Незнакомка, тем временем, продолжала сверлить взглядом. Глаза у неё очень выразительные: большие, тёмные, в них легко просчитывается напряжённая работа мозга. О чём она думает, понять невозможно, но нет сомнений, что девушка в её размышлениях занимает немало места.

Чувственный рот, с завидным насыщенно-алым естественным цветом губ, чуть приоткрылся:

— Твоё прозвище никак не прочитать. Красный череп, вот и всё, что видно. Это просто офигеть, я раньше о таком только слышала. Тебя как звать?

Голос воркующий, приятно-хрипловатый, почти идеальный, если хочется спеть что-нибудь из французского шансона. И совершенно непохоже на манеру речи полицейских, нет неестественности. Однако, фразы полностью непонятные. Ну, то есть, первая, вторая и третья непонятные, концовку превратно истолковать невозможно.

Причин скрывать свое имя девушка не видела, поэтому ответила без колебаний:

— Кира.

— А я Клео. Посмотри на меня, ты моё прозвище видишь?

Спрашиваемая чуть помедлила, только лишь потому, что не знала, как обращаться к новой знакомой. На «„вы“», конечно, будет прилично, ведь разница в возрасте у них, возможно, в два раза или близка к этому. Не получается точнее понять, сколько исполнилось этой странной женщине. Однако, она откровенно молодится, а таким, обычно, гораздо приятнее, когда с ними фамильярничают юные собеседники.

Определившись с манерой общения, Кира ответила:

— О чём ты сейчас, вообще? Я тебя не понимаю. Какое прозвище? И где его можно увидеть?

В глазах Клео промелькнула целая гамма всякого: там различались и удивление, и задумчивость, и холодная оценка чего-то непонятного. Много чего.

Женщина молчала секунд пятнадцать, не переставая смотреть в глаза Кире, после чего вкрадчиво спросила:

— Ты что, новенькая?

— Если ты о том, что меня первый раз в подвал посадили, то да, в этом деле я новенькая. Они меня за корректировщицу приняли. Странные, какие-то, люди… очень мягко говоря.

— Да? А ты знаешь, меня тоже за такое же сюда определили. Я всякое о себе слышала, но такое — впервые. Да я даже не вкурила, о чём они, вообще, что за корректировщица такая? Тупой кластер и тупые цифры, их даже заражать не надо, они уже свихнулись.

— Не поняла? Клео, ты что, не местная?

— В каком смысле?

— Не из нашего города?

— Так это твой город? — женщина при этом вопросе так характерно подобралась, что важность его смогли бы осознать самые ненаблюдательные люди, к коим её собеседница не относилась.

— Корректировщики, это городская легенда, — уклонилась Кира от прямого ответа, потому что не понимала, что можно и что нельзя рассказывать в такой ситуации.

Но Клео не отступала:

— Что за легенда?

— Неважно.

— Заинтриговала, значит, а теперь, получается, неважно. Ну ты и деловая… Меня, вообще-то, тоже закрыли сюда, как корректировщицу, а я даже без понятия, что это такое. Давай уже, колись.

— Ты и правда не местная.

— Так я о том же тебе говорю. Хотелось бы знать, что же это за легенда такая интересная, за которую это бараньё прямо на улице хватает, вообще, без вопросов. Давай уже, рассказывай, а я тебе потом такой фокус покажу, что ты просто дар речи потеряешь.

Обмен, если честно, не выглядел равноценным или хотя бы любопытным, но Кира не видела смысла скрывать такую информацию, ведь она нисколечко не секретная, даже детям известна. Потому, дальше кочевряжиться не стала:

— У нас, с самого начала, пошли слухи, что в городе действуют корректировщики. У них, якобы, есть специальные радиомаячки, по которым можно наводить снаряды и ракеты. Припрячешь такой, допустим, возле электрической подстанции, и туда сразу прилёты пойдут, оставят без света целый район.

— Это как? Что за снаряды и ракеты? Откуда?

— Ну… как бы тебе объяснить… Понимаешь, город сейчас в осаде. Считай, к нам полторы дороги остались, остальные перекрыты уже второй год. Мы ведь у них мятежниками считаемся, сепаратистами, а может и людоедами, там каждый день о нас новости сочиняют, одна смешнее другой. И по их логике нас осаждает признанная правительственная армия с артиллерией. Как бы, освобождает.

— Это что за интересная логика? Зачем освобождать людоедов и мятежников?

— Это же не просто логика, это логика их пропаганды. Её может постичь лишь только тот, кого природа сильно обделила интеллектом.

— Понятно. А почему, как бы, освобождает?

— Блин, да ты точно не поймёшь…

— А ты попробуй, я понятливая.

— Нет, такое ты ни за что не поймёшь, потому что в этой стране уже давно никто ничего не понимает. Правительство в ней, как бы, да, признанное, но не всеми, да и сложно всё там, и власть оно получило… скажем так, очень сомнительным способом.

— Сомнительным?

— Был переворот, но переворот какой-то чудной. Власть, как бы, вообще, та же самая осталась, только некоторые сбежали. Говорят, с ними, просто, делиться не захотели. Что до переворота, что после, те же лица наверху, только потолстели больше, и обманывают, уже никого не стесняясь. Говорю же — чудной переворот. Осталась прежняя миска со вкусностями, от которой просто отогнали нескольких едоков. Только обычный народ, как ел объедки, так и продолжает есть, к миске этой его не подпустили.

— Интересно… Но я про легенду всё равно ничего не поняла. Что не так с этими корректировщиками?

— Они — выдумка. Ну, почти что, выдумка. Корректировщики в армии, и правда, бывают.

— А попроще как-нибудь можно?

— Ладно, допустим, эти корректировщики засели где-то в городе, скрываются среди жителей, маскируются под обычных людей. Но вот какой, вообще, смысл в этих маячках? Зачем они нужны, подумай? Да незачем, нет в них никакого смысла. Понимаешь?

— Кира, я в этом не секу.

— Понимаешь, Клео, у тех, кто осаждают город, очень старое оружие. Вообще, примитивное. И у них нет снарядов, которые могут прилетать в цель по наведению от радиосигнала. Их гаубицы и ракетные системы, это, как бы, угломерные приборы, которые наводятся по горизонтали и вертикали, после чего выпускают снаряды туда, куда нацелены. Наводят их по карте, для этого нужно просто знать координаты цели. Любой человек, хоть немножечко умеющий работать с картами и интернетом, без проблем может передавать такую информацию. Понимаешь?

— Получается, корректировщикам не нужны маячки?

— Всё правильно ты поняла. Зачем им это? Есть карты, есть навигация спутниковая, есть Интернет, всё это просто и безопасно. Ну вот зачем кому-то рисковать возиться с бесполезными и опасными маячками? Если с маячком попадёшься, это всё, это конец, у нас за такое могут на месте расстрелять. А вот поймают тебя со смартфоном или планшетом, и что дальше? Это ведь не преступление. Всё, что тебе нужно, для наведения на цель, это обычные программы, они не секретные, любой может скачать их себе. Кроме них нужны контакты того, кому скидывать данные. Предположим, это может быть страничка в социальной сети. Зашёл на неё, скинул цифры, стёр следы посещения. И всё, ты полностью чист. Чем ты теперь отличаешься от других людей со смартфонами? Да ничем. Так что, корректировщики с маячками, это выдумка, всего лишь городская легенда. Или, просто, совсем уж тупая пропаганда, рассчитанная на не слишком умных людей.

— А ты, получается, слишком умная? — с выражением человека, который в это не очень-то верит, спросила Клео.

Кира пожала плечами:

— Не знаю. Всё относительно. Но в подбрасываемые маячки я не верю. Это нелогично.

— Нелогично, говоришь? А хочешь я тебе покажу кое-что по-настоящему нелогичное?

— Ну, попробуй.

— Посмотри на меня.

— Я и так на тебя смотрю.

— Нет, ты неправильно это делаешь. Посмотри пристально. Представь, что ты можешь рассмотреть мой позвоночник. Попытайся это сделать.

— Зачем?

— Зачем-зачем… хочу провериться на межпозвонковую грыжу, вот зачем. Да ладно, забей, шучу я так. Ты давай, попытайся. Просто попытайся. Это несложно. Все вопросы потом.