— Ладно, подоим их еще раз на ночь, хотя, честно говоря, я считаю это напрасной тратой времени, — вздохнул Джо. Эти слова были своего рода ритуалом — все равно что трубка, которую он традиционно выкуривал вечером, когда с работой было покончено.

На его громоздкой фигуре, как обычно, топорщились старые-престарые брюки. На ногах кривились такие же древние ботинки, уже насквозь промокшие от росы, пролитого молока и жидкой грязи. Рукава распахнутой на шее рубашки были закатаны до локтей. Среди нескольких вещей, к которым он так никогда и не смог привыкнуть, были длинные рукава. Джо молча бесился, когда они закручивались у него вокруг запястий, и еще больше выходил из себя, когда замечал, что то же самое происходит и у других. Он искренне не понимал, как мужчины без малейшего раздражения терпят подобное неудобство.

— А завтра утром дойку можно и пропустить. Посмотрим, что будет к вечеру… Нет, ты только взгляни, чем занялись эти проклятущие псы!

Неподалеку на выгоне Джош с Кингом, захлебываясь восторженным лаем, гоняли коров. Большинство из них, стельные, не могли убежать и поэтому превратились в восхитительные игрушки для двух здоровенных псов. Ухватив зубами хвост очередной беспомощной коровы и повизгивая от радости, они принялись тянуть ее за собой.

При виде этого зрелища Ева расхохоталась. Бедняжка! Только подумать, какое унижение ей приходится испытывать! И от кого? Каких-то собак, существ чуть ли не вдесятеро меньше самой коровы! Впрочем, даже сбившись в плотное стадо, эти вечно жующие жвачку животные абсолютно беспомощны перед парой хитрых псов, быстрых как молнии и куда более их сообразительных.

Услышав резкий окрик Джо, Джош и Кинг прекратили свои издевательства и с невинным видом уставились на хозяина.

— Немедленно убирайтесь, вы, негодяи! А ну марш отсюда! Кому говорят?

Уныло повесив головы и поджав хвосты, собаки убежали.

До самого вечера Ева, как и собиралась, весьма успешно избегала общества приятелей Лорел. Проведав, что вся компания уплыла на лодках вдоль побережья, она даже решилась пойти в дом поесть. Успела подкрепиться и во второй раз, сразу после того, как было покончено с вечерней дойкой.

А теперь Джо отправился кормить свиней. Он всегда решительно отклонял все попытки дочери помочь ему и в этом деле, и где-то в глубине души Ева была отцу благодарна. Даже на почтительном расстоянии омерзительное зловоние, душным облаком поднимавшееся над хлевом, где содержались свиньи, сжимало ей горло. Еве достаточно было только увидеть, как свиньи со свирепым хрюканьем и утробным урчанием, пыхтя и отталкивая друг друга, чуть ли не по самые уши влезали в кормушку, и ее сразу же начинало тошнить.

Вот и сейчас она наблюдала издалека, как отец сновал от одной свиньи к другой, разделенных крепкими дощатыми перегородками, разнося дымящееся пойло. Плеснув в кормушку, он тут же отходил, а животное немедленно погружало пятачок в похлебку. Забавно, но чуть ли не каждая свинья время от времени поднимала морду, чтобы свирепым визгом и ударом клыков отогнать соседку, если та вдруг вознамеривалась сунуть нос в ее кормушку, а потом, вылизав дочиста собственную, в свою очередь, просовывала голову в щель между досками и с интересом заглядывала в чужую.

В это время толстенькие поросята с визгом путались под ногами у Джо, норовя боднуть его самого, а еще лучше — ведро, которое он держал в руках. Видимо, занятие это им казалось настолько восхитительным, что все они, как один, думать забыли о еде, хотя горячая похлебка уже дымилась в их мисках.

Вдруг один из них, очевидно потеряв терпение или просто от природы не отличавшийся покладистым нравом, разразился таким пронзительным визгом, что Ева невольно расхохоталась — в эту минуту он до смешного напоминал заласканного, донельзя избалованного ребенка, которому вдруг в чем-то осмелились отказать. И неожиданно для себя она подумала, что изысканные манеры или, точнее, их полное отсутствие у этих капризных толстячков напоминают ей некоторых представителей человеческого рода — то же неумение или нежелание ждать, та же жадность и, увы, точно такая же черная неблагодарность.

Ева смеялась до слез, когда пронзительно визжащий поросенок, убедившись, что на его отчаянные вопли никто не обращает ни малейшего внимания, быстро избрал иную тактику. Отойдя на несколько шагов, он с воинственным визгом вдруг атаковал ничего не подозревавшего Джо сзади. Но естественно, скандалист не добился ничего, кроме увесистого тумака да нескольких цветистых выражений в свой адрес.

— В жизни ничего подобного не наблюдала, — смахивая с ресниц слезы, с трудом пробормотала она, когда отец подошел к ней. — Впервые вижу такого безобразника!

— И в последний, — угрюмо буркнул Джо. — Держу пари, в следующий раз этот парень подумает, прежде чем устроит такой переполох! Вот дрянь паршивая! Вонючка!

— Угу! Запах от них что надо! — В это мгновение налетевший ветерок донес до них ароматы свинарника, и Ева выразительно сморщила нос. И тут же со смехом отпрянула в сторону от пустого ведра, которое отец угрожающе занес над ее головой.

— Черт! Пожалуй, будет лучше, если я оставлю сапоги здесь и переоденусь прежде, чем вернусь в дом. Да и ванну, пожалуй, не мешает принять. Не то Гленда сбежит в ту же минуту, — хмыкнул он.

— Гленда? — тупо повторила Ева.

— Да. Ты, кстати, много потеряла, что не пришла завтракать вместе со всеми. Вот была потеха! Представляешь, она вдруг ворвалась в столовую в одной ночной рубашке, с волосами, накрученными на бигуди, до самых ушей намазанная этой смешной белой мазюкалкой, которую женщины часто оставляют на лице до самого утра! И завопила, что какая-то пакость плавает в раковине, причем клялась и божилась, что проклятая тварь попала туда из крана! Это было зрелище!

— И что ты ей сказал?

— Что, скорее всего, так оно и есть, потому что воду в дом мы качаем из специальных баков, которые стоят на воздухе открытыми, и в них, само собой, может попасть все, что угодно. Бедняжка! Ты бы видела выражение ее лица! Она потом не могла без содрогания смотреть, как мы пьем кофе. А уж свою чашку чуть ли не на свет разглядывала. Потом объявила, что с этого дня будет пить одно молоко. Но думаю, пожалела об этом после первого же глотка. Да и ночная рубашка почему-то упорно пыталась съехать у нее с плеч, ей приходилось то и дело ее подтягивать. Так что выбор у нее теперь невелик: либо молоко от наших коров, либо бутылочное, которое можно получить только в Окленде.

— Боюсь, так она долго не протянет, — с невеселым смешком констатировала Ева.

— Если у нее хватит терпения недельки на две, — захлебываясь от смеха, проговорил Джо, — клянусь, она заслужит золотой медали размером с суповую миску!

— Насколько я понимаю, Джефф теперь немилосердно подшучивает над ней? — Ева скорчила насмешливую гримаску, и отец с хохотом кивнул. — Что ж, вот теперь мне и вправду ее жаль! Да, терпение ей понадобится. Но если она продержится две недели, я сама повешу ей на шею такую медаль!

На следующее утро коров было решено не доить, но Ева все равно по привычке проснулась так же рано. Умывшись и причесавшись, она натянула теплый свитер, поверх него кожаную куртку и спустилась в прачечную, где сохли ее сапоги. Затем, выйдя из дома, зашагала к псарне, где жил ее любимец Буян — огромный, симпатичный рыжий сеттер.

Услышав ее шаги, пес нетерпеливо заскулил. Ева улыбнулась и издала гортанный смешок, скорее подходящий девушке с горячим, чувственным нравом, чем ей.

— Привет, Буян! — крикнула она, и в ответ сеттер залился нетерпеливым лаем. — Эй, только не так громко! Разбудишь всю округу!

Наклонившись, Ева нащупала карабин, удерживавший пса на цепи. А тот в нетерпении извивался всем телом, оглушительно стучал по полу хвостом и, улучив момент, когда девушка зазевалась, лизнул горячим языком ее щеку. Отстегнув карабин, Ева шутливо отпихнула собаку в сторону и тут же ойкнула, потому что она, обезумев от восторга, чуть не опрокинула ее навзничь.