Но тут откуда ни возьмись — рыже-бурая лиса выскочила. Зубы у лисы белые, острые, глаза — хитрые.

— Здравствуй, пышечка, — сказала лиса. — Может, тебе хочется на тот берег реки попасть?

— Здравствуй, лиса, — ответила пышечка, а сама испугалась: уж очень хитрые глаза были у лисы, уж очень острые зубы! — Я и правда хочу на тот берег попасть.

— Я тебя переправлю, — сказала лиса.

— Ох, нет! — отказалась пышечка. — Ты меня съешь!

— Очень нужно мне тебя есть! — возразила лиса и даже обиженной притворилась. — Не бойся, не трону я тебя. Садись ко мне на кончик хвоста, а я поплыву.

Ну, тут пышечка успокоилась. Подумала: «Сяду к лисе на хвост — оттуда ей меня не достать». И прыгнула на самый кончик пушистого лисьего хвоста. А лиса пустилась вплавь по реке.

Так проплыли они около четверти пути, и когда стало поглубже, лиса сказала:

— Сядь ко мне на спину, пышечка, а не то промокнешь.

И пышечка послушалась — прыгнула к лисе на спину.

Доплыли до середины реки. Тут было очень глубоко, и лиса сказала:

— Сядь ко мне на голову, пышечка, между ушами, а не то промокнешь.

И пышечка послушалась — прыгнула к лисе на голову и уселась между ее ушами.

Так проплыли они три четверти пути. Стало совсем глубоко, и лиса сказала:

— Сядь ко мне на нос, пышечка, а не то промокнешь.

И пышечка послушалась — прыгнула на кончик длинного, острого лисьего носа.

Глупая маленькая пышечка! Не успела она прыгнуть к лисе на нос, как та стряхнула ее с морды и схватила зубами.

И вот доплыла хитрая старая лиса до другого берега реки и принялась облизываться длинным розовым языком. А румяной поджаристой маленькой пышечки (ох, как она вкусно пахла!) уже не было на свете.

Как-то раз рыже-бурая лиса с хитрыми глазами и пушистым хвостом крадучись спустилась с горного склона во двор в фермеру и утащила хорошего жирного петуха.

На ферме сразу же поднялся великий переполох, и все домочадцы погнались за лисой. А лиса крепко держала петуха в зубах и бежала во весь дух.

Но петушок — алый гребешок нисколечко не хотел достаться лисе на обед и все думал, как ему заставить воровку разинуть пасть и выпустить его. И вот начал он ее улещать:

— Ну и дураки они, лисонька, что гонятся за тобой! Ни в жизнь им тебя не догнать!..

Лисе по нраву пришлись эти слова, — хоть и хитра была, а лесть любила. А петушок — алый гребешок продолжал:

— Но хоть им тебя и не догнать, все равно, негоже, чтобы целая орава гналась за тобой и вопила: «Стой, воровка!». Ты бы им крикнула в ответ: «Вовсе я не воровка! Это мой петух!». Они тогда поворотят назад, а ты спокойненько побежишь своей дорогой.

Лисе и этот совет пришелся по душе. Она подняла голову, разинула пасть и протяжно крикнула:

— Это мо-о-ой пе-ту-у-ух!

А петух, не будь промах, бросился наутек к своему двору. Да так быстро он мчался, что ярко-алый гребешок даже прикрыл ему черный, как бусинка, глаз.

Жили-были волк и лис, и решили они поселиться вместе в пещере на морском берегу. Как ни странно, но жили они в ладу. Да и не мудрено — проведут целый день на охоте, вернутся домой, из сил выбившись, впору только поужинать да спать завалиться. И жить бы им поживать так и по сей день, если бы не жадность и хитрость лиса. Он всячески старался надуть волка, — тот ведь простоватый был.

И вот что случилось. Как-то раз в темную декабрьскую ночь на море разыгралась страшная буря. Наутро весь берег был усеян обломками кораблей. Как только рассвело, лис и волк пошли на берег поискать, не найдется ли там чего-нибудь съестного.

Друзьям повезло — они нашли большой бочонок масла. Должно быть, его смыло с какого-нибудь корабля, что шел из Ирландии, — она ведь славится своим отменным сливочным маслом.

Простак волк, как увидел бочонок, даже заплясал от радости.

— Эх вы, ноженьки свиные да косточки мозговые! — прокричал он волчье присловье и облизнулся. — Будет у нас нынче вкусный ужин! Давай немедля прикатим бочонок в нашу пещеру.

Коварный лис очень любил сливочное масло. Но он уже решил сам все съесть — с волком не делиться. И вот он притворился, что все обдумал заранее, и важно покачал головой.

— Уж очень ты беззаботный, дружок, — попрекнул он волка. — Да разве это дело — открывать бочонок с маслом теперь, когда уже зима пришла? На гумнах полным-полно хлеба — таскай, сколько душа желает. На фермах утки и куры разжирели за лето. Нет, нет! Надо нам подумать о будущем. Надо кое-что отложить про запас на черный день. К весне-то ведь уже весь хлеб обмолотят, а куры и утки на рынок пойдут. Так лучше нам зарыть этот бочонок в землю. А придет нужда — выроем.

Не хотелось волку отказываться от масла. Он совсем отощал, изголодался, не то что лис. Но делать нечего — пришлось согласиться. Друзья выкопали яму в песке, зарыли бочонок и стали по-прежнему добывать себе пропитание охотой.

Прошла неделя. И вот раз приходит лис домой в пещеру и валится на землю, словно совсем из сил выбился. А если бы кто присмотрелся к нему получше, увидел бы по глазам — хитрит лис!

— Ох, ох, ох! — вздыхает лис. — Тяжело жить на свете!

— Что с тобой? — спрашивает волк. Он ведь был добрый малый, жалостливый.

— Да видишь ли, какое дело: позвали меня друзья на крестины нынче вечером, а живут они вон за теми горами. Ты подумай только — в такую даль тащиться!

— А ты не ходи, — советует волк. — Пошли кого-нибудь сказать, что не можешь.

— Да нет, нехорошо. Ведь они меня в крестные отцы приглашают. Ничего не поделаешь! Как ни трудно, а придется пойти.

И лис убежал, а волк один просидел весь вечер в пещере.

Но хитрый лис не на крестины пошел. Он побежал на то место, где был зарыт бочонок. Вернулся он к полночи, очень довольный, сытый и веселый. Волк уже было задремал, но теперь встрепенулся и спросил сонным голосом:

— Ну, как назвали дитя?

— Чудное имя ему дали, — отвечает лис. — Такого чудного имени я в жизни не слыхивал.

— Так скажи какое? — спрашивает волк.

— «Дай-попробую», вот какое, — отвечает лис. — Надо же такое выдумать!

И лис, ухмыльнувшись, завалился спать в углу. Очень уж темно было в пещере, а не то волк заметил бы, что лис ухмыляется.

Прошло несколько дней, и лис сказал, что его опять зовут на крестины. На этот раз — еще дальше. Двадцать пять миль по берегу моря брести придется. И лис опять принялся охать да вздыхать, но все-таки сказал, что хочешь не хочешь, а идти надо, и убежал.

В полночь он вернулся, ухмыляясь, и даже ужинать не стал. А когда волк спросил его, как назвали дитя, ответил:

— Этому дали имя еще чудней. «Переполовинил» — вот как его назвали.

На следующей неделе, к великому удивлению волка, лиса опять пригласили в крестные отцы. На этот раз дитя назвали «Поскреби-дно». И с тех нор лиса перестали звать на крестины.

Шло время. Наступила голодная весна. Погода была сырая, студеная, охотиться стало трудно, а у лиса с волком в кладовой хоть шаром покати.

— Давай выроем бочонок с маслом, — предложил волк. — Пора уже!

Лис согласился — он уже придумал, как ему вывернуться. И вот друзья пошли на то место, где зарыли бочонок. Разбросали песок, вынули из ямы бочонок, а он — пустой.

— Твоя работа! — накинулся лис на бедного, ни в чем не повинного волка. — Пока я на крестины ходил, ты здесь шлялся и потихоньку все масло слопал.

— Что ты! — возразил волк. — Да я и близко не подходил к бочонку с того самого дня, как мы с тобой его тут зарыли.

— А я тебе говорю, что ты сожрал масло, — спорил лис. — Кроме нас двоих, никто про него не знал. Да и по шкуре твоей видно, что ты его съел — прямо лоснишься. Ишь какой гладкий стал!