Нас, как всегда, ожидал теплый прием со стороны доктора, миссис Кэмборн и их дочерей-близнецов. Близнецы были так похожи, что мне редко удавалось отличить их друг от друга. Я любила наблюдать за ними и при этом всегда спрашивала себя, что может чувствовать человек, рядом с которым постоянно находится некто, как две капли воды похожий на него. В их именах, а их звали Фейт и Хоуп [3], мне казалось, была заключена некоторая ирония. Отец часто сожалел в шутку, что у доктора и его жены не родилась тройня. Тогда к ним прибавилась бы и Черити [4].

Хоуп была смелее сестры. Когда кто-то обращался к обеим сестрам, всегда отвечала именно она, Хоуп. Фейт во всем полагалась на нее. Прежде чем вымолвить хоть слово, она всегда оглядывалась на сестру, как бы ожидая поддержки. Я часто думала, что между ними были поровну распределены все человеческие достоинства и недостатки.

Хоуп была способнее в учебе и всегда помогала Фейт, которой науки давались с большим трудом. Фейт была очень аккуратной и, по словам их матери, постоянно устраняла беспорядок, который оставляла после себя Хоуп. Фейт была талантливой рукодельницей, Хоуп не умела делать ничего.

— Я так рада, что они любят друг друга, — часто повторяла их мать.

То, что между ними существует некая мистическая связь, как это часто бывает с близнецами, не вызывало у меня ни малейших сомнений. Они были совершенно одинаковыми внешне и в то же время такими разными. Мне казалось, было бы интересно написать их портреты и посмотреть, что получится. Часто случалось, что на миниатюрном портрете, как по волшебству, проявлялись затаенные черты характера изображаемого человека.

Дик Мэдоуз много говорил о себе. Он уже почти окончил учебу и собирался начать подыскивать себе приход. Очень способный молодой человек, думала я. Несомненно, он опередит жениха Иви.

Франческа Мэдоуз была спокойной и здравомыслящей девушкой. Казалось, жизнь ее вполне устраивает, так что она с удовольствием занималась церковными делами и домашним хозяйством.

Это был самый обычный вечер, ничем не отличавшийся от множества других. По пути домой я размышляла над тем, какая же все-таки обыденная у меня жизнь… как, впрочем, и жизнь всех окружающих. Я легко могла представить себе Франческу пожилой женщиной, по-прежнему занятой заботами о хозяйстве отца-священника. Именно такая жизнь и была ей уготована. А что ожидало меня? Бесконечно долгие и однообразные годы, проведенные в маленькой деревушке, где мое светское бытие будет ограничиваться вечерами, подобными сегодняшнему? Что ж, в принципе, такая жизнь могла быть достаточно приемлемой. К тому же меня окружали бы люди, к которым я искренне привязана…

Но неужели же я тут и состарюсь?

Мне почему-то было очень грустно. Иногда, оглядываясь назад, спрашиваешь себя, не предвидела ли я тогда, пусть на уровне подсознания, все те события, которым уже было предназначено разрушить до основания мою мирную жизнь.

Меня все больше охватывало смутное беспокойство. Когда отец возвращался из поездок за рубеж, я забрасывала его вопросами. Он бывал при прусском и датском дворах, а также при самом пышном из всех — дворе Наполеона Третьего и его обворожительной супруги, императрицы Евгении. Он описывал величие этих дворов, манеры и обычаи знатных вельмож, сильных мира сего. Его описания были такими красочными, что я будто воочию видела богатые фиолетовые и золотые одеяния особ королевской крови, мягкие пастельные тона французских особняков и более грубые сочетания цветовых пятен при германских дворах. Мне безумно хотелось посмотреть на все это своими глазами. Моей тайной мечтой было добиться признания в качестве великой художницы, ни в чем не уступающей своему отцу, а вслед за признанием посетить весь этот сказочный мир. Родись я мужчиной, вполне возможно было бы на это рассчитывать, но я была заточена в женское тело и пребывала в том мире, который мужчины создали только для себя. У женщины в нем имеется свое особое предназначение. Она необходима для воспроизводства рода, и при этом служит весьма приятным развлечением. Кроме того, она является живым украшением дома своего повелителя, помогает ему решать жизненные проблемы, поддерживает его в трудные минуты, но всегда стоит несколько позади, чтобы каким-то образом не затмить, упаси боже, сияющее величие главного действующего лица.

Вершиной моих притязаний было Искусство. Однако, когда я обнаружила, что мои миниатюры ценятся столь же высоко, как и миниатюры моего отца, но только лишь потому, что их авторство приписывается ему, я была взбешена и возмущена до глубины души несправедливостью и тупостью окружающего мира. Теперь мне стало понятно, почему некоторые женщины столь категорически отказываются следовать сложившимся стереотипам и признавать мужское превосходство.

Когда мы в тот вечер вернулись домой, нас там с нетерпением ожидал Джеймс Кэллум.

— Приношу свои извинения за столь поздний визит, мистер Коллисон, — поклонился он, — но мне совершенно необходимо было увидеть Иви.

Он был так взволнован, что с трудом произносил слова. Иви подошла к нему и попыталась успокоить, взяв за руку.

— Что случилось, Джеймс? — спросила она. — Ты… получил приход!

— Увы, нет. Но я получил… предложение. Все зависит от того, что по этому поводу… думает Иви…

— В таком случае, быть может, имеет смысл все это ей рассказать, и тогда уже узнать, что она думает, — вполне резонно заметила как всегда практично мыслящая Иви.

— Вот как обстоят дела, Иви. Мне предложили ехать в Африку… в качестве миссионера.

— Джеймс!

— Да, и они считают, что я должен ехать туда с женой.

Увидев радость на лице Иви, я даже не осмелилась взглянуть на отца, так как знала, что он сейчас пытается справиться с весьма разноречивыми чувствами.

— Иви… но это же прекрасно! — услышала я его голос. — Ты будешь просто великолепна! Я не сомневаюсь, что ты сможешь их всех там держать в руках!

— Иви… — голос Джеймса дрогнул, — ты не сказала…

— Когда мы едем? — с улыбкой поинтересовалась Иви.

— Боюсь, у нас очень мало времени. Предлагают ехать через месяц, если только это, разумеется… возможно.

— Необходимо срочно поместить объявление о предстоящем бракосочетании. Кажется, это делается за три недели до свадьбы, — вмешался отец.

Я подошла к Иви и обняла ее.

— Не знаю, как мы будем без тебя жить, но ты будешь счастлива. Это именно то, что тебе нужно. Ах, Иви, ты заслуживаешь самого лучшего!

Мы замерли, обнявшись. Это был один из редких моментов, когда Иви позволяла себе выказать всю глубину своих чувств.

Наша проблема сразу же стала насущной проблемой Иви, и это было вполне в ее духе. В круговороте приятных хлопот и спешных сборов она не забывала и о нас.

Никогда прежде я не видела ее такой счастливой. Она много читала об Африке и была исполнена решимости вместе с Джеймсом преуспеть в своей новой миссии.

— Видите ли, ему предстоит занять место другого священника, который приехал домой погостить, а у него обнаружили туберкулез. Теперь он не может вернуться в Африку. Но благодаря этому у Джеймса появился шанс.

— Он этого заслуживает. И ты тоже.

— Все так удачно складывается. Дик Мэдоуз будет пока что помогать отцу. Не правда ли, это просто чудо? Единственное, что меня беспокоит, так это вы… Я много о вас думала, и вдруг вспомнила о Клэр.

— Кто такая Клэр?

— Клэр Мэсси. Хочешь, я ей напишу? Знаешь, мне кажется, она — это то, что вам нужно. Я не видела ее уже много лет, но мы переписываемся в канун каждого Рождества.

— Расскажи о ней.

— Ну, мне кажется, она вам подойдет. Перед прошлым Рождеством Клэр сообщила, что у нее умерла мать. Она ухаживала за ней много лет. Знаешь, как это бывает… младшая дочь… ей ничего другого не оставалось. Все остальные живут своей жизнью, а ей приходится ухаживать за стареющими родителями… У нее еще есть сестра. Она вышла замуж и уехала за границу. Изредка дает о себе знать… В последнем своем письме Клэр высказывала предположение, что, возможно, ей придется искать работу.