Поглядев на Лавочкина, попросил кудахтавших надо мной девушек удалиться, хотя настроение что-либо обсуждать с конструктором у меня отсутствовало напрочь. Маша с Дашей понятливо кивнули и быстро вышли из палаты.
Посмотрев на разложенные на столе чертежи, нахмурился: никакого опыта в работе с ними у меня не было.
Семён Алексеевич, заметивший выражение моей физиономии, хмыкнул и поспешил успокоить:
— Я прекрасно понимаю, что вы плохо разбираетесь в схемах. Нет, со мной только рисунки кабины и устройство рукояток управления и приборов.
— А вот это уже интересно, — сразу же оживился я. Встав и подхватив прислоненные к спинке кровати костыли, захромал к столу. В течение получаса я с любопытством изучал строение кабины.
— Ручка газа отдельная, как я просил? Только газ, и все?
— Да, как просили, только газ.
— Это хорошо, а то на «ЛаГГах» частенько ошибаешься. Это же надо было додуматься — на ручку кроме газа навесить еще и другие функции!
— Летчики-испытатели тоже очень довольны, — с таинственным видом сообщил Лавочкин.
Сперва до меня не дошел смысл, но через секунду я резко вскинул голову и изумленно спросил:
— Испытатели?! Вы хотите сказать…
— Да. Мы сделали ПЯТЬ опытных образцов. Три из них уже облетали.
— И как?
— Есть мелкие недостатки, их исправляют прямо на поле. Если нет такой возможности, отвозим в ангар.
— Ну без детских болезней экспериментальные машины просто не могут быть. На «ЛаГГах» вон, до сих пор некоторые не устранены. Что с машинами? Как они? Что летчики говорят? — засыпал я Семёна Алексеевича вопросами.
— Первая машина чуть было не разбилась. Летчик спас ее, посадил на пузо. С проблемой быстро разобрались и устранили эту… м-м-м… болезнь на других машинах. Проблемы с двигателем. Очень быстро нагревается, температура зашкаливает. Ресурс мотора от этого очень быстро тратится, пока эту проблему решить мы не смогли.
— Греется? М-м-м. Греется… Что-то я об этом слышал от одного из наших механиков. Они вроде решили эту проблему… Нет, не помню… Но я попытаюсь вспомнить.
— Может, скажете мне фамилию этого механика? Мы с ним свяжемся?
— Да нет, это что-то на поверхности, думаю, скоро вспомню… Блин, ну вот на языке вертится… Ладно, потом вернемся к этой теме. Что еще есть за проблемы?
— Проблемы есть, но все это решится в моем конструкторском бюро. Я пришел только из-за того, чтобы показать кабину.
— Понятно. Ну давайте виртуально ее создадим. Вот я сижу на этом стуле. Представим, что я в кабине. Показывайте, где какой прибор и рукоятка управления.
Через полчаса я сдался:
— Нет, так ничего не получается. Мне нужно знать до миллиметра высоту ручки управления, сектора газа и других систем управления. Эти ваши «вроде тут», «вроде там» не помогают. Я думаю вот что, давайте я приеду к вам на площадку послезавтра утром? Подойдет это вам?
Лавочкин спросил растерянно:
— А разве вам разрешили покидать госпиталь?
— Да, разрешили. С завтрашнего дня начинаю работать. Мне даже машину выделили из Кремлевского гаража, — похвастался я.
— Так, может, завтра? — немного подумав, спросил конструктор.
— Не, завтра точно нет. Я в Центр боевой подготовки ВВС еду, лекции читать. Меня там давно ждут. Так что я туда на весь день.
— Понятно. Ну послезавтра так послезавтра.
— Вот и ладушки. Кстати, я вспомнил рассказ того механика. Ну то, как они боролись с повышенной температурой…
— И как? — перебил меня Семён Алексеевич. Видимо, проблема стояла острее, чем я думал.
— Они поставили другой радиатор, со «сто седьмого». Могу ошибиться, но он сказал так.
Лавочкин быстро подошел к листам и начал перебирать их. После чего несколькими штрихами что-то быстро набросал.
— Придется менять фальшборт… Но это только после испытаний… М-да.
— Кстати, все хотел у вас спросить, что с вооружением нового самолета? — спросил я, заметив, что Лавочкин стал собирать листы и сворачивать их, чтобы убрать в тубус.
— Как вы и просили, две пушки и два крупнокалиберных пулемета, — пожал он плечами.
— Те же двадцать миллиметров?
— Именно.
— Эти пушки — фактически крупнокалиберные пулеметы, то есть они не совсем соответствуют требованиям… Хотя я вам это уже говорил.
— Я помню, говорили. Я узнавал насчет авиационной двадцатитрехмиллиметровой пушки, но она еще не готова.
— А снаряды для «двадцатки»?
— Это вы про то, что у них слишком большие взрыватели? Из-за чего теряется вес взрывчатки?
— Именно.
— Я договорился, чтобы несколько трофейных снарядов от вооружения «мессера» получили КБ, которые этим вопросом занимаются. Думаю, скоро у нас появятся нужные боеприпасы. Честно говоря, дальше я передал все вопросы по этой теме Архипову, что там сейчас творится, знает только он.
— Понятно, я спрошу у него, спасибо. А где вы установили пушки?
— Мы расположили пулеметы в крыльях, а пушки на двигателе сверху, синхронизировав их. Были проблемы с установкой, но они уже решены.
— Как моя идея насчет трехпушечной машины?
— Пока только в виде рисунков.
— Хорошо. Вы подумали над тем, чтобы было можно стрелять раздельно и вместе с пулеметами?
— На опытных образцах мы так и сделали.
— Отлично. Это очень хорошо.
После того как Лавочкин вышел, я посмотрел на наручные часы — время было уже ближе к полуночи. Мы общались больше трех часов.
С трудом доковыляв до кровати, плюхнулся на нее и стал стягивать с себя пижаму. В это время дверь скрипнула, и вошедшая в палату Даша принялась помогать мне. Судя по всему, она ждала окончания нашего разговора за дверью.
Уложив меня в постель, Даша погасила свет и вышла, пожелав мне спокойной ночи.
На следующее утро проснулся я удивительно бодрым и веселым. Правильно мудрые люди говорили: оно вечера мудренее. Все вчерашние проблемы, неприятная встреча — как-то поистерлись. Широко зевнув и потянувшись, посмотрел на часы. Семь, скоро завтрак, процедуры — и здравствуй, свобода. Делая гимнастическую разминку, которой стал заниматься последнюю неделю с разрешения врачей, обдумывал сегодняшний день, что он принесет? Закончив, завел часы и стал тихонько одеваться.
После завтрака, во время осмотра и процедур приехал довольный Архипов. Правда, при входе в палату он попытался придать лицу спокойное выражение.
— Ну что, герой, готов к труду и обороне?
— Всегда готов! — отсалютовал я ему, застегивая рубашку, после того как Елена Степановна осмотрела меня.
— Здравствуйте, девушки, — поздоровался майор с присутствующими в палате медиками. Кстати, кроме главврача, медсестры Маши, моей Даши и самого Архипова, ни у кого доступа в палату не было. Лавочкин имел разрешение посещать меня только в присутствии майора. То, что было вчера, это просто накладка, вызванная событиями с самозванцем.
После всех процедур меня одели в форму. Натянуть не смогли только галифе — не налезали из-за гипса. С широкими больничными штанами таких проблем не было, а вот галифе пришлось оставить, накинув китель и шинель. Осмотрев меня со всех сторон, майор хмыкнул и велел переодеться в гражданскую одежду.
С помощью Архипова я тихонько спустился сперва на второй этаж, на котором еще не разу не бывал, а потом уже и на первый. К машине подошел весь мокрый — все-таки тяжело еще прыгать по этажам, тяжело. Нужно было согласиться с предложением Елены Степановны, чтобы санитары спустили меня вниз и донесли до машины. Так нет, дурак, сам решил все сделать. Впредь буду умнее, пусть носят.
Машина была обычная — черная «эмка». За рулем сидел водитель в стандартной форме красноармейца РККА. Быстро выскочив, он открыл заднюю дверь и вместе с майором помог мне устроиться. Придерживая лежавшие рядом костыли, я спросил, когда они уселись по своим местам впереди:
— Сперва в Центр? Или ко мне на квартиру?
— В Центр. Там тебя ждут.
— Хорошо. Кстати вы в курсе, что я обещал Семёну Алексеевичу завтра прибыть на аэродром, где проводятся испытания новых машин?