— Послушай, это была дружеская встреча, и ничего больше. Давай забудем.
Сэм, однако, забывать не спешил. Выглядел он раздосадованным и несчастным, пока они ели, и тарелку отодвинул, почти ничего не съев. Джемайма опустошила свою, глянула на своего спутника и указала вилкой на его еду.
— Ты закончил?
Он подвинул ей тарелку и откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.
— Угощайся, — сухо обронил он и стал смотреть, как она уминает остатки его порции. — Не знаю, как в тебя столько влезает, — заметил он, когда она проглотила последний кусочек.
Она встретилась с ним глазами и, обнаружив в них насмешку и обиду, положила вилку.
— Послушай, Оуэн попросил меня пойти с ним…
— Меня не касается, почему ты была здесь с Оуэном, ты уже дала понять, что это не мое дело.
— …потому что ему нравится эта девушка… Привет, Дженни!
— Развлекаетесь, да? — съязвила та, собирая тарелки. — Десерт принести?
— Яблочный пирог и взбитые сливки, пожалуйста. Сэм?
— То же самое. Уверен, ты сможешь съесть и мою порцию.
Дженни прыснула и оглядела Сэма оценивающим взглядом, потом подмигнула ему и удалилась с тарелками в руках.
— Оуэну нравится эта девушка. Он уже год пытается набраться смелости и пригласить ее на свидание. Он привел меня сюда, чтобы заставить ее ревновать, поскольку все остальные средства, похоже, исчерпаны. Поэтому я и оказалась здесь. Это единственная причина.
Сэм посмотрел на свой стакан, поболтал ломтик лимона в минеральной воде.
— Извини, я не должен был в тебе сомневаться. Обычно я не ревнив. Просто в Оуэне есть что-то такое… или, возможно, все дело в тебе. Похоже, ты пробуждаешь во мне собственнические инстинкты. Я и не подозревал, что они у меня имеются. Наверно, просто устал.
Джемайма улыбнулась.
— Все нормально. Я и сама хотела все объяснить.
Дженни принесла яблочный пирог, и Сэм накинулся на него как одержимый.
— Теперь я умираю с голоду, — заявил он, и она сообразила, что мысль об их свидании с Оуэном испортила ему аппетит.
— Какая жалость, — притворно огорчилась она. — Я так хотела съесть твою порцию.
— Не повезло тебе, — пробормотал он, отправляя в рот последний кусок.
Джемайма едва успела доесть свой пирог, когда Сэм вдруг встал и направился к бару, чтобы оплатить счет, потом вывел ее на улицу.
— Что за пожар? — спросила она, и он тихо рассмеялся.
— А ты не догадываешься?
Он помог ей сесть в машину с показавшейся ей трогательной учтивостью и домчал ее до дома с ветерком.
Потом повел ее по дорожке, поворчал по поводу отсутствия внешнего освещения и встал так близко у нее за спиной, что она с трудом сосредоточилась, вставляя ключ в замок.
Собаки бросились к Сэму с такой радостью, словно они его не видели лет сто, а не два часа назад, и Джемайма выпустила их, поставила чайник и повернулась к гостю.
— Чай или кофе?
В его глазах горело желание.
— Ни то, ни другое. Я хочу тебя. Прошла целая вечность с тех пор, как я тебя обнимал.
— О, Сэм…
Она сняла чайник с плиты и бросилась в его объятия.
— Я скучала по тебе, — шепнула она, уткнувшись лицом в его плечо. — Это кажется безумием, мы знакомы два дня, но… я не знаю.
— Согласен. Тоже не знаю, почему, но так и есть. — Он приподнял ее голову, испытующе заглянул в глаза. — Пойдем в спальню.
Его голос звучал хрипло, отрывисто. Все ее благие намерения — не торопиться, узнать друг друга получше — испарились.
Просто она его хочет, жить без него не может, любит…
Она впустила собак, дала им печенья и повела Сэма наверх. Едва дверь захлопнулась, Сэм потянулся к ней, желание захлестнуло его, руки у него дрожали, дыхание стало прерывистым.
То же самое происходило и с ней.
— Сэм…
— Джемайма…
И их тихие стоны растворились в пламени первого поцелуя. Одежда полетела во все стороны. Потом темп слегка замедлился, словно обнимать любимую было для него самым главным, а все остальное произойдет само собой.
— Как мне хорошо с тобой… — простонал он. Его руки ласкали ее, касались ее с нежностью, доводившей до экстаза.
Джемайма подумала, что закричит, когда он на секунду прервался, чтобы защитить ее от возможных последствий, но тут же снова с ней соединился, поднимаясь по крутой спирали все выше и выше, пока волна наслаждения не схлынула и не оставила их бездыханными и опустошенными в объятиях друг друга.
— Сэм? — шепнула она.
— Знаю, — отозвался он еле слышно. — Знаю, дорогая.
Его руки сомкнулись вокруг ее тела, защищая и баюкая ее, а сердце, бившееся как сумасшедшее, постепенно успокаивалось…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
— Мне тут пришло в голову…
Голос Сэма звучал над ее ухом. Джемайма устроилась поудобнее, наслаждаясь теплом его сильного тела.
— Мм?..
— После того как ты упала в речку, мы не очень-то ясно соображали. Ты не могла забеременеть?
Забеременеть? Господи, да она вообще не соображала, не то что ясно.
— Мм… — протянула она, стараясь сосредоточиться. — Не знаю… не думаю. Должна сознаться, эта мысль мне и в голову не пришла.
Он еще крепче прижал ее к себе.
— Мне тоже… я радовался, что ты теплая и дышишь, и не беспокоился больше ни о чем. — Он поколебался. — Ты не принимаешь таблетки или еще что-нибудь?
Джемайма отрицательно качнула головой.
— Нет… не было необходимости.
— Значит, ты думаешь, это не исключено? — мягко спросил он, и, не будь она уверена в обратном, заподозрила бы, что в его тоне звучала надежда.
Он ждал, затаив дыхание, пока она не сообразила, что он может уловить ее замешательство.
— Не знаю, — призналась она. Собственная беспечность ее не удивила. Она была слишком занята, чтобы обращать внимание на свой цикл, и, не видя причин тревожиться по этому поводу, имела о нем самое смутное представление.
— Ты мне скажешь?
Она подумала о своем теле, представила себе, каково это — носить под сердцем ребенка Сэма, и испытала тупую, почти физическую боль.
— Сомневаюсь, что я забеременела, — с трудом выговорила она, наконец вспомнив, что находится в начале своего цикла. Сегодня вечером, однако, вероятность выше, так что он вовремя спохватился, а сама она не в состоянии ни о чем думать.
Сэм повернулся к ней и заглянул в глаза.
— Я должен скоро идти, — пробормотал он. — Я просил своих не ждать меня, сказал, что уеду сразу после обеда. Мне столько еще нужно сделать до церемонии открытия!
Он уже выглядел озабоченным, и Джемайма почувствовала, что он от нее ускользает.
— Как насчет кофе? Мы хотели выпить по чашечке перед твоим уходом, — предложила она, стараясь оттянуть неизбежное.
— У меня есть идея получше. — Его губы коснулись ее рта — теплые, мягкие, нежные, — и она выбросила из головы мысль о его отъезде и решила наслаждаться последними мгновениями, которые он проведет с ней, прежде чем вернется в свой мир.
Сэм позвонил в воскресенье утром — Джемайма только что закончила дойку — и сообщил, что добрался благополучно. Он говорил по мобильному телефону, и до нее доносился шум стройки.
— Послушай, извини, мне уже пора идти. Я на площадке. Говорят, меня кто-то спрашивал. Скоро позвоню. Пока, береги себя.
— Ты тоже. — Она подержала в руках трубку, глаза наполнились слезами. Безумие, но она уже по нему скучает.
Она еще раз посмотрела видеокассеты — просто чтобы растравить себе душу, а потом вывела собак на прогулку на холм. Села там на поваленное дерево, глядя на деревню внизу и поля, которые так любила, и принялась думать о Сэме.
Вернулась она к вечерней дойке. Закончив, покормила кур и телят, потом пошла в дом, сделала себе бутерброд, съела его в обществе собак. Последнее время она мало спала, поэтому легла в постель — и все время думала о Сэме.
Ты должна взять себя в руки, строго приказала она себе. Перевернулась на другой бок, взбила подушку, уткнулась в нее лицом, подушка все еще хранила едва уловимый запах его одеколона — специально, чтобы ее помучить! Она зарылась носом в подушку, глубоко вздохнула и позволила воспоминаниям нахлынуть на нее.