Это было десять лет назад, и с тех пор Джек Браун ни разу не был в Сайлент-Крик. Родители, продали старый дом и переехали в Канаду, два-три раза в год они и Джек созванивались, посылали друг другу открытки…

Так бывает. Вообще, в жизни бывает всякое. Не стоит удивляться и тем более — осуждать. Возможно, Джеку Брауну просто НУЖНО было уехать из своего родного города, и Небеса выбрали такой вот экстремальный способ, чтобы донести до Джека эту мысль…

Десять лет назад…Белая пенка над молоком, коричневая пенка над кофе — красиво…

Раздалось шипение, и по кухне пополз чад. Пока еще не удушливый, но уже достаточно сильный. Джек вполголоса выругался, стал искать тряпку, потом бросил взгляд на часы и немедленно заорал:

— Эми, солнышко, так мы точно опоздаем в школу!

— Пап, я должна ее найти! Мамочка говорила, я в ней хорошо выгляжу…

Джек наспех вытер заляпанную плиту и кинулся в комнату дочери. Бело-розовое царство кружавчиков, плюшевых игрушек, кукол Барби…

Эми — пятилетняя копия своей матери — ползала по ковру среди рассыпанных сокровищ и подозрительно громко сопела. Джек беспомощно замер на пороге. Раньше она вообще не плакала, вот в чем все дело. И не капризничала…

Иви просто-напросто родила себе подружку. Обе золотоволосые, обе синеглазые, обе любят играть в куклы и заплетать друг другу косы. Любили.

Теща до сих пор не может простить ему того, что он сказал Эми о смерти матери. Собственно, теща в принципе его простить не может. Вообще… за то, что он есть.

— Детка, хоть намекни, что мы ищем?

— Заколочку. Там две вишенки блестючие и листочки…

Джек осторожно опустился на колени, больше всего боясь что-нибудь сломать или разддвить. Перебирал неуклюжими пальцами дочкины богатства, а сам вспоминал.

Уехав из Сайлент-Крик, он, как и положено в таких случаях, помотался по стране, поискал работу, пока не пристроился на должность младшего егеря в Йеллоустонском национальном парке. Работа ему понравилась, но — человек предполагает, а Господь располагает, и однажды в группе туристов-экстремалов, которую Джек вел в трехдневный маршрут через перевал Дождей, оказался невысокий кряжистый дядька лет шестидесяти…

Создавая Гая Леруа, мать-природа, уставшая от ювелирной работы резцом и кистью, решила, видимо, пользоваться исключительно топором. В результате на свет появился вот такой вот неказистый, но плотно сбитый, широкоплечий, кривоногий мужик с густыми бровями, маленькими пронзительными серыми глазками, кулаками в пуд и норовом дикого осла.

Упрямый и упертый, Гай Леруа всю жизнь лез вверх по социальной лестнице, потому как подозревал, что весь окружающий мир только и думает о том, как бы ему это запретить. Начав разнорабочим на лесопилке, Гай очень скоро вырос до бригадира лесорубов, потом стал компаньоном владельца, потом выкупил всю лесопилку… словом, к сорока годам Гай Леруа стал небольшим, но все-таки королем. Торговля лесом всегда приносит прибыль. Возможно, миллиардером тут стать трудно, но миллионером — вполне. Особенно если у вас подходящая жена. А Гаю досталась просто отличная. Так он считал. Собственно, он один так и считал…

Сюзанна Джозефина Уитакер была старше своего избранника на десять лет. Семья Уитакер гордилась своим происхождением — первый американский Уитакер приплыл на «Мэй-флауэр» и привез с собой многочисленных чад и домочадцев. Часть чад прибрал Господь, но оставшиеся отличались отменным здоровьем и дали начало американской ветви Уитакеров. Конгрессмены, сенаторы, губернаторы и мэры — политика была любимым занятием этого семейства, и лишь Сюзанна Джозефина нанесла почтенному роду первый удар. Один за другим скончались в юном возрасте ее братья, и единственная наследница старинного рода профессиональных политиков была вынуждена довольствоваться более чем скромным местом председателя Комиссии по соблюдению прав этнических меньшинств в конгрессе штата Монтана.

Сюзанна Джозефина всегда знала, что некрасива. Понимала, что большой и чистой любви в ее жизни, скорее всего, не случится. И потому знакомство с Гаем Леруа восприняла как подарок судьбы, хотя все ее семейство пришло в ужас при виде этого неотесанного лесоруба с вечной траурной каймой под ногтями. В считаные месяцы она скрутила упрямца в бараний рог и вышла за него замуж почти по любви.

И назло всему свету, назло сплетникам и насмешникам, называвшим этот брак союзом носорога и болотной цапли, через год после свадьбы почти пятидесятилетняя Сюзанна Джозефина Леруа родила своему Гаю дочку, да такую, что все ахнули.

Иветта Леруа была золотоволоса и голубоглаза, походила на эльфа, смеялась, как весенний ручеек, любила весь мир и была уверена, что все на свете истории всегда заканчиваются хорошо.

В тот год, когда Гай Леруа отправился в трехдневный поход через перевал Дождей, Иветте исполнилось шестнадцать лет…

— Вот она! Пап, заколи мне ее. Как мамочка делала.

Блестящая ерундовина выскальзывала из его здоровенных и жестких пальцев, тоненькие золотые прядки волос путались, Джек даже язык высунул от напряжения. Эми придирчиво рассматривала себя в зеркале, все больше и больше хмурясь.

— Папа! Ну криво же! Ты что, не видишь?

— Солнышко, понимаешь, я как— то не очень…

— Не могу же я так пойти в школу!

Пятилетняя женщина гневно выдернула заколку из волос и чисто женским, взрослым движением закрутила волосы в тугой хвост на затылке. Джек с трудом подавил тяжелый вздох. Иви, что ты наделала…

— Эми, мы опаздываем.

— Я не поеду в школу. Школа противная.

— Детка, мы это уже обсудили. В школу ходить нужно, потому что… потому что все дети ходят в школу!

— Школа глупая.

— Возможно, у тебя еще не все получается, но ведь ты всего лишь в подготовительном классе, и скоро…

— Я не поеду!

В глазах Эми закипали слезы, нижняя губка дрожала, и Джек снова почувствовал себя совершенно беспомощным, странно неловким и тупым.

Взрослый, сильный, уверенный в себе мужчина, умеющий выживать в глухом лесу, в одиночку охотящийся на кабанов и медведей, проходивший на байдарке по горным рекам…

Оставшись наедине со своей пятилетней дочерью, он не мог НИЧЕГО. Хрупкая девочка-жена, Иви, Иветта Леруа, не умевшая поначалу даже яичницу правильно пожарить, научилась практически всему и вела хозяйство, и содержала дом, и воспитывала Эми, да так, что от девочки никто не слышал ни плача, ни капризов…

Иви научилась, а вот Джек не смог.

Он присел на корточки перед крошкой Эми, притянул ее к себе, осторожно вытер пальцем слезы, катящиеся горохом по бледным щечкам.

— Эми, прости меня, малышка. Я научусь всему, я тебе обещаю. И косички тебе заплетать научусь. И в школу мы будем ходить… ну… пореже.

— Я ее ненавижу, эту школу!

— Не надо так говорить. Там детишки, там миссис Поппер. Она вроде ничего…

— Она на ведьму похожа.

— Эми, ты перегибаешь. Одевайся, пошли. Мне еще мотор греть.

— И тебя я ненавижу!

Как всегда, упало сердце. Как всегда, потемнело в глазах. Как всегда, он справился.

— Жаль. Потому как я— то тебя ух как люблю.

— Сильно?

— Сильнее всего на свете. Больше неба.

— И больше звезд?

— И горячее солнца.

— Тогда ладно. Я тебя, па, вообще-то тоже люблю, просто… мне очень плохо без мамочки. Бабушка говорит, что ты уже скоро перестанешь по ней скучать, а вот я буду плакать по мамочке всю жизнь…

Как всегда, Джек ощутил острое и совершенно бессильное желание немедленно поехать в особняк Леруа и придушить тещу прямо на пороге дома. Так больше продолжаться не может. Значит, все к лучшему, и то, что Фрэнк позвонил той ночью…

— Эми, мне тоже плохо без нашей мамы. И я никогда не перестану по ней скучать, а плакать… знаешь, мужчины не плачут. К сожалению. Возможно, нам было бы легче.

— Так ты поплачь, па?

— Не могу. Меня так воспитали. А почему миссис Поппер — ведьма?

Они дошли до машины, болтая вполне по-дружески, и всю дорогу до школы тоже проболтали, но, когда Джек затормозил на стоянке, Эми вновь надулась и засопела. Джек перегнулся через спинку сиденья и сказал: