Все было очень вкусно, разговор тек непринужденно. И все же Грейс хотелось больше узнать о нем. Хотелось понять, почему у него такой «пунктик» насчет лжи.

Конечно, можно прямо спросить Адама, не видел ли он у нее в кабинете рукопись и не мог ли случайно забрать ее с собой. Но будет так стыдно объяснять все. А если это был не Адам? Хосе, Брюс и другие сотрудники тоже бывали у нее в кабинете в то же самое время. Туда могли войти даже ученики и другие учителя.

Сегодня ей не терпелось увидеть настоящего Адама, чтобы, вернувшись домой, она смогла описать свои впечатления о нем. Как она чувствовала прикосновение его руки к своей. Как его губы скользили по ее губам. Как он, наклонив голову, внимательно слушал ее.

— Какими были ваши родители? — поинтересовалась Грейс, когда они, покончив с ужином, пили кофе на террасе, выходившей на искусно оформленный задний двор. Посреди двора располагался пруд с водопадом в дальнем конце.

— Мои папа с мамой были прекрасными родителями, заботливыми, понимающими и строгими, когда надо.

— Так почему же вы еще не остепенились? — Этот вопрос давно занимал Грейс. Адам казался таким совершенным — что же мешало ему остановить свой выбор на одной из женщин, с которыми он встречался?

— А вы почему?

Грейс с трудом сглотнула. Именно поэтому у нее ни с кем и не складывались близкие отношения. Ведь рано или поздно придется рассказать о своем прошлом.

— У меня не было прекрасных родителей, — ответила она.

— Какое же у вас было детство?

— Не знаю. Как у многих детей. Я полагаю, вы исключение, Адам.

Как и везде, в ее городке были богатые дети, но никто из них не вырос так же, как Адам: каждый сезон — путешествие на модные лыжные курорты или каникулы на Карибах по системе «все включено» вместо поездки на заднем сиденье старенькой машины к какому-нибудь скучному родственнику, живущему в нескольких часах езды.

— Вы из маленького городка, верно? — с неподдельным интересом спросил Адам.

— Да. Маленького и бедного. Многим семьям приходилось из кожи вон лезть, чтобы прожить.

— И вашей тоже?

— Да.

— И чем занимались ваши домочадцы?

Как может она называть себя обделенной, когда ее отец был проповедником и подарил ей такой милый дом? Как, не хныча, объяснить то, чего она сама никак не могла понять?

— Мой папа — проповедник.

— Так вы — мятежная дочь проповедника?

— Нет, я не мятежница. Предпочитаю просто казаться незаметной.

— Вот я вас и не замечал. До сегодняшнего дня.

— Зато я заметила вас гораздо раньше, — улыбнулась Грейс.

— Неужели? Расскажите, что же вы во мне нашли?

Адам понимал: Грейс будет больно, если он признается, что знает о ее фантазиях. Только сегодня вечером он заметил тщательно скрываемую беззащитность этой девушки. Глядя на нее, Адам почувствовал угрызения совести. Черт побери, он знал, что недомолвки — одна из самых опасных разновидностей лжи.

По пять раз на дню Адам перечитывал ее рассказ и теперь знал, как она мечтает о мужчине, который будет сильным и страстным в постели, но тонким и понимающим во всех других обстоятельствах.

Честно говоря, его обычное поведение с женщинами было иным, но с Грейс все было по-другому. Благодаря ей у него появилось желание стать лучше. Сегодняшним прохладным вечером, напоенным ароматом цветущих растений, обрамлявших пруд, ему не хотелось думать ни о чем, кроме Грейс Стивенс — о том, как убедить ее, что она будет защищенной в его объятиях.

— Ну же, Грейс, что вы подумали, увидев меня впервые? — спросил Адам, смутно ощущая, что она промолчит и тем самым даст этому разговору так бестолково иссякнуть.

— Это сложно объяснить, — ответила Грейс и, покинув террасу, направилась к пруду. Остановившись у высаженного в горшок гибискуса, она нагнулась, чтобы вдохнуть аромат.

— Неужели впечатление было таким плохим, что вы боитесь задеть мои чувства? — настаивал Адам.

Грейс обернулась и прямо посмотрела ему в глаза.

— Я подумала, что передо мной человек, который точно знает, чего хочет в жизни, — сказала она.

Адам был поражен ее замечанием. Прочитав ее рукопись, он знал, что Грейс нравятся его широкие плечи, но было досадно сознавать, что ее впечатления о нем ограничатся внешностью.

— Это не то, что вы ожидали услышать? — спросила она.

— Нет, не то.

— Но это так. И еще у вас очень красивые глаза.

Ее комплимент слегка озадачил его. Красивые глаза?

— Раньше этого никто не замечал.

Подняв руки, Грейс распустила волосы, и длинные шелковистые пряди, слегка завиваясь, рассыпались по плечам. Адам схватил одну и намотал ее себе на запястье, притянув Грейс поближе. Затем наклонил голову, касаясь ее губ своими. Он чувствовал, как ее пальцы поглаживают его грудь.

Пальчики Грейс были маленькими, прикосновения — легкими. Такими легкими и осторожными, как будто она не знала, что делать дальше. Адам беззвучно застонал, спрашивая себя, имеет ли он право обнимать Грейс. Ведь он был бродягой, вечным странником, который понял, что жить не так больно, если все время быть в пути.

А если какая-нибудь женщина и привязана корнями к одному месту, так это Грейс.

Она приоткрыла рот — и Адам перестал думать. Просто отдался ощущениям. Грейс слегка дотрагивалась языком до кромки его губ, и эти прикосновения разгоняли кровь у него в жилах. Почувствовав, как возбуждение волной прокатилось у него по спине, он сильнее прижал к себе Грейс, одной рукой зарывшись в волосы у нее на затылке. Другая рука скользнула по изгибам ее тела и остановилась на бедре.

Слегка согнув ноги, Адам приподнял Грейс, чтобы целовать ее еще крепче. Чтобы снова и снова ласкать ее рот языком, стремясь утолить небывалый голод. Голод, который помог ему понять, какой пустой была прошлая жизнь. Голод, вызванный этой маленькой таинственной женщиной.

Грейс была ошеломлена. Адам буквально выбил у нее почву из-под ног, но это было так прекрасно — раз в жизни просто забыть обо всем и наслаждаться. Обхватив плечи Адама, она окунулась в его объятия.

Ей вдруг показалось, что весь мир закружился, и в следующее мгновение она почувствовала спиной мягкую подушку шезлонга. Через секунду Адам уже лежал рядом с ней. В объятиях Адама Грейс ощущала его напрягшуюся плоть, и это оказалось гораздо приятнее, чем она себе представляла. Грейс знала: он никогда не причинит ей боли. Эта мысль поразила ее: уже много лет она полагала, что мужчины используют свою силу против нее.

В глазах Адама было столько огня, что Грейс удивилась, как она еще может дышать. Ей хотелось запомнить каждый миг, пока длился их поцелуй, его ощущение и вкус.

Застонав, Адам перекатил ее на другой бок так, что теперь она уютно устроилась на изгибе его руки. Когда он положил другую руку ей на живот, она напряглась, понимая, что у нее отнюдь не безупречная фигура модели, но Адам успокаивал ее пьянящими долгими поцелуями.

Оторвавшись от ее губ, он расстегнул ее блузку и множеством поцелуев прошелся от подбородка к шее, глубоко вдыхая аромат Грейс. Покусывая кожу у нее на шее, Адам нашел языком бьющуюся жилку и принялся посасывать ее.

Грейс извивалась в руках Адама; от его прикосновения ее соски отвердели, и, чтобы он коснулся их, Грейс попыталась вращать плечами. Но он крепко держал ее под собой.

Он начал вынимать ей руки из рукавов блузки. Грейс села, дав ему снять ее с себя. Затем потянулась к пуговицам его рубашки.

Снова уложив Грейс, Адам провел пальцем по ее лицу, обвел контур губ и стал перемещаться ниже. Погладил бьющуюся жилку у нее на шее, которую до этого нежно целовал, а затем скользнул пальцем под ткань бюстгальтера и слегка сжал холм округлой груди, прежде чем отправиться вниз, к поясу юбки.