– Да. – Голос Сюзанны прозвучал тихо и хрипло, как будто от долгого бездействия он сел. Она прокашлялась и повторила уже громче: – Да.

На лице доктора появилась улыбка, которая пробилась через защитный экран и достигла ее глаз, показывая, что, несмотря на все старания не втягиваться в проблемы пациентов, она по-прежнему оставалась живым человеком.

– Я доктор Уинтер, – сказала она, продолжая улыбаться и стараясь подбодрить Сюзанну. Она снова заглянула в папку и подняла глаза на девушку. – Хорошо, – сказала она. Голос ее звучал тепло и успокаивающе, словно она читала сказку детям. – Первым делом я хотела бы получить мочу на анализ.

Доктор Уинтер направила ее в туалет, дав с собой две небольшие баночки. Сюзанна сделала то, что от нее требовалось, и, вернувшись с заполненными баночками, поставила их на стол, как ее просили.

– О’кей, – сказала доктор Уинтер, натягивая на руки латексные перчатки, – если бы вы могли просто прилечь на этот стол…

Сюзанна сделала то, что ей сказали.

– Ноги, пожалуйста, согните в коленях и раздвиньте. Я постараюсь сделать как можно более безболезненно…

Сюзанна откинула голову назад и закрыла глаза. До этого момента она чувствовала себя нормально. Но этой части она боялась больше всего.

После обеда вовсю светило солнце, и парк Кастл, казалось, специально был предназначен для того, чтобы наслаждаться этим идеальным днем в идеальном месте.

Находящийся здесь старинный замок простоял уже две тысячи лет и, похоже, был готов простоять еще столько же. Ухоженные клумбы, огороженные бордюрным камнем, буйно цвели, по аккуратным дорожкам прогуливались люди. Даже те, кто спешил по своим ежедневным делам или торопился на деловую встречу, невольно замедляли шаг, чтобы полюбоваться окружающей красотой. Марина чувствовала себя так, будто попала на короткие каникулы в другой мир.

Позади замка был спуск к небольшому озеру и детским игровым площадкам. Для Марины, которая сидела на лавочке, наслаждаясь прекрасным видом, этот замок всегда ассоциировался с Боудиккой [6]и ее армией, несущейся вперед на сверкающих колесницах. Но там, где когда-то грозная королева-воительница стегала кнутом своих лошадей, атакуя расположенный на холме замок и уклоняясь от вражеских стрел и копий, сейчас было полно школьников, пришедших на экскурсию со своим учителем, а по дорожкам везли детские коляски молодые мамы и няни. Для замка единственная угроза реального нападения исходила сейчас от вывалившей из автобусов гурьбы учеников младших классов да еще от изредка попадавшихся здесь затянутых в лайкру мамаш, для которых путь вверх по склону холма составлял часть маршрута для бега трусцой.

Одна из таких как раз пробегала мимо Марины. Она подняла глаза и улыбнулась ей. Худая загорелая блондинка с потным лицом и волосами, завязанными на затылке в тугой конский хвост, заметила Марину, которая сидела, одной рукой придерживая коляску Джозефины, и улыбнулась в ответ.

– Должна бегать, – тяжело дыша на бегу, бросила женщина, – чтобы вернуть форму…

И побежала дальше.

Марина смотрела ей вслед. Что она имела в виду, когда говорила о возвращении формы? Фигура женщины выглядела идеальной. Стройная, подтянутая, на животе ни малейших следов обвисания.

Несмотря на яркое солнце, Марине вдруг стало холодно, словно ее накрыла темная туча из прошлого. Может быть, именно это от нее и ожидается? Чтобы она бегала, стараясь вернуть былую форму? Оценивающе осматривать свое тело молодой мамы и решать, приемлемо оно или нет? Она не собиралась этого делать. Она не могла этого принять.

Мысли Марины вернулись к беременности. Какой она была раньше, до Фила. Когда еще Тони был… был с ней. Для нее это было довольно тяжело. Она чувствовала себя так, будто была первой, кто когда-либо испытывал то, что ощущала тогда она. У нее не было никакой эйфории, не было радости, которую, как ей говорили, она будет испытывать. Был только ужас. Малодушный страх.

А потом появился Фил. Они сошлись снова, и, хотя это было довольно болезненным процессом, она надеялась, что теперь, когда он, настоящий отец Джозефины, был с ней, дальше все уже будет хорошо. Она наконец-то успокоится. И будет наслаждаться переменами, происходящими в ее жизни.

Но…

Всякий раз, когда Марина смотрела на Джозефину, она вспоминала о том, что произошло. О мрачной реальности, а не о том солнечном и полном красок мире, который был сейчас перед ней. Она видела не ребенка, а живой укор, тяжкую ношу своей вины.

Такие вот дела. Ей казалось, что она уже никогда не сможет расслабиться, никогда не сможет наслаждаться жизнью, которая должна быть у нее с любимым человеком и дочкой. Как это, по всей видимости, делают другие молодые мамы в этом парке.

А может быть, они тоже не так уж наслаждаются ею. Может быть, они просто делают вид, играют на публику. Может быть, внутри они тоже содрогаются от постоянного ужаса.

Она огляделась по сторонам. Да нет, непохоже. Кажется, что мамы вокруг так же счастливы, как и их дети, играющие на площадке. Она посмотрела на Джозефину. Девочка спала с поднятыми вверх ручками, словно сдаваясь невидимому противнику; по обе стороны от ее головы лежали маленькие сжатые кулачки. Она еще ничего не знала об этом мире – равно как и обо всех других – и о том, что в нем происходит.

Марина ощутила новый приступ угрызений совести. На этот раз за этого ребенка. Она должна быть счастлива, должна радоваться жизни ради Джозефины. Она живет с Филом, с мужчиной, которого любит и который является настоящим отцом ее ребенка. Она попыталась представить себе, как могло бы быть, если бы все сложилось иначе, если бы они не были вместе. Но у нее ничего не вышло.

Поэтому она попробовала представить себя счастливой. Попробовала – и не смогла.

Она принялась возить коляску взад-вперед. Джозефина заворочалась во сне. Марина несколько раз пыталась заговаривать с другими мамами в парке, но у них у всех, похоже, был свой круг общения. Ни у кого из ее старых подруг, с которыми она работала в университете, маленьких детей не было, так что она не могла поговорить об этом с ними. И поговорить с Филом она тоже не могла, несмотря на то что очень его любила.

Марина сидела на солнышке, вокруг играли дети, все цвело. Перед ней был прекрасный вид на замок, который обычно действовал на нее умиротворяюще. Тем не менее она чувствовала себя одинокой. Ужасно одинокой.

У нее зазвонил телефон. Она вздрогнула. Первой ее реакцией было посмотреть, как там ребенок, не разбудил ли его звонок, не напугал ли. Но Джозефина не проснулась. Это хорошо. Расслабившись, Марина посмотрела на дисплей и ответила на звонок. Она знала, кто это звонит.

– Привет, – сказала она.

– Привет.

Фил.

Наступила пауза – она просто не знала, что ему сказать.

– Ты в порядке? – спросил он.

– В порядке. Я сейчас в парке возле замка. Укачиваю Джозефину. Вывезла ее на солнышко.

Она закусила губу.

– Жаль, что я не могу быть с вами. – Он коротко рассмеялся, но этот хрупкий намек на смех тут же растаял. – Ты, наверное, уже слышала в новостях об убийстве.

Она ничего не слышала. Сейчас она вообще не могла ни о ком и ни о чем думать, кроме себя самой. Тем не менее по телу пробежала знакомая пугающая дрожь.

– И это значит…

– Я буду поздно. – Он вздохнул. – Прости. Но ты же знаешь… Знаешь, как это бывает.

Снова эта дрожь.

– Да. Как это бывает, я знаю. Что… – Она произнесла это, понимая, что должна что-то сказать. – Что… так плохо?

– Как будто убийства бывают хорошими. – Это была фраза, которую он повторял довольно часто. – Да. Куда уж хуже… Да. – В трубке послышались и другие голоса, и Фил, похоже, прикрыл микрофон ладонью. – Послушай, – сказал он, снова возвращаясь к их разговору, – мне нужно идти. Я позвоню тебе позже, о’кей? Расскажу, что тут у нас происходит.