Тео был умным и добрым мальчуганом и беспокоился, как его мама перенесет переезд. В один из моментов откровений он поведал Кристосу о том, что семья Авы порвала с ней, когда она возвратилась из Греции беременной. Естественно, маленький мальчик выразил это не такими словами, но Кристос все понял, когда Тео просто сказал: нас только двое с мамочкой.

     Кристос не собирался слишком тесно сближаться с Авой или ее сыном, но помимо его воли маленький мальчик робко и застенчиво прокладывал путь в его холодное сердце, а Ава... она всегда была его ахиллесовой пятой, разве не так? Она нужна ему. Почему, черт возьми, это совсем не изменилось?

     Сейчас, в лунном свете, она казалась хрупкой и ранимой и совершенно не способной на что-либо, подобное ее связи со Ставросом. И, кстати, никакой радости он не испытывал, узнав, что она лишилась поддержки своей семьи.

     Как все, черт возьми, запутано!

     — У меня есть вопросы, — сказала Ава, повернувшись к нему.

     Ее глаза были огромными и честными. Он знал, что эта честность — не более чем мираж, о чем старался не забывать, но только не в этот момент, когда тихо журчала вода в фонтане и веяло ароматом цветов и ее духов.

     Все казалось слишком реальным. Кристосу было ненавистно то, что эта женщина делает его таким чувствительным. Если бы речь шла не об Аве, он просто бы нагрянул, забрал мальчика и увез. Но с Авой это было невозможно.

     — Какие вопросы? — спросил он.

     — Когда ты планируешь уехать?

     — На следующей неделе. Я дожидаюсь документов... и твоего решения, конечно. Адвокаты полагают, что, пока я нахожусь здесь, они успеют получить бумаги, официально подтверждающие, что Тео наследник.

     — Не думаю, что сумею уехать на следующей неделе. Я не хочу подвести свою школу.

     — Могу я это расценивать как твое согласие ехать со мной? — спросил Кристос.

     Ветерок шевелил волосы Авы, и одна прядь упала ей на лицо. Она попыталась заложить ее за ухо, но прядь упала снова.

     Кристос протянул руку и накрутил выбившийся локон на палец. Ее волосы были нежными и мягкими, как морской туман, окутывавший его яхту во время путешествий по Эгейскому морю.

     — Да. Я- я не хочу, чтобы Тео рос так, как ты, Кристос.

     Ему нравилось, как звучало его имя в ее устах. Всегда нравилось. Он отпустил ее локон и перевел взгляд на фонтан. Стук сердца и учащенный пульс были словно насмешкой над присущим ему железным самоконтролем. Как его могло по-прежнему так сильно тянуть к ней?

     Кристос встал, чтобы вновь обрести уверенность. Она просто обыкновенная девчонка, подумал он, глядя на нее сверху вниз. Он знавал многих куда более искушенных женщин. Почему же тогда именно ее в своих мечтах он так часто сжимал в объятиях?

     — Что ты имеешь в виду? — спросил Кристос.

     У него было замечательное детство с тех пор, как он стал жить вдали от семьи. А ему пришлось привыкать к этому после смерти матери. Но Тристан и Гилермо присутствовали в его новой жизни с самого начала, и он обрел чувство дома благодаря их дружбе.

     — Я имею в виду то, что ты рос в интернатах, все время вдали от дома. Я знаю, что это в традициях семьи Теакисов — так воспитывать своих детей.

     Она была прекрасно знакома с тем, как Ставрос растил своих дочерей, поскольку работала няней в семье Теакисов в то давнее лето. Кристос почувствовал вскипающую злость.

     — Я не желаю обсуждать своего брата с тобой.

     — Я говорила не о Ставросе, а о его дочерях. Воспоминания о веселых маленьких девочках заставили Кристоса отвернуться от Авы, чтобы спрятать навернувшиеся на глаза слезы. Малышка Винни всегда так крепко обнимала его при встрече, а Алтая так нежно целовала! Господи, как он скучает по ним! Несмотря на вражду со Ставросом, Кристос регулярно виделся со своими племянницами и был с ними очень дружен.

     — Я, безусловно, учту твое мнение относительно того, где будет учиться Тео, но решение останется за мной.

     — Не будь таким...

     — Каким?

     — Самодовольным греческим самцом.

     — Я такой, какой есть. И тебе придется привыкнуть к этому.

     Ава покачала головой.

     — Я могу осложнить тебе отъезд.

     — Попытайся. Уверен, что ты ничего не сможешь сделать. Я нанял лучших адвокатов по семейному праву, какие только существуют здесь, в Штатах. И у меня на руках договор, который ты подписала со Ставросом.

     — А с чего ты взял, что я не могу позволить себе иметь адвоката? — спросила Ава.

     — Ты преподавательница, живешь на зарплату, — сказал он, сославшись на факты, добытые его детективами.

     — Ставрос прислал мне некоторую сумму денег, когда родился Тео, — сказала Ава. — Это было одним из условий договора, который я подписала.

     — И ты собираешься использовать деньги моего брата для борьбы со мной по этому вопросу?

     Она отшатнулась, и Кристосу стало не по себе. Черт возьми, что же такого есть в Аве, что заставляет его становиться... самоуверенным греческим самцом? Он так старался быть другим, но она пробуждала в нем примитивные инстинкты.

     — Может быть, и так. Думаю, многое говорит в пользу того, чтобы мы с Тео поехали с тобой в Грецию, но, если ты будешь вести себя как ничтожество, я осложню тебе твою задачу.

     — Ничтожество?

     — Вот именно. Ты ведь знаешь, что означает это слово, правда?

     — Да, Ава. Оно мне знакомо. Только не понимаю, почему ты применяешь его ко мне.

     — Ты только что спросил, собираюсь ли я использовать деньги твоего брата для борьбы с тобой. Это мои деньги теперь, Кристос. Мои и Тео. Я приняла их ради него.

     — Сдаюсь. Больше не буду говорить, что это деньги Ставроса. Что еще делает меня ничтожеством?

     — То, что ты ведешь себя так, словно Тео — какой-то товар... называешь его «наследником Теакисов». Он ребенок. Я люблю моего сына и не желаю, чтобы его отправили куда-то в интернат, — твердо сказала Ава.

     — Но учеба в интернате позволит ему завязать знакомства с будущими общественными лидерами.

     — Он сможет сделать это и другим путем. Я хочу...

     — Это не вопрос твоих желаний, Ава.

     Она едва сдерживалась.

     — Боюсь, что ты ошибаешься, Кристос. Ты не сможешь диктовать мне свою волю. Я больше не работаю у тебя или у кого-то из Теакисов. А в том, что касается Тео, я — окончательная инстанция.

     Инстинкт говорил Кристосу, что надо просто увезти ребенка в частный аэропорт, где в ожидании вылета стоит его личный самолет, и улететь в Грецию. Когда он окажется с Тео на Миконосе, Аве будет непросто снова увидеть мальчика. Да, его обвинят в похищении ребенка, но он щедро заплатит своим адвокатам, и они найдут способ, как решить этот вопрос.

     — Ты — не окончательная инстанция в вопросах, касающихся Тео, — сказал Кристос.

     — Нет, окончательная. Никакого отца в свидетельстве о его рождении не значится.

     — Да, но у меня есть доказательство того, что Тео — Теакис.

     Кристосу был ненавистен этот листок бумаги, который он нашел в кабинете Ставроса через четыре дня после смерти брата. Этот юридический документ гарантировал Аве ежегодную ренту в обмен на то, что она не станет настаивать на отцовстве Ставроса. Это были те самые деньги, о которых она только что упомянула. Документ подтверждал, что Тео — Теакис.

     — Может быть, у тебя и есть бумага, которую я подписала, но это еще не значит, что я собираюсь покорно подчиниться, — сказала Ава.

     — Мне не хотелось бы прибегать к угрозам. Но учти, что Тео и я улетаем на Миконос менее чем через десять дней.

     — У меня еще вопрос, — сказала Ава. Кристос посмотрел на нее, освещенную лунным светом, стараясь быть объективным. Она не столь уж красива. Хорошенькая — да, но это не может объяснить его непреодолимого влечения к ней. Дело вовсе не в ее внешности.

     — Да?