальных провалов.

Оттуда спустя несколько секунд поднялся рокочущий огненный гриб.

– Да остановись ты наконец, открой дверь. Мы обязаны оказать помощь.

– А также выставить аварийные дорожные знаки. Но жареному мясу уже никак не поможешь, поверь мне, у них там все боеприпасы сдетонировали... Впрочем, мы остановимся, но совсем по другой причине.

Боря-Два дал задний ход и резко затормозил у горящего подвала.

– Грамматиков, чего сидишь, как пионер в публичном доме? Быстро выбирайся из машины.

– У тебя там что, какая-то микросхема перегорела? Ты же сам сказал, что...

– А теперь говорю, что нас засекла полиция. Я перехватил желтую информационную трассу. Господи, как я ненавижу дисхронию человека и компьютера. Шевелись, слизень! Надо спихнуть наш автомобиль в тот же самый подвал. Поставь автоматику на нейтраль. Давай же! Меня не забудь вытащить, я там, за синей панелью.