Но Донован так часто убеждал ее, что никакой семьи не хочет. С чего это он так радикально изменился за прошедшие восемь месяцев?

— Почему… почему ты изменил свое мнение?

— Я соскучился по тебе.

Но это он уже говорил. Ну соскучился, а почему изменилось его отношение к детям?

— Это еще не объясняет, с чего вдруг ты захотел обзавестись семьей.

Ей страшно было поверить в столь крутой поворот в его сознании.

Он убрал свои руки с ее лица, выпрямился, подхватил со стола пиво и поставил на перила крыльца. Прислонившись бедром к перилам, запрокинул голову и одним махом осушил бутылку.

— Что ты мне скажешь, Кэссиди?

Об этом она понятия не имела. Восемь месяцев назад Донован Толли сделал ей предложение. Кэссиди уже тогда заподозрила, что беременна, но он совершенно определенно высказался по поводу детей и семьи вообще… И тогда она ушла. Ушла не потому, что не хотела замуж, а из-за того, что Донован был из тех мужчин, которые вынужденыжениться. А ей хотелось, чтобы Донован женился на ней по любви. Чтобы женился, потому что жить без нее не мог, как она не может жить без него.

— Я хочу знать, почему ты передумал. Ты говорил, что самым главным аргументом для всех пар служат дети. Говорил, что обзаведение детьми уничтожало самые наилучшие отношения, какие ты только видел. Ты говорил…

— Да, черт возьми, я сам знаю, что говорил!

— И?..

— У меня была масса времени подумать о нас с тобой, Кэссиди. То, как у нас с тобой все было… Я считаю, мы могли бы создать семью и не утратить сути…

Хотелось бы Кэсси верить в то, что он говорил. Но одиночество научило ее, что влюбленность (и даже любовь!) — это еще не все в отношениях между людьми. Нет, она не могла опять целиком доверять ему.

— Ты делаешь мне предложение, потому что я беременна? Я не хочу, чтобы ты женился на мне по обязанности.

Донован вернулся с крыльца к ней, поставил бутылку на стол и поднял Кэссиди на ноги.

— Кэсси, я никого из нас не оскорбляю. Я здесь потому, что ты мне нужна. Пришел увидеться с тобой и умолить принять меня обратно.

— Это как-то связано с кончиной дедушки? Я расстроилась, когда услышала, что он умер.

Кэссиди послала цветы, но ужасно переживала, что не может прийти сама на похороны.

Донован поверить не мог своим ушам, настолько близко к истине оказалось это невинное замечание!

— Смерть деда заставила меня понять, как быстро меняется жизнь. И еще я подумал о том, что он всегда очень хотел, чтобы у меня были дети, на которых он мог бы любоваться, а я считал, что у нас еще много времени впереди…

Кэссиди крепко обняла его за плечи, а потом отступила:

— Тогда ты и понял, что жизнь — это немножко больше, чем только работа?

Кэссиди знала, как трудно Доновану говорить о своих чувствах, но если она собирается еще раз позволить себе любить его и даже родить ему младенца, то ей необходимо знать, как он поведет себя в дальнейшем. Это нужно уже не только ей. Она подумала о ребенке, их ребенке, и погладила живот. Для своего малыша она желала всего самого лучшего, в том числе и двух любящих родителей.

— Думаю, так и было. Не хочется много об этом говорить. Мы с дедулей часто бодались, и вдруг этот сердечный приступ…

У Донована с Максвеллом Паттерсоном были, мягко говоря, не самые добрые отношения.

— Вы с ним так и не помирились?

— Нет. В последний раз мы поругались, и я ушел.

— Он знал, конечно, что ты его любишь.

Донован с видимым равнодушием пожал плечами. На самом деле ему всегда хотелось, чтобы дед им гордился. И Донован пытался доказать, что он не просто сын отца-скульптора, что в его жилах течет кровь самого Максвелла Паттерсона.

— Вот почему ты мне нужна. Ты должна быть рядом со мной. Ты и наш ребенок. Я не хочу к концу своих дней обнаружить, что кроме «Толли-Паттерсон» у меня больше ничего нет. Кэссиди, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж!

Разве такие слова могут оставить равнодушным сердце женщины? Кэссиди ничего не могла поделать с собой, хотя и подозревала, что за столь разительными переменами что-то кроется.

С другой стороны, Донован предлагал ей больше, чем она от него ждала. Он очень гордился тем, что имеет убеждения и держит слово. А это значит, что теперь, когда вот-вот родится их ребенок, она может построить такую семью, о какой всегда мечтала.

— Гм…

— Что?

— Замужество сейчас… с этим… — она показала на живот, — я как-то не собиралась… Мне хотелось бы большую свадьбу и все такое…

— О чем это ты?

А что такого она сказала? Конечно, ей хочется, чтобы их ребенок родился в семье, с именем Донована, но свадьба, предполагавшая массу гостей, невозможна до той поры, пока она не родит.

— Я говорю о том, что давай поженимся тайно. Чтобы присутствовали только наши родные, а большую церемонию устроим, когда уже родится ребенок.

А вот об этом Донован как-то и не подумал — что делать, если он получит согласие Кэссиди? Тайная женитьба — это не совсем то, что полностью отвечало бы воле деда. Адвокат Донована искал любую выгодную его клиенту лазейку, но и адвокат деда был не лыком шит. Да и сам дед оказался не промах, уж он постарался, чтобы его странные требования к следующему исполнительному директору фирмы «Толли-Паттерсон» неукоснительно исполнились. И не важно, что все, услышавшие его волю, сочли бы деда сумасшедшим. Закона он не нарушил.

— Зачем сохранять свадьбу в тайне?

Кэссиди покраснела и прикрыла живот руками. Под одной рукой она почувствовала глухой удар.

— Просто я не хочу, чтобы все думали, будто ты женился на мне из-за ребенка.

— Кэссиди, но это же глупо! Кого волнует, кто и что подумает?

— Меня, — тихо отозвалась она.

— Тогда ладно. Пусть будет по-твоему.

— Правда?

— Да.

— Спасибо.

— Да на здоровье, — и он обнял ее.

Ее дыхание защекотало ему шею, когда она тоже обняла его. Донован подумал, что все правильно. И то, что он держал Кэсси в своих объятьях, тоже правильно. Потому что с ее животом объятье было совсем другое, чем все их прежние. И не в том дело, зачем он вернулся к ней. Он был там, где хотел быть.

В этот момент Кэссиди откинула назад голову, и он заглянул в карие глаза. Потом взял в ладони ее лицо и наклонился к губам. Она приподнялась на цыпочки. Он тронул ее губами раз, другой, а потом почувствовал, как ее язычок коснулся его нижней губы.

Нет, он не забыл поцелуев Кэссиди. Она — единственная женщина, которая абсолютно ему подходила. И в их сексе никогда не было никакой неловкости, она больше всех была ему по вкусу. Он поцеловал ее и только тут понял, насколько же соскучился.

Запустив руку в ее волосы, Донован начал поглаживать пальцами ее шею. Она глухо застонала, в ответ он тоже застонал, и одна рука его скользнула вниз, по женским бедрам — он хотел покрепче прижать Кэсси к себе. Она чуть-чуть переступила, и тут Донован почувствовал легкий толчок. Это сбило его с толку. Он отскочил и с изумлением воззрился на ее живот.

— Ух ты!

Кэссиди улыбнулась:

— В полдень он особенно активен.

— Он?

— Да, он. У нас сын.

— Сын, — тупо повторил Донован. Он как-то и не думал о поле ребенка. Господи, у него будет сын! Это потрясло его больше, чем известие о беременности Кэсси. Донован без сил опустился в кресло.

— С тобой все в порядке? — встревожилась она.

— Да-да, но знаешь, я как-то все думал о твоей беременности и совершенно не подумал о самом ребенке: кто родится, мальчик или девочка, и какой он будет…

Она улыбнулась:

— Ну конечно, одно дело — беременность, и совсем другое — будущий ребенок. Да?

— Да, именно! Так вот, я хочу устроить все как можно скорее.

— Что устроить? Жениться?

— Я возьму на себя все хлопоты…

— Хорошо. Мне только хотелось бы, чтобы церемония проходила на побережье, у моих родителей.

— Прекрасно. Можешь готовиться. Когда ты родишь?