— Клянусь!

— Тогда...

Они вошли в храм. И снова у Адама замерло дыхание от того, что он увидел. Стены

полукруглого зала были покрыты удивительными фресками, с вкрапленными в них

настоящими жемчужинами. Сюжетами для одних явно послужили местные легенды. Другие

посвящались житию богов. Были и вполне земные картинки, связанные с бытом туземцев. А

еще — многочисленные изображения всякого рода экзотических животных, птиц и рыб.

Но больше всего Данрейвена поразила акустика. В храме, как в исполинской морской

раковине, звучали эхо морского прибоя, шелест листьев, дуновение ветерка, отдаленное

пение птиц.

Звуки сливались, образуя сложнейшие аккорды, переходившие в завораживающую

слух симфонию.

— Боже мой! — воскликнул Данрейвен. — Это же чудо!

Его слова наполнили зал. Адам поднял руки и отбил хлопками сложный пульсирующий

ритм. Эхо повторило его вплоть до самых мельчайших оттенков. Он подумал, как

великолепно звучал бы здесь его барабан. И какое неизгладимое впечатление произвел бы

такой концерт на его коллег из Королевского географического общества! Ведь они даже не

могут себе представить ничего подобного!

— Помни, никто не должен знать об этом, — снова шепнула ему таинственная

незнакомка.

Он протянул руку и провел ладонью по ее густым и мягким волосам. Она с укором

посмотрела на Данрейвена.

— Здесь непозволительны никакие вольности. Ибо это Храм любви.

— А что ты знаешь о любви, Лили?

— В Библии написано, что любовь — запретный плод.

Адам прыснул со смеху.

— Лили, милая! Запомни раз и навсегда: никогда не надо верить тому, что написано в

книгах!

— Даже в Священном Писании?

— Тем более!

— Почему?

— Потому что выполнить все, о чем вещали пророки, просто невозможно. А потом,

жизнь была бы такой скучной, если бы все следовали их заповедям!

Теперь уже рассмеялась Лилит.

— И Хейкуа говорит, что на свете нет ничего прекраснее запретной любви.

Адам хитро подмигнул ей и заговорщически шепнул:

— Хейкуа права.

— Послушай, великий жрец из заморской страны, а откуда тебе известна запретная

любовь?

— Известна. А откуда — не скажу.

— Ты меня когда-нибудь посвятишь в эту тайну?

— Возможно, придет день, когда я это сделаю.

— Но не сейчас. Пока что я для тебя — запретный плод!

— Признайся, запретный плод, тебя когда-нибудь целовали?

— Нет, великий жрец, никогда.

— А тебе бы хотелось этого?

— Чего?

— Чтобы кто-нибудь тебя поцеловал.

— Кто именно?

— Тот, кто бы очень захотел это сделать?

— Ойе, великий жрец, это стало бы проявлением запретной любви?

— Вовсе не обязательно. Это может быть простым невинным поцелуем.

— Ты знаешь такого человека?

— Знаю.

— Кто же он?

— Я.

— Ты?! Ты хочешь меня поцеловать?

— Но имей в виду, Лили, что я очень давно ни с кем не целовался. Наверное, совсем

забыл, как это делается.

— Даже так? Ну, тогда я с удовольствием с тобой поцелуюсь. Это даже интересно!

— Говорят, что поцелуй — искусство!

— Может быть.

Лилит было совершенно все равно, искусство поцелуй или нет. Главное, чтобы

Данрейвен и впрямь после стольких лет воздержания не забыл, как это делается...

Адам нагнулся и обнял ее за плечи. Дыхание его стало прерывистым, а голос перешел

на лихорадочный шепот:

— Лили, дай мне свои губы! Я хочу выпить их нектар...

Лилит подумала, что готова ему отдать куда большее. А что касается поцелуя, то не о

нем ли она мечтала всю жизнь? И вот она почувствовала прикосновение теплых губ Адама к

своим. Это был робкий, короткий поцелуй. Но Лилит ощутила, как закипает ее кровь.

Следующий был более смелым и долгим. На третий у обоих не хватило дыхания.

— Нет, великий заморский жрец, ты не разучился целоваться! — переведя дух, сказала

Лилит.

Она смотрела на него и никак не могла поверить, что это ее Данрейвен. И что они

впервые поцеловались. Хотя... хотя в официальных бумагах написано, что он ее муж.

Смешно, но Адам Данрейвен и не подозревает, что целовался со своей законной супругой!

Снаружи раздался крик какой-то птицы. Лилит вздрогнула и пришла в себя. Нельзя

забывать об осторожности. Ведь каждую минуту кто-нибудь может войти и увидеть. Тогда

— конец обоим.

Лилит мягко отстранилась и прошептала:

— А теперь тебе надо уйти. Иначе может случиться беда.

Данрейвен и сам понимал это. Он выпрямился и, взяв Лилит за обе руки, посмотрел ей

в глаза:

— Лили, я знал, что ты для меня табу. И все же искал тебя. Потому что не мог с собой

совладать. Но теперь мы должны быть вместе. Вопреки всему...

Она улыбнулась.

— Спасибо тебе за невинный поцелуй, великий заморский жрец.

С этими словами она сделала шаг назад, затем — еще один. И скрылась за порогом

храма.

Адам кинулся вслед за ней. Но Лилит как будто растворилась, исчезла, подобно

видению.

Данрейвен вышел на берег, столкнул пирогу в воду и поплыл вокруг Тайаретапу. Он

хотел появиться на Рева Ра с другой стороны, чтобы никто не догадался, где только что был

«великий заморский жрец». Но когда он в последний раз оглянулся на священный остров,

его губы прошептали:

— Я вернусь сюда. И скоро...

7

Как только солнце скрылось за горизонтом, остров огласился оглушительным громом

барабанов. Подобно невидимому облаку, он проплыл над лагуной и вскоре достиг

Тайаретапу. Лилит и Хейкуа выскочили из хижины и побежали на берег.

Посреди лагуны плыла большая пирога, в которой сидело не меньше полутора десятка

воинов. Она направлялась к священному острову.

— Началось! — воскликнула Хейкуа.

Лилит поняла все с полуслова. Итак, здесь уже не было ни мисс Кардью, ни миссис

Данрейвен. Родилась Атуа Тамахине — дочь богов, которая сегодня ночью должна выбрать

себе мужа.

— Делай, как я, — шепнула ей Хейкуа.

Она подняла руки над головой и крикнула навстречу приближавшейся пироге:

— А хаэре май!

Лилит послушно сделала то же самое. Сидевшие в пироге воины дружно встали со

своих скамеек и хором ответили:

— А хаэре маи ту!

Лилит пытливо вглядывалась в лица воинов и думала, кого же из них она выберет, если

другого выхода не будет? Может быть, Вахики — высокого стройного юношу, который как-

то раз взял ее с собой на рыбалку? Или могучего красавца Пауро, по которому вздыхают

почти все девушки Рева Ра?

Тем временем пирога причалила к берегу. Один из воинов подал руку сначала Лилит,

потом — Хейкуа и помог им войти в лодку. Гребцы дружно взялись за весла и не менее

слаженно запели. Хейкуа наклонилась к Лилит и стала переводить слова песни:

Дочь небес снисходит к нам.

Дочь морей снисходит к нам.

Дочь земли снисходит к нам.

Данрейвен сидел на берегу, в окружении баранов, и меланхолично отбивал несложный

ритм. Губы его шептали:

Она идет сюда.

Та, что дружит с Рангахуа.

Та, что украла мое сердце.

Она идет сюда. Но не ко мне...

Адам, не отрываясь, следил, как Лилит вышла на берег, где ее встретил Тайро и, по

обычаю, крепко обнял. Потом воины построились в три ряда и последовали за «дочерью

богов» в деревню. Данрейвен, вместе с помогавшими ему тащить барабаны тремя туземцами,

также присоединился к процессии.

По традиции, празднику предшествовало роскошное пиршество.

Данрейвен ничего не ел и не пил. Он сосредоточенно бил в барабан, исподтишка бросая

жадные взгляды на Атуа Тамахине. Один из таких взглядов успел перехватить Тайро. Адам

заметил это и понял, почему «дочь богов» ни разу не посмотрела в его сторону. Несомненно,

всю ночь вождь будет следить за ними...