Мне вдруг пришло в голову, что они похожи на двух артистов, разыгрывающих уже отрепетированную сцену, в ходе которой они обменивались заранее подготовленными репликами. Скорее всего, так оно и было.

— Нам нужно было убедиться, — продолжал Грэй. — Это письмо было своего рода испытанием, Роберт.

— Ис… испытанием?

Говард кивнул:

— Только настоящий Роберт Крэйвен смог бы сломать печать и прочесть письмо. Твой отец запечатал письмо магической печатью.

Я некоторое время помолчал. У меня появилось какое-то нехорошее, странное чувство.

— А если бы я… оказался ненастоящим? — спросил я наконец.

Говард бросил на меня серьезный взгляд.

— Тогда ты был бы уже мертв, — спокойно сказал он.

Меня охватил жуткий страх. Я оторопело смотрел на хлопья белого пепла — это было все, что осталось от сгоревшего письма. В такой ситуации я, наверное, должен был разгневаться на Грэя и Говарда, но я почему-то не чувствовал в себе гнева.

— Ну ладно, — сказал Говард. — Давай присядем, Роберт. Мы должны много о чем поговорить.

Наступил вечер, а мы все говорили и говорили. Точнее, говорили Говард и Грэй, а я слушал их, испытывая все возрастающее замешательство, и лишь периодически — хотя и довольно часто — задавал вопросы, когда мне что-то было непонятно или когда их слова вызывали у меня сомнение. В принципе, они не поведали мне ничего нового: большую часть того, что они рассказали, я уже слышал из уст моего отца, об остальном догадался сам. И тем не менее их слова поразили меня до глубины души: они подробно рассказали мне о мире, существующем параллельно с привычным мне миром, и этот другой, новый для меня мир был в тысячу раз более таинственным и опасным, чем я представлял себе всего несколько недель назад. Кроме Говарда, Грэя и моего отца существовало множество людей, включившихся в борьбу с силами тьмы. У них были союзники по всему миру, но и их противники казались такими могущественными, что моя надежда на победу в этой битве таяла по мере того, как я узнавал от Грэя и Говарда все новые и новые подробности.

Я узнал обо всем: об истории Салема и его жутком конце, о судьбе беглецов, осевших в Иерусалимском Лоте, которых через сотню лет снова постигла та же судьба, о жизни моего отца, почувствовавшего надвигающуюся опасность и безуспешно пытавшегося предупредить о ней остальных.

На улице снова стемнело. Рольф принес нам горячую еду и крепкий кофе (за что я ему был очень благодарен, ибо только кофе и помог мне не заснуть), а Грэй и Говард все говорили и говорили, деловито и даже как-то беспристрастно, ничего ни приукрашивая, но и не очерняя. В конце концов Говард подошел к тому месту в письме моего отца, смысла которого я не понял.

— Вот видишь, Роберт, — сказал он серьезно, — у тебя не остается другого выбора, кроме как принять вызов твоих врагов. А также исполнить то, что завещал тебе отец.

— А если я не хочу? — неуверенно спросил я.

Говард почему-то улыбнулся моим словам.

— Твое нежелание вполне понятно, Роберт, — сказал он. — Я тоже был не в восторге, в первый раз столкнувшись с колдовством и черной магией. Когда я узнал о существовании Цтхулху и ДОИСТОРИЧЕСКИХ ГИГАНТОВ, я скрывался несколько недель, пытаясь спрятаться от действительности. Но у меня ничего не вышло. Сожалею, Роберт, но это невозможно, — он улыбнулся. — Твой отец как-то раз очень удачно выразился: это все равно, что выпачкаться в смоле. Тогда как ни три себе руки, все равно остается след от смолы и ее неприятный запах. И от этого тебе уже не избавиться.

Так вот что отец имел в виду, когда писал: «Быть может… ты возненавидишь меня…»

— Ты прочел письмо, — сказал Говард, помолчав некоторое время. — Мы сделаем то, о чем просил твой отец, Роберт. Ты обладаешь теми же талантами, что и он, и мы вместе пробудим и разовьем их. Но для этого мы должны покинуть Лондон.

Я удивленно посмотрел на него:

— Ты имеешь в виду, из-за его… завещания?

— Из-за его книг и записей, — кивнул Говард. — Именно так. Ты рассказывал мне, что произошло на судне «Владычица тумана». Тебе даже довелось подержать в руках его сундучок, но ты еще не осознавал тогда, какое сокровище ты держишь. Все, что твой отец когда-либо узнал или испытал, изложено в этих записях и фолиантах, Роберт. Нам нужно найти этот сундук.

— Но он утонул, — возразил я. — Вместе с судном.

— А ты сможешь разыскать то место?

Даже если за прошедшее с тех пор время судно полностью развалилось и сейчас покоится на дне морском, я найду это место. Я кивнул:

— Конечно. Но там очень сильные течения. Не думаю, что…

Говард жестом прервал меня.

— Я знаю людей, которые смогли бы нырнуть и в Ниагарский водопад, — убежденно сказал он. — К тому же, у меня есть кое-какие… э-э… другие варианты. Если мы найдем место, где затонуло судно, то нам наверняка удастся достать сундук. Для тебя это может оказаться вопросом жизни и смерти.

— Если сундук все еще там, — пробормотал Грэй.

Говард печально кивнул.

— Да, если он все еще там, — согласился он. — Наши недруги тоже не лыком шиты, и это они нам уже неоднократно доказывали. Не удивлюсь, если окажется, что они тоже знали о существовании этого сундука и пытались его заполучить. Поэтому мы выезжаем завтра утром.

— Утром? — меня испугала даже сама мысль о скором отъезде в Шотландию и возможности снова оказаться поблизости от колдовского поселка.

— Лучше, конечно, было бы отправиться прямо сегодня, — серьезно сказал Говард. — Каждый час может оказаться решающим. Но мы все слишком устали, а потому нам нужно хорошенько выспаться. Рольф позаботится о нашем багаже, билетах и всем таком прочем. Рано утром мы выезжаем.

— Все пятеро?

Говард отрицательно покачал головой:

— Грэй останется здесь. Да и Присцилле, с моей точки зрения, следовало бы остаться в Лондоне.

— Я знаю одно место, где она будет в безопасности, — сказал Грэй.

Я не стал возражать. Хотя мне очень не хотелось расставаться с Присциллой, я понимал, что это просто необходимо. Снова везти ее в окрестности Голдспи было бы не просто безответственным поступком. Это означало бы обречь ее на верную смерть.

Я медленно кивнул.

Говард и Грэй с облегчением вздохнули.

— Тогда лучше сегодня на этом закончить и пойти отдыхать, — сказал Говард. — Я…

С верхнего этажа дома раздался отчаянный крик, вслед за которым послышался грохот и звон разбиваемого стекла. Я вскочил на ноги.

— Присцилла! — вскрикнул я. — Эти звуки раздаются из комнаты Присциллы!

Я резко развернулся, двумя прыжками оказался у двери, распахнул ее и… замер на месте.

На лестнице шла отчаянная борьба: Рольф дрался сразу с тремя противниками, и, несмотря на его незаурядную физическую силу, ему приходилось туго. В руках его противников — троих парней, одетых в потрепанные костюмы, — были длинные и довольно опасные складные ножи, с помощью которых они шаг за шагом оттесняли Рольфа. По тому, как они управлялись с ножами, было видно, что это — прожженные головорезы, тем более втроем они могли не бояться даже такого широкоплечего великана, как Рольф. И действительно, руки Рольфа были уже испещрены кровоточащими порезами, рубашка — разорвана, а его лицо одновременно выражало и гнев, и постепенно нарастающий страх.

Говард и Грэй тоже подбежали к двери, но я сдержал их резким движением руки.

— Рольф! — крикнул я. — Назад! Не позволяй им себя окружить!

Двое из парней при звуке моего голоса испуганно вздрогнули и посмотрели в мою сторону. Тем самым они отвлеклись на миг от схватки — и Рольф использовал предоставленный шанс с такой молниеносной скоростью, какой я от него просто не ожидал. С гневным рычанием он бросился вперед, схватил одного из парней за отворот пиджака и тут же получил еще один глубокий укол в плечо — парень вскрикнул, бешено затопал ногами и пырнул его ножом. Но, раз уж он попался Рольфу, шансов вырваться у него уже не было. Рольф тут же вывернул ему руку, при этом послышался хруст. Парень еще раз вскрикнул, выронил нож и, словно не веря, уставился на свое сломанное запястье. Рольф с размаху ударил его, затем так пихнул парня в грудь, что тот отлетел в сторону своих сотоварищей, и все они полетели вниз по лестнице. Все это произошло за какую-то секунду.