— Нед, ты должен выслушать меня. Ты не можешь жениться на Лидии Торнтон. Она не подходит тебе.

— Лидия идеально подходит для этого, — отрезал он.

— Ты слышишь, что ты говоришь? — взорвалась она. — Идеально подходит? Ты не хочешь жениться на ком-то подходящем, Нед. Ты хочешь жениться на ком-то, кто заставит твое сердце петь, на ком-то, кто заставит тебя улыбаться каждый раз, когда она будет входить в комнату. Поверь мне. Я это знаю.

Он тоже знал. Белл и ее муж любили друг друга с такой силой, что рядом с ними должно было становиться тошно, но каким-то образом Нед всегда находил это чувство теплым и успокаивающим.

До нынешних пор, когда оно заставило его почувствовать — господь милосердный! — зависть.

Что, безусловно, только способствовало ухудшению его и без того плохого настроения.

— Нед, — настаивала Белл, — ты хоть слушаешь меня?

— Отлично, тогда, — он осекся, пытаясь не сорвать свое плохое настроение на сестре, — скажи мне, как я должен из этого выбираться. Я, что, должен бросить ее за три дня до бракосочетания?

Белл ничего не сказала, но Неда это не обмануло. Мозг его сестры работал с такой скоростью, что он удивился, что у нее из ушей не идет пар. Если существовал хоть какой-то способ разорвать помолвку за три дня до свадьбы, он мог быть уверен, что Белл его найдет.

Она молчала достаточно долго, чтобы Нед решил, что их разговор на этом может быть закончен.

— Если это все, тогда… — произнес он, делая шаг по направлению к двери.

— Подожди!

Он тяжко застонал. Надежды было мало.

— Ты понял, что ты только что сказал? — спросила она, положив руку ему на рукав.

— Нет, — дерзко ответил он, надеясь, что это положит конец их разговору.

— Ты попросил меня сказать тебе, как отвязаться от этого брака. Ты знаешь, что это означает? Это значит, что ты хочешьиз него выбраться, — закончила она самодовольно.

— Ничего подобного это не означает, — резко ответил он. — Не все настолько везучи, чтобы вступить в брак по любви, Белл. Мне почти тридцать. Если этого до сих пор не произошло, то и не произойдет. А я не становлюсь моложе.

— Ты вряд ли стоишь одной ногой в могиле, — усмехнулась она.

— Я женюсь через три дня, — твердо сказал он. — Ты должна свыкнуться с этой мыслью.

— Неужели эта земля действительно того стоит? — спросила Белл, ее тихий голос убеждал гораздо сильнее, чем любой крик. — Двадцать акров, Нед. Двадцать акров за твою жизнь.

— Я сделаю вид, что ты этого не говорила, — тихо сказал он.

— Не обманывай себя, считая, что это нечто большее, чем самая корыстная из сделок, — сказала Белл.

— Даже если и так, — возразил Нед, — разве я так уж отличаюсь от большей части нашего сословия?

— Нет, — признала она, — ты не похож сам на себя. Это неправильно, Нед. Только не для тебя.

Он вызывающе посмотрел на нее.

— Теперь я могу уйти? Наша беседа окончена?

— Ты же выше этого, Нед, — прошептала она. — Может, ты сам так не думаешь, но я это знаю.

Он сглотнул, его горло внезапно сжалось и пересохло. Он знал, что она права, и ненавидел это чувство.

— Я женюсь на Лидии Торнтон, — сказал он, едва узнав свой собственный голос. — Я принял это решение несколько месяцев назад, и не отступлюсь от него.

Она на мгновение закрыла глаза. Когда она вновь их открыла, они были печальными и блестели от непролитых слез.

— Ты разрушаешь свою жизнь.

— Нет, — коротко ответил он, не в силах больше терпеть этот разговор. — Я просто ухожу из комнаты.

Но когда он вышел в коридор, он не знал, куда ему идти.

Похоже, это ощущение пришло к нему слишком поздно.

— Ты чего так долго?

Шарлотта застыла в удивлении, войдя в комнату. Лидия уже была там, расхаживая, как тигр в клетке.

— Вообще-то, — ответила Шарлотта, — я утром подвернула лодыжку, поэтому не могу ходить слишком быстро. А еще… — Она оборвала себя. Лучше не говорить Лидии, что она остановилась поболтать с виконтом и его сестрой. Потому что она случайно упомянула, что идет на встречу с Лидией, а Лидия очень ясно велела ей никому не говорить об этом.

Сама Шарлотта не видела в этом никакого вреда. Но Лидия явно была не в лучшем расположении духа. Шарлотта не хотела расстраивать ее еще больше.

— Насколько все плохо? — спросила Лидия.

— Что плохо?

— Твоя лодыжка.

Шарлотта посмотрела вниз, словно вовсе забыла о ней.

— Я полагаю, что не так все ужасно. Не думаю, что в ближайшее время мне удастся выиграть какой-нибудь забег, но трость мне не требуется.

— Это хорошо, — Лидия сделала шаг к ней, ее серые глаза — так похожие на глаза самой Шарлотты — блестели от возбуждения. — Потому что мне нужна твоя помощь, а хромота может помешать.

— О чем ты говоришь?

Голос Лидии понизился до шепота.

— Я решила сбежать.

— С виконтом?

— Нет, не с виконтом, дурочка. С Рупертом.

— С Рупертом? — почти закричала Шарлотта.

— Говори тише, — зашипела Лидия.

— Лидия, ты сошла с ума?

— Я безумно влюблена.

— В Руперта? — переспросила Шарлотта, не в силах сдержать недоверие в голосе.

Лидия посмотрела на нее с вызовом во взгляде.

— Он определенно больше этого достоин, нежели виконт.

Шарлотта подумала о Руперте Марчбэнксе, златокудром самовлюбленном ученом, который уже давно проживал по соседству с Торнтонами. Ничего плохого в нем по сути не было, думала Шарлотта, если кому-то нравились мечтатели.

Мечтатели, которые слишком много говорили, если такое сочетание могло существовать.

Шарлотта скривилась. Такое сочетание определенно существовало, и имя ему было Руперт. В последний свой визит, Шарлотте пришлось выдумать головную боль, чтобы только избежать нескончаемой бубнежки о его новом сборнике стихов.

Шарлотта как-то попыталась прочесть его произведения. Это казалось данью вежливости, учитывая, что они были соседями. Но через какое-то время она была вынуждена бросить это занятие. «Любка» все время рифмовалась с «голубкой» (где, недоумевала она, можно найти столько голубей в Дербишире?), а «ты» так часто рифмовалось с «чисты», что Шарлотте хотелось схватить Руперта за плечи и закричать: «Просты, цветы, юнцы, мольбы, мосты!» Боже милостивый, даже «телк и» было бы предпочтительнее. В поэзии Руперта определенно не хватало одной или даже двух коров.

Взошли телки на мосты и стали жевать цветы.

Но Лидии он всегда очень нравился, и Шарлотта много раз слышала, как та называла его «воплощением гениальности». Оглядываясь назад, Шарлотта, вероятно, должна была понять, к чему все идет, но в действительности она находила Руперта настолько нелепым, что ей было трудно представить, что кто-то способен в него влюбиться.

— Лидия, — произнесла она, пытаясь говорить как можно более убедительно, — как ты вообще можешь предпочесть виконту Руперта?

— Что ты знаешь об этом? — огрызнулась Лидия. — Ты даже не знаешь виконта. И ты уж, конечно, — продолжила она, презрительно фыркнув, — не знаешь Руперта.

— Я знаю, что он пишет ужасные стихи, — пробормотала Шарлотта.

— Что ты сейчас сказала? — спросила Лидия.

— Ничего, — быстро ответила Шарлотта, желая избежать разговора на эту тему. — Только то, что сегодня я, наконец, получила возможность пообщаться с виконтом, и он показался мне очень рассудительным человеком.

— Он ужасен, — сказала Лидия, плюхаясь на кровать Шарлотты.

Шарлотта от удивления широко раскрыла глаза. Только без истерик!

— Лидия, он вовсе не ужасный!

— Он ни разу не читал мне стихов.

Что, по мнению Шарлотты, говорило только в его пользу.

— И в этом вся проблема?

— Шарлотта, ты никогда не поймешь. Ты еще так молода!

— Я младше тебя на одиннадцать месяцев!

— По возрасту — возможно, — произнесла Лидия с театральным вздохом. — Но на десятилетия по опыту.

— На месяцы, — почти закричала Шарлотта.