— Но, скорее всего, где-нибудь во прахе ютятся десятка два гаитянских женщин и пара таджикских мужчин. Сидят сейчас в неприметном бетонном сарайчике и варят суп из сферической курицы-мутанта, которая решением ООН спасает третий мир от голода. Варят уже пятый час на огоньках контрабандных зажигалок, а курица лишь пукнула слегка. Но когда сварят, это будет лучше любого фуа гра и фондю.
Человек, смертельно уставший от палестинской взрывчатко-тушенки, потянул носом воздух.
— Гаитянки — сестры по вуду — это хорошо, — согласился Антон, — суп — плохо, потому что из убоины…
Напарник действительно упорно не ел убитых, зарезанных, расстрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев — ну если не считать эпизода, когда он поймал и на глазах Василия живьем загрыз какого-то кролика. Как объяснил напарник: «Эта тварь слишком злобно грызла травку.»
— Хорошо, дружок, ешьте кал на первое, второе и третье.
И если по правде, то гастрономические мечтания Антона останавливались на слегка переработанных фекалиях с петронезийских мусоропищевых фабрик.
Закончив обсуждение на тему, странники двинулись далее вглубь непонятно зачем огороженной зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Еще полчаса упорного топанья и лазанья среди всякого металлического и пластикового хлама, но не обнаружились ни суп, ни гаитянки, которым можно было б сказать: «Je ne mange pas six jours».
Зато мусора стало не меньше, а больше. И был он каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
— Ай! — вдруг вскричал Антон, — эта штука вступает с нами в контакт. Моя голова раздувается, она сейчас взорвется.
Василий Савельевич уже понял, почему встрепенулся чувствительный напарник. Перед ними, шагах в двадцати, полулежала-полустояла какая-то полусфера.
— Похоже на локатор; получается, тут был не завод, а военная база, — оценил Майков. — Но и ее закрыли, после чего навезли ненужного добра со всей округи. Впрочем, локаторов таких я никогда не видел. Это ж разве решетка? Больше похоже на огромный щит.
— Эта штука действует, — сказал Антон. — Я и так чувствую, а ты подойди поближе и протяни руки.
Василий Савельевич нехотя согласился… уже через несколько шагов ладонь почувствовала какое-то течение, даже не воздуха, а словно бы невидимой жидкости; волоски на коже вообще дыбом встали. Еще ближе подошел — и эта «жидкость» уже вязкой сделалась, мешала даже руками двигать. И теперь не совсем она невидимая, а как будто серебристая. С поверхности кожи струйки этой жидкости, казалось, проникают вглубь, изучая начинку тела и струясь по сосудам. И что-то из глубины тела вроде откликалось на эти струи, росло им навстречу.
— Локатор штука вредная, но так воздействовать на организм не может, — Василий чувствовал, что, кабы не остаточное действие наркода, он бы сейчас запсиховал, поэтому попробовал выразить свое отношение к происходящему в одном логичном предложении. — Давай-ка тикать отсюда на всех четвереньках.
Скитальцы юркнули в ближайшую канаву, быстро проползли по ней, снова вылезли и оглянулись.
Ну, е-мое. «Локатор» развернулся в их сторону и вот от него отделился вихрь, полетевший навстречу словно летающая тарелка! Да еще он как клубок разматывал прямо в воздухе сеть из серебристых нитей.
— Похоже на испытания нового оружия, — решил экс-офицер. — Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякого хлама.
Но напарник стал вести себя странно.
— Я больше не стану удирать, Василий Савельевич. Мне кажется, ОНО пытается общаться с нами. Я не знаю, кто эту хреновину создал, но в ней есть что-то надчеловеческое. Это Сознание смотрит на нас.
Василий чувствовал что нельзя терять ни секунды, но бросать Антона не собирался, пусть тот и дурак.
— А зачем Сознанию смотреть на нас, чудак-человек?
— Чтобы создавать иллюзию того, что мы существуем.
— Запутано как-то. Если наше существование иллюзорно, то нет никакой гарантии, что и это Сознание не иллюзорно. Антон, дружище, давай перекрестимся и сделаем ноги.
— Не крестись, Василий Савельевич. Идем к нему, вдвоем. Нам все равно не убежать.
Напарник протянул мускулистую и волосатую руку, от которой Майков предусмотрительно попятился.
— Не бойся, друг мой, — продолжил Антон, — я отведу тебя к Немуи иллюзорный мир закончится.
— Не надо меня вести, я и сам умею ходить.
Василий Савельевич продолжал бояться и тогда в руках у самого свободного гражданина ОПГГ появился топор, которым он помахал словно ложкой, показывая, что лучше согласиться.
Василий Савельевич помотал головой, а Антон вдруг замахнулся — прицельно, раз и по кумполу попадет хорошо наточенной сталью…
— Ну, ты не дури, козел…
Василий Савельевич поймал себя на том, что в самый неподходящий момент слушает стук своего сердца. Все стало медленным, «летающая тарелка» зависла над ними и пространство вокруг оказалось пронизано серебристыми нитями. Рука Антона, озаренная сталью, на которую упал отблеск солнца, неторопливо, но неумолимо падала на Василия Савельевича.
Он рванулся — безрезультатно, никакого движения — он словно бы метался в узах своего неподвижного тела, а тело застряло в сети.
Вокруг всё было вязким и тугим. Словно бы потерявшим ход времени. Птички, листики, травинки — все увязли в киселе. Каждое движение шло рывками, выходя из плена замершего времени и снова попадая в него.
Василий Савельевич рванулся еще раз, стук сердца стал чаще, сделалось так больно, словно к серебристой сети прилипли не только кожа, но и внутренние органы. На какое-то мгновение он замер и попросил того, кто родился прежде века и воплотился, чтобы дать надежду, хотя бы один шанс и одну отсрочку…
Василий Савельевич почувствовал, как по позвоночнику пронеслась струя, пробуждая тело от крестца до черепа. Затем нахлынула невидимая волна, вырвав тело из клейкой сети. И время вдруг побежало с ошеломляющей скоростью, но только для него. Он это понял, потому что птицы в небе застыли. И само небо словно потрескалось.
Василий Савельевич пролетел под рукой Антона, успев ухватить ее за запястье, так что мгновение спустя кисть свихнувшего напарника была далеко за его спиной, а топор выскочил из нее как белка.
Василий Савельевич услышал биение крови в сосудах Антона и даже увидел их расположение.
Безумный напарник превратился в куст кровеносных сосудов, который венчало аметистовое пятно мозга. По сути, это был не сам Антон, а проект Антона, когда он еще не полностью материализовался — на пороге Реальности.
Топор перекочевал в руку Василия Савельевича.
Он оглянулся — сеть из серебристых нитей стала еще гуще, затянув окрестности как туман. Нити располагались неоднородно, в них просматривались узлы и пряди. И по этим прядям… скользило существо. По внешнему виду — членистоногое вроде паука или даже скорпиона, только большое. А безумный напарник безнадежно запутался в нитях тумана. Существо повертев Антоном, ударило его шипом. И напарник разлетелся на кусочки, словно рисунок в детском калейдоскопе. Только струйки крови, напоминающие тонкие веточки, и порванные струны сухожилий явно не соответствовали представлениям о детских игрушках.
Василий Савельевич видел, как пролетают, кружась, руки, ноги, уши, гирлянды кишок, ломти печени, другие органы и члены тела.
По дороге они посеребрились и обернулись прядями нитей. А в итоге втянулись в полусферу, в фокальную ее точку.
«Можно сказать, что наш буддист стал иллюзией, — автоматически подытожил Василий Савельевич, — за что боролся, на то и напоролся, получил майю по полной программе.
Но «локатор» не успокоился. Он стал разворачиваться в сторону уцелевшего странника, который поспешил прочь, шепча: «А мне этого не надо». Однако, серебристый туман легко догнал его, проращивая свои нити сквозь воздух. Над головой неотвратимо возник и бросил тень тот самый «скорпион». Обмирая, Василий Савельевич поднял голову — брюхо скорпиона бурлило жидким серебром и посверкивало гиацинтовыми капельками. А потом брюхо изогнулось и Майков увидел приближающийся к нему шип, который сиял словно расплавленный металл. Майков швырнул топор в гада, да что толку.