— Прекрати к ней приставать, Марни. Доведешь ее до несварения желудка. — Произнеся это, Мейсон улыбнулся Роз.

Она глядела, как двигаются его губы. Рот у него что надо. И хорошо сочетается с милой ямочкой на подбородке и угольно-черными глазами, проникающими в самую душу.

— Ладно, спасибо за завтрак. — Роз отодвинула тарелку в сторону и встала. Из кармана джинсов она достала чек, который Мейсон настойчиво сунул ей во второй раз, после того как она пришла в себя. Осторожно разгладив помятости, положила его рядом с пустым стаканом из-под сока. — Я действительно очень ценю то, что вы для меня сделали. — Ее голос упал до срывающегося шепота. Мейсон тоже поднялся.

— Я довезу вас до банка. Получите деньги, а после подыщем вам место, где остановиться.

— Вы хотите, чтобы я осталась?

— Мотель запросит с нее шестьдесят баксов за ночь, — заметила Марни.

— Шестьдесят за ночь? — повторила Роз, почувствовав тошноту, не то от переедания, не то от мысли потратить хоть пенни на съем жилья, между тем, как деньги требовались ей для покупки машины. — Я не могу себе позволить платить больше четырехсот долларов в неделю за комнату.

— Я поговорю с Кларой. Попытаюсь убедить ее скинуть.

Роз предположила, что Клара — хозяйка жилья. Марни покачала головой.

— В разгаре сезон снегоходов, Мейс. Она ни за что не скинет, тем более ей надо наверстать упущенное за пару месяцев простоя. Были слишком сильные дожди, — пояснила она Роз, — и листва опала раньше обычного… Придумала! Как насчет квартиры над твоим гаражом? — У нее в глазах появился какой-то странный блеск.

Мейсон вдруг занервничал. Впервые за время их знакомства он начал мямлить:

— Она… не слишком велика.

— Да ладно, Мейс, в самый раз. — Марии добавила, глядя на Роз: — В ней всего одна комната с ванной, но она очень миленькая. Я там жила недолго, пока прошлым летом не вышла замуж. Я бы предложила тебе остановиться у нас, но мы сейчас делаем перепланировку. Полдома вверх дном.

Роз не знала, что хуже: перспектива делить жилище с двумя молодоженами или проживание в непосредственной близости от ее теперешнего симпатичного босса.

— Ты можешь добираться до работы пешком, сказала Марни.

Этот дурацкий, но имеющий практическую ценность довод вызвал у Мейсона новый приступ заикания:

— Квартира… нуждается в ремонте.

Марни отмела его возражения легким движением руки.

— Новые занавески на окна, немного поработать щеткой — и все.

Мейсон начал надевать пальто.

— Отлично. Засучивай рукава и приступай, пока мы с Рози съездим в банк.

Мейсон Страйкер жил в здании маяка, стоящего на скалистом берегу озера Верхнее. Настоящего, работающего маяка, освещающего самое большое и холодное озеро из Великих озер. И расположенного в нескольких минутах ходьбы от таверны, получившей свое имя в его честь.

— Я и не подозревала, что можно быть хозяином маяка. Когда он был построен? — спросила Роз.

— Осколок старины. На фундаменте выбито 1892. Мой прадедушка был третьим по счету смотрителем маяка, когда свет еще зажигался вручную. В наше время прогресс ликвидировал надобность в работе такого рода. Периодически проводятся государственные проверки — смотрят, зажигается ли свет в маяке. Если это не учитывать, то проживание в маяке равносильно жизни в любом другом доме. Разве что получаешь в довесок одиночество и великолепный вид.

По мнению Роз, каменный фундамент и побелевшее от времени дерево придавали сооружению вид чего-то вечного, неподвластного времени.

Гараж был построен значительно позднее, но вполне сочетался с древним соседом. Деревянная верхняя надстройка аккуратно выкрашена белой краской. Окна обрамлены синими ставнями. Фундамент каменный. Крепкий и надежный, как и маяк.

Таким же кажется и сам Мейсон.

При подъезде к дому Роз заметила тропинку, выложенную булыжником, ведущую от маяка к гаражу. Тщательно убранный снег высокими сугробами лежал по обе стороны дорожки.

Мейсон припарковался перед гаражом и вышел из машины. Роз последовала за ним по узкой, заснеженной лесенке сбоку от здания, удивляясь, что Мейсон не роется в поисках ключей. Дверь оказалась незапертой и открылась, натужно скрипя заржавевшими петлями.

Марни не шутила, говоря о небольших размерах квартиры. Крохотная, пыльная, полная разномастной мебели и вещей.

— Она невелика, — сказал Мейсон, хмуро озираясь кругом.

Роз постаралась сохранить нейтральное выражение лица. Она лишь пожала плечами и бросила суконную сумку прямо при входе.

— Видала и хуже.

Значительно, значительно хуже. Даже с идеально подобранной мебелью и безо всяких пыльных игрушечных зайцев, валяющихся под ногами, дома могут быть отвратительными, уж Роз это хорошо знает.

— Электричество в порядке, надо еще включить воду. Ванная там, — он мотнул головой в сторону одной из двух дверей. Другая, предположила Роз, должна вести в туалет. — Советую перед тем, как пить или мыться, немного спустить воду. Тут кругом полно… хм, железистых соединений. Надо провести сюда телефон.

— Не надо, — отмахнулась Роз. — Мне некому звонить.

— Да, ну ладно… — Мейсон потер руки и направился к обогревателю, подкрутив его до щелчка. — Поскольку Марни пока сюда не добралась, я помогу вам с уборкой.

— Я сама справлюсь.

Следовало догадаться, что он не услышит ее.

— Принесу из дома ведра и тряпки. Минуточку.

Когда дверь за ним закрылась, Роз позволила ухмылке вырваться на свободу. Потом громко рассмеялась. Давно уже у нее не было такого ощущения счастья. Конечно, надолго она не задержится, снимется с места, как только накопит достаточно денег для покупки какого-нибудь пусть ржавого, но надежного средства передвижения.

Впервые перспектива выбраться на расстилающееся перед ней шоссе не воодушевляла.

Когда вечером, прямо перед своей сменой, Роз вошла в заднюю дверь таверны «У маяка», Берген уже хозяйничал на кухне. На ней была одна из выданных Мейсоном рубашек и джинсы, потертые, но чистые. И сама себя она отскребла добела, так же, как и свою новоприобретенную квартиру, вдоволь насладившись перед работой роскошью долгого, горячего душа.

Повар пробурчал что-то, что должно было означать приветствие, заметив ее в проеме двери.

— Мейсон сказал, что здесь можно найти фартук, — объяснила Роз, с опаской косясь на громадный нож, используемый им для шинковки лука. Некоторое удовлетворение доставляло то, что глаза Бергена сильно слезились.

— Чистые висят вон там, на крючке.

Несмотря на холодное оружие у него в руках, Роз отважилась пошутить:

— Слезы радости, надо же. Не надеялась, что мой приход доставит вам столько счастья.

Сытый желудок, хорошо оплачиваемая работа и крыша над головой придали ей задору. Берген не разделял ее энтузиазма.

Роз могла поклясться, что смертоносное пятидюймовое лезвие указывает ей прямо в сердце, пока он медленно процедил:

— Не рассчитывай на слезы, туманящие мне глаза, девчушка. Я постоянно за тобой присматриваю.

Он не сказал ничего, что она не слышала раньше. И, надо признать, для того частенько были основательные причины. На ее счету числились и жульничества, и попытки заговорить зубы — когда ситуация того требовала. По натуре Роз не была лгуньей или мошенницей. Но трудно исповедовать высокие моральные принципы с пустым животом и заледеневшими ногами. Так что порой Роз и врала, и воровала, но скорее от крайней нужды, чем в жажде наживы. Но одобрение Бергена она вряд ли получит. Старик не поверит ей, если она скажет, что никогда не обманет Мейсона или Марни.

— Часики-то тикают, — произнес он, со значением подняв кустистую бровь.

Роз сдернула фартук с крючка и покинула кухню без единого лишнего слова.

К девяти часам таверна набилась битком. Завсегдатаи стояли у стойки плечом к плечу, все столики заняты. Роз казалось, половина населения полуострова устремилась к ним за приготовленной Бергеном рыбой с картошкой. Первые пару десятков раз, когда ей приходилось подавать ее, от аромата прокопченной озерной форели у нее слюнки текли. Потом осталась одна забота — сможет ли она когда-нибудь избавиться от пропитавшего одежду запаха.