Как уже было сказано, Мальбранш, защищая Декарта, выступал не только против ретроградов-ученых, но и против тех теологов, которые утверждали, что картезианская доктрина противоречит определенным установлениям христианства. В частности, в шестой главе четвертой книги «Разысканий истины» он осуждает профессора Утрехтского университета кальвиниста Гисберта Фосция, «врага господина Декарта». Мальбранш выступал и против тех, кто говорил, что картезианская космология не особенно хорошо согласуется с библейским учением о сотворении мира. Авторитет церкви в те времена был еще сильнее, чем авторитет Аристотеля. Кроме того, в ее распоряжении имелись известные репрессивные возможности. Поэтому тактика представителей новой науки и новой философии в отношении церкви была не такой, какой она была в отношении Философа: они старались доказать, что ни одно из выдвигаемых ими положений не противоречит церковным установлениям. Они постоянно заявляли о своей лояльности к церкви. Вот, например, как сам Декарт заканчивает свои «Первоначала философии»: «Тем не менее, не желая полагаться слишком на самого себя, я не стану ничего утверждать, все многосказанное я подчиняю авторитету католической церкви и суду мудрейших».7 А вот что пишет Мальбранш
6 Там же. Т. 1.С.213. 7 ДекартР. Сочинения. В 2 т. М.. 1989. Т. 1. С. 422.
в защиту Картезия: «...тот, кто утверждает, что г-н Декарт противоречит Моисею, быть может, не так основательно изучил Священное Писание и сочинение Декарта, как люди, показавшие в своих всем известных сочинениях, что сотворение мира вполне согласуется со взглядами этого философа».8
Но картезианство Мальбранша сказывается не только в том, что он в меру своих сил защищал Декарта от «врагов». Не менее важно и то, что он принимал основные философские принципы и научные положения Декарта, а также то, что тематика его произведений почти полностью заключена в рамки, очерченные философскими и научными интересами Картезия. Однако Мальбранш принимал декартовские принципы и положения отнюдь не безоговорочно, так как безоговорочно он придерживался только следующей фундаментальной методической установки, которую — как один из основателей новой науки и философии — выдвинул Декарт. В «Рассуждении о методе» он рассказывает: «Я с детства был вскормлен науками, и так как меня уверили, что с их помощью можно приобрести ясное и надежное познание всего полезного для жизни, то у меня было чрезвычайно большое желание изучить эти науки. Но как только я окончил курс учения, завершаемый обычно принятием в ряды ученых, я совершенно переменил свое мнение, ибо так запутался в сомнениях и заблуждениях, что, казалось, своими стараниями в учении достиг лишь одного: все более и более убеждался в своем незнании».9 После этого Декарт решил, что нельзя слепо доверяться ничьему авторитету, равно как и отвергать без исследования чье бы то ни было мнение. Нужно полагаться только на свой собственный разум. И, полагаясь на собственный разум, Декарт разработал новый метод философского и научного исследования. Опираясь на него, он создал свою философию и внес свой вклад в науку Нового времени. При этом в том же «Рассуждении о методе» Декарт пишет: «Что касается меня, то я никогда не считал свой ум более совершенным, чем у других...».10 Имея в виду свой метод и свои философские и научные достижения, он добавляет: «Впрочем, возможно, что я ошибаюсь, и то, что принимаю за золото и алмаз, не более, чем крупицы меди и стекла. Я знаю, как мы подвержены ошибкам во всем, что нас касается...».11 Поэтому он не собирается возводить разработанный им метод в абсолют и выступать в роли непререкаемого наставника: «Таким образом, мое намерение состоит не в том, чтобы научить здесь методу, которому каждый должен следовать, чтобы верно направлять свой разум, а только в том, чтобы показать, каким образом старался я направить свой собственный разум».12
8 Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 2. С. 343.
9 Декарт Р. Указ. соч. Т. 1. С. 252.
10 Там же. С. 251.
11 Там же.
12 Там же. С. 252.
Описанную установку Декарта целиком и полностью поддерживает Мальбранш: «Тем не менее разум требует, чтобы опять-таки мы не верили на слово новым философам, также как и древним. Напротив, он требует, чтобы рассматривали со вниманием их мысли и соглашались бы с ними только после того, когда мы будем не в состоянии заставить себя сомневаться в их утверждениях, требует, чтобы мы не преувеличивали излишне ни великого знания изучаемых философов, ни их умственных качеств».13 О самом Декарте он пишет: «Я не говорю, однако, чтобы этот писатель был непогрешим,
мне думается даже, и я могу это доказать, что он впал в ошибки в некоторых местах своих сочинений. И для читателя его лучше думать, что он ошибается, чем быть уверенным в истинности всего, что он говорит. Допустив, что он непогрешим, мы будем читать его, не исследуя, будем принимать на веру все, что он говорит, мы изучим тогда его воззрения, как изучают исторические факты, но подобное изучение вовсе не формирует наш разум. Г-н Декарт сам предупреждает, что, читая его произведения, следует остерегаться возможных с его стороны ошибок, и верить его словам только тогда, когда очевидность вынуждает к тому. Г-н Декарт не похож на тех лжеученых, которые, пользуясь не по праву властью над умами, хотят, чтобы им верили на слово...».14
И в самом деле, обсуждая в своем трактате проблемы геометрии, космологии, физики, физиологии, психологии Декарта, Мальбранш не просто пересказывает соответствующие идеи учителя, но старается определенным образом их развить и по-своему интерпретировать. С некоторыми положениями Декарта он не соглашается. Вот наиболее яркий пример несогласия Мальбранша с Декартом: в девятой главе второй части шестой книги «Разысканий истины» он оспаривает сформулированный Картезием и лежащий в основе физики Нового времени закон инерции тел. Во второй части «Первоначал философии» Декарт утверждает, что движение и покой равноправны, что они — «лишь два различных модуса тела», что «для движения и покоя требуется не больше действия, чем для покоя».15 Мальбранш же в своем сочинении настаивает на том, что «покой вовсе не обладает силою, чтобы противостоять силе движения».16 Не только в различных научных областях, но и в области философии Мальбранш не является простым пересказчиком Декарта. Так, например, в трудах последнего мы не найдем ни знаменитого учения о видении всех вещей в Боге, ни учения о том, что всякая природная причина является причиной случайной (окказиональной), подлинные же причины всех природных событий суть непосредственные действия Бога. Эти учения, как и многое другое в «Разыс-
13 Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 1. С. 216.
14 Там же. Т. 2. С.342.
15 Декарт Р. Указ. соч. Т. 1. С. 361.
16 Мальбранш Н. Указ. соч. Т. 2. С. 424.
каниях истины», — плод самостоятельного творчества Мальбранша. Что касается фундаментальных положений философии Декарта, то Мальбранш их полностью признает и из них исходит, однако относится к ним по-разному. Можно, например, сказать, что он недооценивает принцип методического сомнения, не чувствуя всей его глубины, и переоценивает принцип очевидности, не замечая его «коварства».
Если подходить формально, то принцип методического сомнения у Мальбранша вроде бы в чести. Сама последовательность расположения материала в «Разысканиях истины» соответствует последовательности этапов процедуры методического сомнения, описанной в «Рассуждении о методе», причем последовательность Мальбранша более дифференцирована, чем последовательность Декарта. Так, у Декарта читаем: «Таким образом, поскольку чувства нас иногда обманывают, я счел нужным допустить, что нет ни одной вещи, которая была бы такова, какой она нам представляется, и поскольку есть люди, которые ошибаются даже в простейших вопросах геометрии и допускают в них паралогизмы, то я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, которые прежде принимал за доказательства».17 Мальбранш же пишет, что «иллюзии чувств, мечты воображения и абстракции разума обманывают человека ежеминутно, что наклонности его воли и страсти сердца почти всегда скрывают от него истину..,».18 Иллюзии чувств он разбирает в первой книге своего сочинения, мечты воображения — во второй, абстракции разума — в третьей, наклонности воли анализируются им в четвертой книге, а страсти сердца — в пятой.