Несомненно, однако, этим способом удачно пользоваться может душа только тогда, когда предмет находится вблизи. Если, например, предмет находится на расстоянии лишь полуфута от нас, то мы можем достаточно хорошо определить расстояние, отделяющее его от нас, по положению мускулов, которые давят на наше глазное яблоко, удлиняя его, и даже это напряжение мускулов будет для нас очень тягостно. Если данный предмет находится на расстоянии двух футов, то мы еще различаем его, потому что давление мускулов еще заметно, хотя оно более уже не тягостно. Но если удалить предмет еще на несколько футов, то напряжение наших мускулов станет столь мало заметно, что оно нам совсем не может служить для определения расстояния, на котором находится предмет.

Вот уже два способа, какими может пользоваться душа, чтобы судить о расстоянии предмета, они довольно бесполезны, когда предмет находится от нас на расстоянии пятисот или шестисот шагов, и далеко не надежны, когда предмет находится ближе к нам.

Третий способ основывается на величине изображения, которое рисуется внутри глаза и представляет предметы, видимые нами. Признано, что это изображение уменьшается по мере того, как удаляется предмет, но это уменьшение тем менее заметно, чем больше удаляется предмет, расстояние которого от нас изменяется. Ибо когда предмет находится уже на значительном расстоянии, более или менее соответственно величине своей, как например на расстоянии пятисот или шестисот шагов, то какие бы значительные изменения в расстоянии его ни происходили, в изображении, представляющем предмет, не произойдет заметной перемены, как это легко можно доказать. Итак, этот третий способ обладает тем же недостатком, как и два первых, о которых мы сейчас говорили.

Следует еще заметить, что душа не считает тех предметов самыми дальними, изображения которых, рисующиеся на ретине, меньше других. Когда я вижу, например, человека и дерево в ста шагах от себя или же несколько звезд на небе, то я не думаю, что человек находится дальше, чем дерево, а маленькие звезды — дальше больших, хотя изображения человека и маленьких звезд, получающиеся на ретине, будут меньше изображений дерева и больших звезд. Чтобы иметь возможность приблизительно определить расстояние предмета, нужно еще посредством чувственного опыта знать величину предмета, и так как я знаю или видел несколько раз, что дом больше человека, то, хотя бы изображение дома было больше, чем изображение человека, я не считаю его, однако, или не вижу его ближе.1 То же относится к звездам. Наши глаза представляют нам их все на одинаковом расстоянии, хотя гораздо основательнее думать, что некоторые из них гораздо дальше от нас, чем другие. Итак, существует бесчисленное множество предметов, расстояния которых мы не можем узнать, так как есть бесчисленное множество предметов, величина которых нам неизвестна.

Мы судим также о дальности предмета по силе, с какою действует он на наши глаза, потому что предмет отдаленный действует гораздо слабее, мы судим по ясности и отчетливости изображения, образующегося в глазу, потому что, когда предмет находится далеко, то зрачок в глазу должен расшириться, а следовательно, лучи падают на ретину в некотором беспорядке. Поэтому предметы, плохо освещенные, или которые мы видим неясно, кажутся нам дальше, чем на самом деле, и обратно, светлые тела, которые мы видим отчетливо, нам кажутся ближе. Ясно, что эти последние способы ненадежны для определения с некоторою достоверностью расстояния предметов, и мы, более не останавливаясь на них, перейдем, наконец, к последнему изо всех, который наиболее помогает воображению и легче других дает возможность душе судить, что предметы находятся весьма далеко.

Шестой, и главный, способ состоит в том, что глаз не дает душе сведения об одном предмете отдельно от других, но показывает ей также и все те предметы, которые находятся между нами и главным предметом, рассматриваемым нами.

Когда, например, мы смотрим на колокольню, находящуюся довольно далеко, то большею частью мы видим в то же время поля и дома между нею и нами, и так как мы судим о дальности этих полей и домов и видим при этом, что колокольня находится за ними, то мы и решаем, что колокольня находится гораздо дальше и даже что она выше и больше, чем если бы мы ее увидели только одну. Однако изображение колокольни, которое получается внутри глаза, всегда одной и той же величины, будут ли между нею и нами поля и дома или нет, лишь бы мы смотрели на нее, стоя всегда на одинаковом от нее расстоянии, как это и предполагается. Следовательно, мы судим о величине предметов по тому расстоянию, на каком представляем их, и тела, которые мы видим между собою и этими предметами, сильно помогают нашему воображению при суждении о расстоянии их, подобно тому как мы судим о продолжительности нашего существования или о времени, истекшем по совершении какого-нибудь действия, по смутному воспоминанию о том, что мы последовательно делали и что думали по совершении этого действия. Ибо все эти мысли и действия, сменявшие одни другие, и помогают нашему разуму

^{1 См. пояснения к этой главе в Ответе г-ну Режи.}

судить о продолжительности какого-нибудь промежутка времени или какого-нибудь периода нашего существования, или, вернее, смутное воспоминание обо всех этих последовательных мыслях есть не что иное, как суждение о продолжительности нашего существования, подобно тому как смутное созерцание полей, находящихся между нами и колокольней, есть своего рода непроизвольное суждение об отдаленности колокольни, ибо эти суждения не что иное, как сложные ощущения.1

Отсюда легко увидеть истинную причину того, почему луна кажется нам большею, когда она восходит, чем тогда, когда она довольно высоко стоит над горизонтом, ибо, когда она восходит, она кажется нам на расстоянии нескольких лье или даже за видимым горизонтом, или за пространством земли, ограничивающим наше поле зрения, когда же она поднялась над нашим горизонтом, мы представляем ее приблизительно на расстоянии пол-лье от нас или в семь-восемь раз выше наших домов. Таким образом, луна нам кажется гораздо большею, когда она близка к горизонту, чем тогда, когда она находится весьма далеко от него, потому что при восходе мы считаем ее гораздо дальше от нас, чем при более высоком стоянии над горизонтом.

Правда, очень многие философы приписывают то, о чем мы только что говорили, испарениям, поднимающимся от земли. Они уверяют, что испарения преломляют лучи предметов и потому заставляют предметы казаться большими. Но, неоспоримо, они ошибаются, ибо преломление увеличивает лишь высоту предметов над горизонтом, но зато несколько уменьшает угол зрения, под которым мы их видим. Испарения не мешают тому, чтобы изображение, которое получается внутри нашего глаза, когда мы видим восходящую луну, было меньше того, которое получается, когда она уже давно взошла.

Астрономы, измеряющие диаметры планет, замечают, что диаметр луны увеличивается по мере того, как она удаляется от горизонта, а следовательно, по мере того, как она нам кажется меньшею, и так диаметр изображения, которое луна дает в нашем глазу, бывает меньше тогда, когда она сама представляется нам большею. В самом деле, когда луна восходит, то расстояние ее от нас делается большим на полудиаметр земли сравнительно с тем, когда она находится перпендикулярно над нашей головой, и вот причина, почему ее диаметр увеличивается, когда она поднимается над горизонтом, — тогда она приближается к нам.

Стало быть, совсем не преломление, которое претерпевают ее лучи в испарениях, поднимающихся от земли, есть причина, почему она нам кажется большею, когда она восходит, ибо, напротив, изображение, образуемое этими лучами, тогда меньше, но причина этого — непроизвольное суждение об отдаленности луны, образую-

^{1 См. пояснения к этой главе в Ответе г-ну Режи.}

щееся в нас в силу того, что мы представляем ее за полями, которые кажутся нам очень далекими, как это мы объяснили выше, и нам странно, что некоторые философы утверждают, будто причину этого кажущегося явления и этого обмана наших чувств труднее найти, чем решить самые большие алгебраические уравнения.