— В назидательном смысле и только время от времени. Настоящей дурой ты будешь, если откажешься.

— Мне предложили идти в штат «Гламура»…

— На гонорар от поездки ты купишь место главного редактора. Кроме того, тебе же нужен материал?

— Какой? Я ведь не умею шить…

— Ох, все время забываю. Я в том смысле, что тебе нужны факты сегодняшней реальности, нет? Красивый антураж, роковые красавцы, знойные красавицы… Рулетка, золото, страсти — словом, вся эта лабуда, про которую так любят читать в ваших журналах.

— Ну… я…

— Ты, ты. Фиджи, сама подумай, сколько ты сможешь еще продержаться на своих мелодрамах? Полгода, год? Что потом? Снова искать работу, не спать ночами… А тут — шикарное предложение, масса впечатлений, Вегас, все соблазны у твоих ног, да еще и пятнадцать тысяч баков…

— СКОЛЬКО?!

— А я не сказала, да? Пятнадцать тысяч. За неделю отдыха в одном из самых роскошных отелей Вегаса.

— Нет.

— ЧТО?!

— Что слышала. Нет.

— Фиджи…

— Нет.

— Ифигения!

— Тем более нет.

— Прости, прости. Но почему?

— Потому что это — Джордж Вулф.

— И что?

— И ничего. Нет.

— Фиджи, он меня убьет, а босс меня уволит.

— Нет.

— Да! Потому что я уже обещала, что ты придешь на встречу…

— Нет.

— И он ждет тебя сегодня в девять вечера в отеле «Мажестик»…

— Нет.

— Фиджи…

— Нет, нет и еще раз нет.

— Ясно. Блондинка. Ну тебя к черту. Пойду и утоплюсь в клозете.

— Лучше позвони и отмени встречу.

— Ну уж нет! Если я ее отменю, виновата буду я, а так — ты. Все полегче. Прощай, Ифигения. Забудь мой номер телефона.

— А я его и не помню.

— Вот и хорошо. Отель «Мажестик», девять вечера.

— Иди к черту.

Джордж Мортимер Вулф, граф Кентский, герцог Олдершот-и-Беркли. Это имя у любого жителя Земли способно вызвать самые различные ассоциации, о которых мы задумываться не будем, потому что на данный момент важно лишь то, что у Фиджи Стивенс это имя вызывало дрожь в коленках и гримасу ужаса на лице.

Было время, когда Джорджа Мортимера Вулфа, графа Кентского, герцога Олдершот-и-Беркли звали просто и незатейливо — Морт. Черноволосый красавчик с пронзительными синими глазами и истинно английской бледностью на аристократическом челе учился в Гарварде, собираясь стать в будущем воротилой бизнеса, а для души избрав себе факультатив по истории и литературе Древней Греции. Немудрено, что профессор Стивенс сразу почуял в нем родственную душу.

Морт Вулф почти сразу стал частым гостем в доме Стивенсов. Разумеется, не он один — отец Фиджи всегда любил приглашать к себе студентов своего факультатива, считая, и не без оснований, что так они лучше усвоят и полюбят греческих философов и поэтов. Литературные и философские диспуты у Стивенсов были одной из традиций Гарварда.

Вулфу было тогда двадцать три, а Фиджи — Фиджи настиг страшный возраст. Тринадцать лет.

Вместе с возрастом ее настигла и любовь к Мортимеру Вулфу. Огромная как небо, бездонная как море, безнадежная как река Стикс.

Фиджи Стивенс мучительно краснела и потела при виде черноволосого утонченного красавца, а тот здоровался с ней чопорно и галантно, поднося к красиво изогнутым губам ее отвратительно шершавую лапку, покрытую гусиной кожей и цыпками. После этого Фиджи убегала к себе в комнату и следила за предметом своей страсти сквозь занавеску — если вечера проходили на открытом воздухе — или просто подслушивала — если дело было в холодное время года.

Самым отвратительным было то, что в группе профессора Стивенса было полно девиц — высоких, длинноногих красавиц в мини-юбках. Они все так и норовили обнять Мортимера Вулфа за плечи, повиснуть у него на шее, а то и поцеловать прямо В губы. В такие мгновения сердце Фиджи переполнялось горечью и злобой, белобрысая девчонка сжимала кулаки так, что обгрызенные ногти впивались в ладони, и тысячи беззвучных проклятий обрушивались на головы разнузданных девиц.

Время шло, причиняя Фиджи все новые страдания. Прыщи на некоторое время вынудили ее уйти в подполье, она перестала выходить к гостям и, скорее всего, смогла бы пересидеть это время в тишине и относительном спокойствии, если бы не катастрофа. Подслушивая как-то раз по обыкновению, на лестнице, она услышала неспешный разговор собственной матери (о, разве это мать?!) и Морта Вулфа собственной персоной.

— … Давно не вижу Фиджи. Уехала к бабушке и дедушке?

— О нет. Туда ее не загонишь. Кентукки не пользуется популярностью. Она теперь немного замкнулась в себе. Трудный возраст, знаете ли. Половое созревание, прыщики, вечное недовольство собой и миром в целом…

— Да, это мне знакомо. Собственно, я еще помню себя в этом возрасте. Ух и досталось же моим родителям!

— Да что вы, Морти! Неужели вы могли быть трудным подростком…

Дальнейшее — молчание, как сказал великий соотечественник Морта Вулфа. Окаменевшая от стыда, ярости и возмущения, Ифигения Стивенс сидела на площадке второго этажа родного дома и всерьез подумывала о самоубийстве. Во всяком случае, показаться на глаза Морту Вулфу после услышанного она не могла.

Кончилась зима, пролетела весна, лето Фиджи назло матери-предательнице провела у бабушки и деда на ранчо в Кентукки, где и пересмотрела от нечего делать знаменитую фильмотеку пятидесятых годов… Кстати, на ранчо ей неожиданно понравилось. Во всяком случае, под палящим солнцем и горячим ветром прыщики исчезли как сон, а нежная кожа покрылась легким оливковым загаром, белокурые же пряди, выгорев на солнце, приобрели остро модный оттенок. Осенью Фиджи вернулась домой и по праву заняла почетное место первой красавицы в своем классе.

В конце сентября ей исполнилось четырнадцать, а неделей позже Морт Вулф явил свое истинное, отвратительное обличье во всей красе, после чего благополучно умер. Для Фиджи Стивенс, разумеется.

Тот сентябрь был теплым и ласковым, даже ночью можно было гулять без куртки. Природа дарила людям последние отблески жаркого лета и золотой осени, готовясь к суровым будням октября и первым морозам ноября.

Одним таким теплым вечером Стивенсы устроили последнюю вечеринку на свежем воздухе. Народу набралось тьма. Пришел и Мортимер Вулф.

Фиджи очень изменилась за последнее время. Угловатая неловкость и застенчивость уступили место жизнерадостному осознанию собственной привлекательности, она запросто общалась со студентами своего отца, смеялась вместе с ними и даже осмелилась украдкой выпить немного вина.

Когда в саду появился Морт, сердце Фиджи глухо бухнуло — и остановилось. Она смотрела на черноволосого красавца, не в силах отвести глаз, а потом поймала его ответный взгляд — и расцвела как майская роза.

В глазах Морта читались удивление и восхищение, и она, именно она была их причиной! Он увидел, какая она красавица. Он понял, как был слеп раньше! Он восхищенно и радостно сдавался на милость королевы Фиджи…

Такие, или приблизительно такие мысли обуревали Фиджи Стивенс, когда она шла навстречу Мортимеру Вулфу сквозь толпу галдящих и смеющихся студентов и преподавателей Гарварда. А потом он протянул ей руку и небрежно кивнул, продолжая с восхищением пялиться куда-то ей за спину.

— Привет, малявка. Давно тебя не видел. Выросла, молодец. И прыщи прошли.

Вас когда-нибудь били под дых? А холодную воду на голову выливали неожиданно?

Фиджи все еще стояла на месте, не в силах пошевелиться, а Морт Вулф уже протягивал руки к высокой темноволосой девушке с карими глазами олененка Бемби и алым ртом вампирши из окружения Дракулы.

— Кора, милая, ты прекрасна, словно Артемида-охотница…

— Берегись, Морт, комплимент так себе, ведь охотница, кажется, предпочитала девочек мальчикам…

— Надеюсь, к тебе это не относится? Потому что я знаю одного мальчика, который очень бы хотел остаться с тобой наедине…

Кора Пирелли улыбнулась и обвила руками шею Морта Вулфа, а потом они поцеловались так, что даже слепоглухонемой идиот догадался бы, что эти двое — любовники.