— Мы вообще-то хотели как лучше.

— Но могли бы и со мной посоветоваться. — Она снова начала вскипать. — Или хотя бы спросить, что я думаю по этому поводу. Ведь я неоднократно говорила на днях рождениях наших друзей, как глупо проводить подобные праздники по одному и тому же сценарию.

— Действительно говорила, — подтвердил Эдвард. — Странно, что мы не обращали на твои слова внимания.

— Давайте уже закроем эту тему, — нервно произнес Росс. — Если кто-то все же приедет этим вечером, в чем лично я сомневаюсь так же сильно, как и Валери, мы тихо поужинаем и посмотрим телевизор. Словно это самый обычный день.

— Отлично! — Валери с шумом отодвинула стул и встала из-за стола, так и не позавтракав. — Кто-нибудь кормил маму? Нет? Тогда я отнесу ей завтрак.

Она поспешила выйти, оставив в столовой недовольных братьев, которые еще долго будут ворчать и переживать. Несмотря на то что Валери было их ужасно жалко, она чувствовала облегчение. Наконец-то высказала все! Можно надеяться, что за год они ничего не забудут и на двадцатипятилетие младшей сестренки не решат устроить очередной «сюрприз».

Валери вошла в кухню, чмокнула старую кухарку Одри, к которой относилась как к родной бабушке, в щеку и достала из шкафчика поднос.

— Не торопись. Я положу на тарелку тосты, а ты пока достань масло, — Одри вытерла морщинистые руки полотенцем и встряхнула сковородку, на которой подрумянивались тонкие кусочки хлеба. Рене признавала только такие тосты — хорошо прожаренные, с корочкой. Хотя и их она в последнее время почти не ела.

— Ты не заходила к ней? — тихо, словно мать могла услышать ее слова, спросила Валери.

— Заглянула полчаса назад, — кивнула Одри. — Все было как обычно. Она сидела в своем кресле и вязала.

— Ума не приложу, куда нам девать еще один плед, — покачала головой Валери. — Это уже восьмой!

— Просто распусти его на нитки, — посоветовала кухарка. — Рене все равно не помнит, сколько их связала.

— Хорошая идея.

— Найди ей еще какое-нибудь занятие. Дай альбом с карандашами или принеси коробку с пазлами…

— Я пыталась подыскать ей другое развлечение, но… Она признает только вязание. А если отобрать у нее спицы — начинает капризничать, — сказала Валери и подумала, как это ужасно: говорить о собственной матери, как о маленьком несмышленом ребенке.

— Ну если ей так нравится…

Валери взяла поднос с едой и поднялась наверх. Она постучалась в дверь и бочком протиснулась в комнату матери. Рене действительно сидела за вязанием в кресле у окна, как и час назад. Как и вчера. Как и в прошлом месяце.

— Привет, ма! — Валери улыбнулась и поставила поднос на небольшой столик у кресла. — Как ты себя чувствуешь?

Рене все еще была красивой. После трагедии, произошедшей с ее мужем, отцом семейства, она сильно похудела, осунулась и стала выглядеть лет на десять старше, чем была на самом деле. Однако благодаря заботе, которой окружили ее дети, Рене снова обрела прежний вид. На ее впалых щеках красовался естественный румянец, как в молодости. Глаза блестели, хотя и были грустными. Волосы она сама укладывала каждое утро. На одежде — ни пятнышка. Однако все домочадцы знали, что Рене так хорошо стала выглядеть лишь потому, что смерть мужа стерлась из ее памяти.

Это пугало больше всего. Рене практически не выходила из своей комнаты, но не забывала следить за своим внешним видом. Она не звонила никому из своих старых знакомых, однако регулярно спрашивала об их делах у Валери. Рене словно пыталась оградить себя от всего, что может невольно напомнить о произошедшей трагедии. Какая-то часть ее понимала, что прошлого не вернуть, а мужа не воскресить. Однако признавать это Рене отказывалась. Она жила в своем вымышленном мирке и не собиралась возвращаться в мир реальный.

Братья нанимали психологов, возили Рене к психиатрам, но со временем поняли, что лучшее из всего, что они могут сделать для матери, — не трогать ее.

— Причешись, — ровным голосом произнесла Рене, на секунду перестав вязать и взглянув на дочь. — Сколько раз говорила тебе, что женщина должна быть аккуратной.

Валери провела рукой по взъерошенным волосам.

— Извини, мам. Я вообще-то причесывалась, но… давно. Выпьешь чаю?

— Нет, я ничего не хочу. — Снова тот же безразличный тон.

— Посмотри, какие аппетитные тосты приготовила Одри.

— Нет, благодарю.

— Я не уйду, пока ты не съешь хотя бы кусочек.

— Так не уходи.

Валери стиснула зубы, чтобы не закричать. Отчитывала ли Рене свою дочь или говорила о погоде за окном — голос был всегда спокойным и равнодушным. Она не злилась и не радовалась. Просто поддерживала беседу.

— У меня сегодня день рождения, — грустно сказала Валери, садясь на ковер у ног матери.

Рене кинула на нее бесстрастный взгляд.

— Я знаю. Прими мои поздравления. Братья уже готовят для тебя сюрприз?

— На этот раз вечеринки не будет. Дороги замело.

— Снег? В Мемфисе? — Хотя тон был вопросительным, не похоже было, чтобы Рене удивилась.

Валери пожала плечами и погладила рукой серо-синее полотнище — теплый плед, который мать почти довязала.

— Капризы природы.

Надолго повисло молчание. На столе остывал чай. Валери поняла, что Рене уже успела забыть о том, что кто-то есть в комнате.

— У меня день рождения!

— Да-да, — кивнула Рене.

— Ты сделаешь мне подарок? — громко спросила Валери.

Мать наконец опустила вязанье. Некоторое время она сидела неподвижно, глядя прямо перед собой, а потом нахмурилась. Валери возликовала. Даже такое проявление чувств было несвойственно Рене.

— Подарок? Конечно… У меня есть для тебя подарок.

Она хотела было встать, но Валери схватила ее за руки и усадила обратно в кресло.

— Ты не поняла, ма. Я хотела бы, чтобы ты поела: вот это и станет твоим подарком. Хорошо?

— Поела? Что за ерунда! Я купила тебе что-то чудесное… — Рене все-таки поднялась и неверной походкой направилась к шкафу. — Подожди-ка…

Валери подавила вздох. Разумеется, никакого подарка не было и в помине. Рене не помнила о днях рождения своих детей, зато регулярно посылала открытки своим знакомым, поздравляя тех со всевозможными праздниками. Однако иногда на мать снисходило вдохновение. Она принималась рыться в шкафу — вот как сейчас, — уверяя, что «купила» накануне какой-то подарок.

Рене доставала из ящика свои шкатулки, в которых хранила драгоценности, письма, красивые пуговицы… Вскоре на полу образовалась целая гора коробочек. Валери терпеливо ждала. Она знала, чем это закончится.

Через несколько минут Рене вдруг застыла как изваяние, посмотрела на открытые ящики шкафа, потом на коробки и… принялась все распихивать по местам.

Вернувшись в кресло, Рене снова принялась вязать, а Валери протянула ей чашку с чаем.

— У меня день рождения, мама. Пожелай мне что-нибудь.

Хитрость удалась. Рене, напрочь позабывшая о том, что случилось пять минут назад, приняла из рук дочери чашку и растянула губы в неестественной улыбке.

— Будь хорошей девочкой, моя дорогая.

Валери удалось всунуть в руку матери тост, намазанный джемом. Рене покорно съела кусочек хлеба, а потом еще и несколько долек апельсина. О том, как быть с обедом, Валери даже думать не хотела.

Когда она снова спустилась в столовую, братья уже стояли в холле, отряхиваясь от снега.

— Ну что, все расчистили? Наверное до самой Филадельфии дорожку проложили, — ядовито сказала Валери.

— Очень смешно! — фыркнул Эдвард. — Мыто хоть работали. А что делала ты?

— Я покормила маму.

Лица братьев сразу же стали серьезными.

— И как успехи? — спросил Джаспер.

Валери продемонстрировала поднос с наполовину пустыми тарелками.

— До вечера дотянет. А потом придется запихивать в нее еду насильно. Так что там с погодой?

— Еще хуже стало, — посетовал Росс, снимая теплые ботинки и вытрясая из них снег прямо на соломенный половичок. — Мы дошли до калитки, а когда обернулись, то обнаружили, что следов нашей работы уже не видно. Нас ждет тихий семейный ужин, вот что я могу сказать.