Наш пожилой спутник полез на печь, девушка в кедах расположилась на лавке, подложив под голову рюкзак, а я задремал, облокотившись на стол. И приснился мне сон, будто встаю я и выхожу на улицу. На небе луна светит, а я иду по дороге и вижу кладбище. Подхожу к первой же могиле, а на кресте фотография той бабки, что нас пирогами угощала. Тут я проснулся. То ли от страха, то ли от холода. Изба пустая, заброшенная, стёкол нет, бабки тоже нет. Рядом стонет моя спутница, а с полуразвалившейся печи, дрожа от холода, слезает пожилой мужчина в шарфе.
Могила бабки оказалась на том самом месте, что мне приснилось, а вскоре мы вышли к стрелке. На берегу увидели ещё несколько человек разного возраста. Они завтракали, грелись у костра, просто смотрели на реку. Никто особо не знакомился и не общался, но все были очень тепло настроены друг к другу. Наверное, только перед ликом вечности человек становится человеком.
Когда стало смеркаться, люди, надев тёплую одежду, расселись на берегу. Все молчали, только наш пожилой спутник изредка кашлял. В первую ночь ничего не произошло и, едва забрезжил рассвет, мы стали разжигать костёр и готовить завтрак. Днём все оживились, стали беседовать, полились рассказы о жизни. Это было похоже на групповую психотерапию – кто-то говорил, остальные поддерживали, сочувствовали. Под вечер на берег пришёл ещё один совсем молодой человек, обрадовался, что не опоздал. История его оказалась совсем грустной, но нет смысла сейчас её рассказывать.
Итак, опустились сумерки, и все снова заняли места на берегу. В эту ночь мы увидели, как по водной глади плывёт большое облако густого белого тумана. По спине пробежал озноб. Мы услышали тихий шёпот. Облако остановилось напротив и стало растворяться в свете луны. Проступили очертания той самой пристани. Таинственный потусторонний шёпот стих. Мы, как заворожённые, смотрели на призрачное сооружение. Когда на причале появились мужчина и женщина, все ахнули! Моя спутница зарыдала и, протянув руки, пошла к воде. Она поднялась на причал и, обняв своих родителей, исчезла вместе с ними. Все вскочили на ноги. Один за другим на пристани возникали люди, они махали стоящим на берегу, а те, рыдая, шли к ним, чтобы исчезнуть навсегда. Вот уже и наш пожилой спутник спешит к своей жене. Моя любимая пришла последней. На её глазах были слёзы радости! Она махала мне, давая понять, чтобы я поторопился. Я начал спускаться, но когда подошёл к берегу, видение исчезло. Я кинулся в воду и стал звать свою половинку, но всё было кончено. Я и на этот раз не успел…
Рыжий копался в вещах ушедших людей.
- Тебя что, отпустили?
- Ага. А ты что, взойти не успел?
- Не успел, народу было много.
- Ну и му*ак. Теперь год жди. А может, передумаешь.
- Нет, – произнёс я, задумчиво глядя на реку. По воде плыл шарф. Рассвет укреплялся в своих правах, было холодно и зябко, обувь промокла. Мне не хотелось уходить, возвращаться в город, жить целый год с болью в сердце. Если вы потеряли своих близких, знайте, где-то есть пристань, на которой они вас ждут.
Веня
Всю жизнь я проработал санитаром в местной психушке, и не жалуюсь. Если вдуматься, всё наше общество - одна большая психушка. Больница у нас была знатная. Пять корпусов! Заборчик простой, решётки на окнах… Кого и чего я только не насмотрелся здесь за свою жизнь! Но об этом после. Хочу рассказать про одного человека. Почему именно про него, узнаете в конце рассказа.
Веню доставили к нам всего в шрамах после хирургии. Он выбросился прямо через стекло с третьего этажа своей квартиры после того, как избил жену. Из разговора с врачом мы поняли, что он не буйный. Вместе со всеми Веня принимал свой набор таблеток и вёл себя тихо. Просто супруга издевалась над ним. Ей надоело жить в нищете, и она искала повод уйти.
Веня постоянно что-то рисовал – таскал с собой блокнотик и карандаш. Их принесла ему мать в первое возможное посещение. На мой вопрос, чем занимается и кто по профессии, он ответил: «Я гений». Понятно; я много раз слышал такое. Пациенты часто несли чушь. Один, например, называя имена артистов эстрады, говорил, что они крадут его песни. Другой – что соседи подменили у его собачки лапки, и посылают цыган, чтобы те накладывали на него руки. Слушаешь такое и не понимаешь: где реальность, а где уже нет…
- Веня, – как-то спросил я, – так ты на самом деле художник, или как? Ленина рисуешь… Учитель рисования что ли, художку закончил?
- Нет, – ответил пациент, – я самоучка. Мне не нужно учиться, я гений.
- А можно посмотреть? – попросил я.
Он протянул мне рисунки со словами:
- После моей смерти они станут бесценны.
То, что я увидел, было очень необычно. Нет, не авангард, не как у Пикассо или Дали. Простые сюжетные рисунки. Но люди на них изображены словно в момент исповеди. Все их чувства и мысли были прорисованы в чертах лиц. Странно пересекались в его сюжетах боль, страдание и радость. На одном рисунке была маленькая девочка. Мне показалось, что это смерть.
У главврача полно рисунков шизофреников. Правда, там мрачная чушь, а здесь – очень хорошая техника.
Как-то к Вене пришла жена, орала и оскорбляла его. Я заступился:
- Разве можно так?! Ведь он болен!
Мы стали больше общаться с Веней, и однажды он нарисовал меня в своём блокноте.
- Это зарисовка, – пояснил он – картину я Вам подарю позже.
Веню выписали. Прошли годы. На смену социализму пришел капитализм, но идиотизма в нашем государстве не убавилось.
Я стоял за пивом, когда рядом припарковалась огромная красивая машина, настолько великолепная, что невольно привлекала внимание, и из неё вышел… сумасшедший художник.
- Ну, здравствуй.
- Вениамин, ты меня помнишь?!
- Я художник, у меня память на лица. Я ещё вчера тебя заметил. Вот, возьми, – и он протянул мой портрет. Казалось, в моём лице на портрете было всё, о чём я думал все эти годы…
- А жена как?
- Жену к чёрту, – сказал Вениамин, сел в свою громадину и уехал.
Я стал справляться о нём в интернете. Работа с одним издательством, контракт с другим, выставки в Европе, картины в галереях.
Спустя пять лет узнал, также из интернета, что он разбился на машине. Я продал его картину и обеспечил себе неплохую прибавку к пенсии.
Вот почему я помню об этом человеке. Наше общество - одна большая психушка с чётким распорядком и приёмом лекарств. Забудешь принять пилюлю в срок, и крыша поехала. А такие, как Вениамин, скорее всего самые нормальные люди. Каково им работать санитарами в этом огромном знатном дурдоме?
НДС
Все исполнительные директоры очень любят красть и воровать. А в случае, когда хозяева предприятий находятся в другом городе, исполнительные директоры особенно активны. А если предприятие государственное, то тут, как говорится, сам бог велел.
Костя и Сергей были строителями, и успех их бизнеса зависел от связей. Конечно, можно давать рекламу, мол, выполним работы и всё такое, но это полная ерунда, ибо звонить всё равно будут лишь бабушки с просьбой побелить в кухне потолок.
С утра до вечера Костя и Сергей навещали исполнительных директоров и вели с ними душевные беседы. Валентина Викторовна была классной сметчицей. Это милое создание делало такие сметы, что квадратный метр окраски мог стоить не просто много, а очень много. Часть вырученных денег приносилась на блюдечке с голубой каёмочкой исполнительному директору. Можно было вообще не проводить работы. Составлялся договор, правильная смета, акты приёмки выполненных работ, деньги перечислялись Косте и Сергею. Ребята оставляли себе НДС (все крупные предприятия работали тогда с НДС), а остальное отдавали директору. НДС имеет свойство зачитываться – получается, что заказчик не терял ничего. В свою очередь Костя и Сергей, имея пару кассовых аппаратов и левых печатей, проводили его по графе «закупка материалов». Так они обслуживали несколько предприятий. Главное было не наглеть, а что-то заплатить государству в виде налогов, да держать бухгалтерию в порядке. Некоторые исполнительные директоры крали очень много, хозяин рано или поздно замечал, и воришку выгоняли. Исполнительный директор ходил несколько дней с видом непонятого и обиженного человека, говоря всем, что его кинули, что его с руками оторвёт любой завод и приглашал всех – от бухгалтера до энергетика – с собой. В общем, пафос сочился из него, как елей из иконы.